Но Ольга девушке не ответила. Она смотрела как из кустов на насыпь выбирается грязный, взлохмаченный человек. Рукав его помятого плаща был оторван и свисал с плеча, брюки и ботинки промокли насквозь, видимо, он всю ночь провёл под проливным дождём.

– Ой, батюшки! Да на нём же живого места нет! – ахнула Нина Григорьевна, старушка-торговка из Заречного.

Действительно, правый глаз мужчины сильно заплыл, на щеке запеклась кровь, а губы дрожали то ли от боли, то ли от холода.

– Ты откуда взялся, сердешный? – спросила его Григорьевна, когда он, пошатываясь, подошёл поближе.

Мужчина мотнул головой:

– Люди добрые… Помогите… С ночного поезда… Отстал. Все вещи там остались. Мне бы всего сотку, до города доехать. Помогите, а…

Женщины принялись качать головами и перешёптываться, но на просьбу незнакомца никак не отреагировали. Постояв немного, он отошёл в сторонку, подальше от всех, и сел прямо на насыпь, уткнув лицо в колени.

– Картёжники это орудуют, – негромко пояснила Любаше тётя Оля. – Проигрался работяга, видать, вот они его с поезда и скинули. Хорошо хоть жив остался. Пусть за это Бога благодарит. Что им только надо, дуракам таким? Дома жена, дети, заработал денежку, дуй домой по-тихому. Нет, он в поезде в карты играет. Вот теперь пусть посидит, подумает!

Ольга махнула рукой в сторону хлебнувшего горя бедолаги и снова взглянула на Любу:

– Давай своё молоко! Куплю у тебя, чего уж…

Но Люба, с жалостью смотревшая на несчастного мужчину, поднялась, взяла молоко и направилась к нему. А когда подошла, протянула ему бутылку и достала из кармана свёрток с пирожками, который бабушка приготовила специально для неё:

– Дядь! – тронула она его за плечо. – Вы же голодный. Вот возьмите, поешьте. Скоро придёт электричка, но вы успеете. Ещё десять минут есть точно.

Она отстегнула булавку и вытащила сторублёвую купюру:

– А это вам на дорогу. Больше дать не могу, извините. Но этого вам хватит.

– Спасибо, дочка, – мужчина с благодарностью принял всё, что она дала. И вдруг кивнул на внимательно следивших за ними женщин: – Добрая ты. Не то, что эти… Как говорится, народу много, людей мало. А ты – человек. И дай тебе Бог…

Люба улыбнулась:

– И вам тоже!

Она повернулась, кивнула на прощание качающей головой тёте Оле и побежала вниз по тропинке. Но, прежде чем совсем уйти с полустанка, обернулась. Мужчина с жадностью ел пирожки, запивая их молоком, но заметив, что Люба смотрит на него, поднял руку и помахал ей на прощание. Она ответила ему таким же жестом и побежала по дорожке, чувствуя, как душу наполняет странное чувство необычайной радости.

***

Вернувшись домой, Люба всё рассказала бабушке и отдала ей заработанные деньги.

– Душевная ты у меня, Любаша, – похвалила её старушка. – Я, может, потому и на свете зажилась, что ты меня своим теплом пригрела.

– Что ты, ба! – воскликнула девушка. – Это ты меня пригрела. Я ведь помню, как мама привела меня к тебе и сказала, что я ей не нужна.

– Неужели помнишь? – ахнула Анфиса.

– Ещё бы! – усмехнулась Люба. – Я тогда чуть не умерла, когда бежала за ней по лесу. А она ругала меня на чём свет стоит и с такой злобой кричала на меня, что мне иногда до сих пор снится её голос.

– Любаша… Может быть, ты когда-нибудь поймёшь её, – вздохнула Анфиса. – У мамы была тяжёлая жизнь…

– Да? – девушка резко повернулась к ней. – А у тебя?! У тебя она была лёгкой? Но ты же приняла меня и Соню, когда ей было плохо. Нет, бабулечка. Я никогда её не пойму и матерью называть не хочу, хоть она и выносила меня. Ты мне и бабушка, и мать. И не говори мне больше о ней, я тебя очень прошу!

Анфиса отвела взгляд в сторону. Её губы дрожали. Она вдруг именно сейчас осознала, как выросла Люба. Вот она стоит перед ней, смуглая и худенькая, но такая взрослая, как будто ей не пятнадцать, а двадцать лет. Сама же Анфиса за последние годы словно стала меньше, усохла, как печёное яблоко. Теперь все её лицо было изрыто глубокими морщинами, а волосы совсем побелели. И силы в руках почти не осталось.

– Слава Богу, внученька, – заговорила снова Анфиса. – Дал он мне время поднять тебя на ноги. Теперь ты и без меня справиться сможешь.

– Ты что это, ба?! – воскликнула Люба, бросаясь к старушке. – А ну-ка не пугай меня! Держись за меня, я тебя отведу на кровать. Плохо, да? Бабуля! Давай я не пойду в школу, останусь с тобой. Ложись, ложись! Сейчас я дам тебе лекарства!

– Ничего не надо, – помахала рукой Анфиса. – Таблетки принеси, выпью и полежу немного. А ты иди в школу. Придумала пропускать. Я каждый день себя так чувствую. Что ж тебе теперь не учиться что ли?

– Ба! – в голосе Любаши послышался упрёк.

– Иди-иди! – настойчиво повторила Анфиса. – Ишь, что придумала!

***

– Ты что опаздываешь? – спросила Любашу Катя Семенова, её лучшая подруга, с которой она с первого класса сидела за одной партой.

– Потом расскажу, – шепнула Люба, выкладывая из сумки на парту тетрадь и поглядывая на учительницу, писавшую на доске число и тему урока. – Бабушке было плохо.

– А-а-а, – кивнула Катя.

– Слушала вчера Европу Плюс? – тихонько спросила подругу Любаша и округлила глаза. – Женни Шаден вчера о таком рассказывала. Я обалдела…

Девушка наклонилась и стала пересказывать ночной эфир, который прослушала от начала и до конца и потому не выспалась.

– Кошкина! – резкий окрик учительницы заставил Любашу отшатнуться от Кати и выпрямиться. – Мало того что опять опоздала, ещё и урок мне будешь мешать вести!

– Да я же ничего, Валентина Ивановна, – пожала плечами Люба.

– Она же кошка, которая гуляет сама по себе, – послышался ехидный голос с первой парты. Люба резко повернулась и встретила насмешливый взгляд круглой отличницы и самой модной девчонки в школе Анжелы Гусевой.

– Шипи-шипи, гусиха, – мгновенно отозвалась Люба. – Смотри только, чтобы от шипения твои перья не повылезали!

– Кошкина!!! – снова прикрикнула на Любашу учительница, словно не замечая слов Гусевой.

Это Любу нисколько не удивило. Отец Анжелы был директором этой школы, и все учителя с первого класса старательно тянули девочку, завышая ей оценки.

Презрительно фыркнув, Люба открыла тетрадь и принялась записывать число.

– Она в новых «Мальвинах» пришла, хвасталась тут всем, – прошептала Любе Катя. И добавила с явно слышимой в голосе завистью: – Посмотришь на перемене. Ве-е-ещь…

Любаша не ответила подруге, но так сильно сжала ручку, что та хрустнула в её ладони. Девушка всем своим сердцем терпеть не могла отличницу-одноклассницу, которая всегда была надменной и чванливой. Ещё бы! Единственная дочь в семье, любимица папочки! Белокурый голубоглазый ангелочек с пухлыми губками. Все мальчишки сходили по ней с ума. Но Люба знала, какая чёрная душа у этого ангела и никогда не давала ей спуска, отказываясь подчиняться влиянию Анжелы. За это Гусева всегда ненавидела Любу и частенько показывала ей своё превосходство, откровенно смеясь над ней.

***

На перемене, когда все отправились в школьную столовую, Анжела намеренно обогнала Любу, толкнув её, и пошла впереди, виляя задом, чтобы продемонстрировать вышитый зелёными и красными нитками логотип модных джинсов.

– Смотри, занесёт на повороте! – не удержалась Люба.

– Льготникам слова не давали! – мгновенно отозвалась та.

Краска бросилась Любе в лицо. Анжела снова надавила на её самое больное место. С первого класса Люба и Катя питались по категории детей из малообеспеченных семей. Любу воспитывала бабушка, а Катю только мама, отец девочки умер, когда ей было всего пять лет. Государство брало на себя заботу о таких детях, и сначала они питались в школе совсем бесплатно, а потом, в старших классах платили за обед намного меньше, чем остальные школьники.

Анфиса и Наталья, бабушка и мама девочек радовались такой возможности, Катя тоже не считала это чем-то зазорным, а вот Люба принимала такое положение дел как унижение. Льгота по питанию как бы подчёркивала, что она, Люба не только малоимущая, но ещё и никому не нужная, лишняя для всех. Почему у всех есть семьи, есть любящие папа и мама, а у неё нет? Конечно, девочка искренне любила Анфису, но она была ей всего лишь бабушкой…

Взяв свои порции, Люба и Катя сели за свободный столик, тихонько обсуждая ночной эфир скандально известной ведущей модной радиостанции, когда Люба услышала громкий голос Анжелы:

– С ума сошёл, Валерик! Какая область? Я буду поступать в Москву! На журналиста! Я же вам не Кошкина, на полустанке пирожками торговать!

Люба встала.

– Да не трогай ты её! – дёрнула подругу за рукав Катя, но Любаша уже подошла к Гусевой и наклонилась к ней.

– Что ты сказала?

– Ой, а ты слышала? – усмехнулась Анжела.

– Ой, а ты облилась? – Люба, подняв над её головой полный стакан томатного сока, вылила его на обомлевшую девушку.

Густая, остро пахнувшая жидкость быстро потекла сначала по начёсанным белокурым волосам Анжелы, потом по светлой блузке и, наконец, стала оставлять коричневые полосы на новеньких джинсах девушки.

– А-а-а!!! – закричала Анжела, вскакивая и только теперь понимая, что произошло. – Что ты наделала, дура?!

Вокруг них стала собираться толпа, прибежали учителя, тут же принялись выяснять, что произошло. Но Люба видела перед собой только разгневанное лицо директора, вышедшего из своего кабинета на шум. Увидев, в каком состоянии находится дочь и, выслушав её, Гусев повернулся к Любаше:

– Если ты не прекратишь приставать к моей Анжеле, я тебя посажу в тюрьму, дрянь такая! И мне всё равно, что твоя бабка-уголовница полжизни отсидела за убийство! Тебя она, смотрю, такой же воспитала! Все вы – гнилое семя…

Глава 3

Смысл слов директора школы дошёл до Любы не сразу, но, когда она поняла, что он сказал, девушка задохнулась, как от удара под дых, потому что сразу поверила ему. Бабушка Анфиса кого-то убила и за это долго сидела в тюрьме! Но это же просто ужасно!

Любаша медленно обвела взглядом всех присутствующих. Ей вдруг захотелось убежать, остаться одной, спрятаться, чтобы никто не видел, как она пытается справиться с новым позором, обрушившимся на неё.

А толпа притихла, заворожённо наблюдая, как опускаются плечи Любы, будто кто-то положил на них невидимый груз. Все стояли и молча ждали её слёз, оправданий, уверений, что это не так. И директор тоже надеялся, что она сейчас бросится к нему, будет плакать и извиняться перед ним и его дочерью.

Но Люба вдруг выпрямилась и высоко вскинула голову:

– А хоть бы и так! – громко, чтобы все слышали, произнесла она. – Если она кого-то и убила, значит, это был очень плохой человек! И заслуживал этого! Как вы, Лев Валерьянович!

– Что-о-о??? – вспыхнул униженный словами вздорной девчонки директор школы. – Ты мне угрожаешь?

Люба дерзко рассмеялась:

– Ну что вы! Разве я могу вам угрожать? Вы взрослый сильный мужчина, директор! А я ещё совсем ребёнок. Не бойтесь меня. Я же вас не боюсь!

В это время прозвенел звонок на урок, и Люба повернулась к застывшей рядом с ней Кате:

– Ты поела? Пойдём, а то на литературу опоздаем… У нас же сочинение!

Толпа расступилась, пропуская подруг. И даже директор шагнул в сторону, чтобы Люба не задела его. Порции обеих девочек остались на столе нетронутыми…

Анжела в тот день в школу не вернулась. А вот Люба спокойно отсидела все уроки, написала сочинение, вышла отвечать к доске, получила твёрдую четвёрку по истории. И только расставаясь с Катей, вздохнула:

– Надо же, какой дурацкий сегодня день. У меня просто голова идёт кругом.

– Ты молодец, я бы так не смогла, – не сдержала своего восхищения подругой Катерина. – Я думала, что ты просто убежишь, когда Лёвка набросился на тебя.