Марксизм – целостное мировоззрение. Этот взгляд на мир в первую очередь подразумевает, что человеческое общество развивается, причем в соответствии с определенными закономерностями, то есть уместно говорить о более и менее развитых обществах, о прогрессе. «Развитость» общества определяется господствующим в нем способом производства, то есть тем, как много товаров и услуг общество способно произвести за определенный период времени.

Движущей силой развития человеческих обществ является стремление людей жить лучше. С древнейших времен самый надежный способ обеспечить себе лучшую жизнь – заставить других людей работать на себя. Чтобы этого добиться, люди объединяются в группы и уже группами борются друг с другом. «Классы – это такие группы людей, из которых одна может себе присваивать труд другой, благодаря различию их места в определенном укладе общественного хозяйства»^[2].

Открытое насилие постепенно уступает место экономическому принуждению – когда ты заставляешь других людей делать то, что тебе нужно, не прямыми угрозами, а захватывая какие-нибудь ресурсы, которые нужны им для существования.

В промышленно развитом обществе основным средством производства являются машины, механизмы и оборудование. Люди, владеющие ими, принадлежат к классу буржуазии, а не владеющие – к классу пролетариев (наемных работников). За право доступа к средствам производства пролетарии продают единственный ресурс, который у человека нельзя отобрать, – свою рабочую силу. Они используют средства производства, чтобы с их помощью производить все блага мира, включая сами эти средства производства. Бо́льшую часть результатов их труда буржуазия присваивает себе. Насколько большую – решается в борьбе между пролетариями и буржуазией, которая обычно выражается в торге о величине заработной платы, но может принимать и форму вооруженных протестов.

Взаимоотношения людей по вопросу производства, а главное – присвоения необходимых для жизни благ определяют все остальные стороны общественной жизни, утверждает марксистская доктрина. Политический строй, нормы морали, законы и даже культура в обществе в конечном счете определяются тем, какую форму принимают экономические отношения между классами, как распределяется общественное богатство. Следовательно, чтобы изменить общество, нужно изменить экономические отношения.

В «Манифесте Коммунистической партии» указывалось, что с развитием капитализма пролетарий работает все больше и больше и живет все беднее и беднее^[3]. Поэтому пролетарии могут улучшить свою жизнь, только уничтожив нынешний (капиталистический) способ присвоения.

Для этого нужно, чтобы средства производства перешли в общественную собственность, то есть чтобы не было больше групп людей, которые бы могли навязывать всем остальным свои порядки относительно права доступа к машинам, оборудованию и технологиям. Поскольку нынешний господствующий класс, разумеется, будет сопротивляться такому переделу, чтобы не потерять свою власть и уровень жизни, и поскольку государство, его полицейский аппарат и его законы сформированы господствующим классом, мирно и законно уничтожить частную собственность на средства производства не получится.

Поэтому коммунисты (а коммунисты – самая решительная часть рабочих партий всех стран, «у них перед остальной массой пролетариата преимущество в понимании условий, хода и общих результатов пролетарского движения») ставят себе задачей «формирование пролетариата в класс, ниспровержение господства буржуазии, завоевание пролетариатом политической власти» [19, C. 46].

Предвижу недоумение: зачем формировать пролетариат в класс, если он и так класс? Здесь имеется в виду осознание наемными работниками своего места в обществе и своих действительных экономических интересов, их сплочение для коллективных политических действий, то есть формирование у пролетариев классового сознания.

После завоевания политической власти «пролетариат использует свое политическое господство для того, чтобы вырвать у буржуазии шаг за шагом весь капитал, централизовать все орудия производства в руках государства, то есть пролетариата, организованного как господствующий класс, и возможно более быстро увеличить сумму производительных сил» [19, C. 54].

В результате все производство (в идеале – все мировое производство) сосредоточится в руках «ассоциации индивидов», а если больше не будет классов (групп людей, обладающих властью присваивать результаты труда другой группы), то не станет ни государств, ни наций. Раз больше не будет возможности обогатиться за чужой счет, то значит, для повышения качества жизни любого человека нужно будет повысить качество жизни всех людей. В новом обществе «свободное развитие каждого является условием свободного развития всех».

После 25 октября (7 ноября) 1917 года политическая власть пролетариатом (точнее, большевиками, которые считали, что действуют от имени пролетариата) была завоевана.

Настал момент, чтобы отобрать у буржуазии средства производства, централизовать их в руках государства и увеличить «сумму производительных сил».

Как именно большевики это собирались сделать, было описано Лениным в книге «Государство и революция». Он указывал, что государство является основным инструментом буржуазии по угнетению трудящихся, поэтому старый государственный аппарат обязательно надо сломать, разбить и заменить новым, состоящим из сознательных рабочих.

Когда сопротивление буржуазии будет подавлено, государство станет отмирать – но не в том смысле, что исчезнет всякая централизованная власть: исчезнут функции угнетения и принуждения, останутся только функции организации совместной деятельности. Чтобы новые госслужащие не обюрократились и не встали над обществом, необходимо, чтобы они были выборными, сменяемыми, подотчетными, а их зарплата не превышала зарплаты рабочего.

Общество, предполагал Ленин, будет представлять собой рабочую корпорацию, сеть производственных коммун, причем максимум государственных функций надо будет передать на места, развить в коммунах местное самоуправление, а государство (точнее, центральная власть) будет существовать только в качестве объединенного действия коммун в тех областях общественной жизни, где оно необходимо.

Правда, пока не будет достигнуто изобилие, придется вознаграждать граждан не по потребностям, а по труду, для чего необходимы учет и контроль за мерой труда и мерой потребления. Учет и контроль станут теми общественными функциями, которые будут выполняться большинством народа по очереди.

Ленин специально указывал, что в переходный период новое, состоящее из сознательных рабочих государство имеет право принуждать не только бывшие эксплуататорские классы, а вообще всех, вовлекая все общество в построение социализма. Это принуждение означает диктатуру пролетариата по отношению ко всем остальным классам и даже по отношению к «несознательным» пролетариям.

По мере изживания эксплуатации, нищеты и неграмотности все больше трудящихся будут хотеть и уметь участвовать в общественной жизни. Ленин считал, что возможен добровольный централизм, когда всякое принуждение станет излишним, так как сознательные граждане будут сами соглашаться с наиболее логичным решением.

Помимо этих «общекоммунистических» задач новому правительству во главе с В.И. Лениным, образованному Вторым всероссийским съездом советов 26 октября (8 ноября) 1917 года, предстояло решать и задачи, проистекающие из специфики той ситуации, в которой это новое правительство начало действовать.

Ситуацию эту хорошо описал сам Ленин в статье «Грозящая катастрофа и как с ней бороться», написанной в сентябре 1917 года: «России грозит неминуемая катастрофа. Железнодорожный транспорт расстроен неимоверно и расстраивается все больше. Железные дороги встанут. Прекратится подвоз сырых материалов и угля на фабрики. Прекратится подвоз хлеба… Катастрофа невиданных размеров и голод грозят неминуемо… Дошло до массовой безработицы… Мы приближаемся к краху все быстрее и быстрее, ибо война не ждет, и создаваемое ею расстройство всех сторон народной жизни все усиливается» [20, C. 155–156].

Такие оценки могут выглядеть политическим алармизмом, так что обратимся к объяснению механики развития разрухи, которое привел в своей книге «Послевоенные перспективы русской промышленности» директор Московского теплотехнического училища Василий Гриневецкий, написавший ее в 1919 году в Харькове, спасаясь от большевиков, и в симпатиях к ним обвинен быть не может. Большевики переиздали книгу Гриневецкого в 1922 году со всеми ругательствами в свой адрес, так как считали ее исключительно важной.

В этой работе Гриневецкий обобщил как причины поражения России в войне («Мы побеждены не силой оружия, не мощью врага, а собственной политической незрелостью, некультурностью и духовной слабостью» [21, C. 3]), так и ближайшие задачи восстановления и развития промышленности, большинство которых вошли в первую сталинскую пятилетку. Это не означает, конечно, что никто из большевиков и пошедших к ним на службу «буржуазных специалистов» не смог придумать ничего умнее, – основные направления реконструкции промышленности уже в период революции были понятны всем более или менее компетентным специалистам.

По оценке Гриневецкого, в 1908 году 58 % стоимости выпуска крупной промышленности приходилось на текстильные и пищевые производства. При совокупном выпуске промышленности в 3716 млн рублей (после исключения двойного счета) выпуск машин составлял в 1908 году всего 47 млн рублей. Нехватка оборудования покрывалась за счет импорта и усиления эксплуатации рабочих. Так, по числу хлопкопрядильных веретен на душу населения Россия отставала от Германии в 2,7 раза, а по выпрядке на веретено превосходила ее в 1,5 раза, и явно не из-за того, что в России были более автоматизированные хлопкопрядильные машины. Вообще, по душевой выработке на веретено Россия из рассматривавшихся в книге Гриневецкого стран отставала только от Японии и Индии, обгоняя все европейские страны. Иными словами, стратегией российского капиталиста было (при прочих равных) поставить поменьше веретен и посильнее прижать рабочих, чтобы имеющиеся веретена использовались максимально активно. Ввоз машин и точных изделий превосходил собственное производство более чем в два раза. С началом мировой войны этот канал покрытия потребности, разумеется, сократился, а нагрузки на оборудование возросли, что привело к быстрому износу основного капитала.

Второй составляющей грядущего кризиса стала странная динамика развития транспорта. По данным Гриневецкого, выпуск паровозов и подвижного состава с 1900 по 1912 год сократился на 15–20 %.

Добыча топливных полезных ископаемых (главным образом угля) развивалась достаточно бодро, увеличившись за пять лет, с 1908 по 1913 год, на 42 %, однако этого все равно не хватило для снабжения промышленности, что привело еще в 1913 году к топливному кризису и росту стоимости топлива на 75 % [21, C. 84]. Кроме того, в 1913 году 15 % потребности в топливе покрывалось за счет импорта. Еще столько же или чуть больше давал польский уголь. Рост добычи угля в основном был обеспечен развитием Донбасса, который увеличил свое производство с 1908 по 1913 год на 60 %.

Добыча прочего сырья также развивалась высокими темпами, однако все же отставала от потребностей промышленности. Выплавка чугуна выросла с 1900 по 1913 год на 60 %. Однако выплавка в Германии за тот же период времени выросла на 156 %, то есть в 2,5 раза. Верно, что в Российской империи перед мировой войной были высокие темпы роста, но также верно, что другие претенденты на мировое лидерство «бежали еще быстрее», из-за чего накапливалось относительное отставание.

Хлопчатобумажная промышленность до войны на 50 % работала на иностранном сырье. В военное время иностранные поставки упали, а в 1917 году рухнуло и отечественное хлопководство. При этом Гриневецкий отмечает, что до войны Россия тратила на иностранный хлопок до 17 % расходов на импорт, а теперь таким деньгам взяться неоткуда.