19 мая на день Пионерии тренеры взрослых команд и спортивные руководители города торжественно вручили нам медали и грамоты, а затем предложили записаться в футбольную секцию всей командой. Я ухватился за это предложение обеими руками, агитируя пацанов принять его. Кроме основных игроков уговаривал и ребят из нашего резерва. В итоге в конце мая толпой в 15 человек мы пришли и записались в футбольную секцию. Что говорить, футбол в те годы был самым популярным видом спорта, не требующим ничего, кроме мяча и пустыря.

Закончился учебный год и, как полагалось в это время, нас привлекли к трудовой повинности. Половину июня с утра до обеда мы ходили и оттирали школу, стёклышками чистя полы в коридорах, а вторые две недели выходили на поля местного колхоза, где пололи от сорняков помидоры. Затем возвращались домой на обед, после чего наша команда топала на футбольную тренировку. Кто-то из ребят уходил сразу после окончания занятий, а кто-то тренировался час или дольше. Я был в их числе. Оставаясь после основной тренировки, дополнительно пробивал штрафные и пенальти. Часто домой мы уходили вместе с Керей, поставившим своей целью освоить удары с обеих ног.

Сестра, несмотря на её протесты, снова поехала в пионерлагерь, только местный, расположенный на реке Урал. Женя окончил 10 класс, сдал выпускные экзамены и поступил в местный мелиоративный институт на факультет лесного хозяйства. Учитывая, что в Оренбургской области лесов не было вообще, я прикалывался над ним: «Жень, тебе родительской целины мало, ты решил вообще в тайгу переехать?» Он и сам не мог толком объяснить, чего его туда понесло. Наверное, там не было конкурса, вот и поступил, куда было проще.

В конце июня у нас закончилась школьная практика, и сотрудники секций ушли в отпуска. Футбол до сентября закрылся. Недолго думая, меня решили отправить к бабушке по маминой линии на Донбасс. Я бухтел:

– Вам чего, делать нечего? Лишь бы сына спихнуть подальше.

– Поезжай, Саша. Ты мальчик самостоятельный, не потеряешься, а нам требуется от вас отдохнуть.

Билетов на самолёт, как и купейных на паровоз не было из-за того, что народ массово ехал в отпуска на Чёрное море. Так что мы с трудом ухватили два плацкарта. Путь наш лежал в Дебальцево, где мы пересаживались на междугородний автобус и ехали до города Антрацит. Там в частном доме жили бабуля и мамин младший брат Борис. Мама провожала нас, а проводница поинтересовалась – мы едем одни или будут сопровождающие? На это я заявил, что вполне взрослый, чтобы высидеть двое суток в поезде. Она поухмылялась, но забрала билеты, и мы вошли в вагон. Помахав маме на прощание, расселись на своих местах, а там и поезд тронулся.

Как только паровоз выехал за город, на меня нахлынуло непередаваемое ощущение дороги, когда по рельсам размеренно стучат колёса, за окном проносятся леса или поля, а ты едешь к новым приключениям. Правда, романтика путешествия портилась антуражем. Сестре нравилось ехать под стук колёс, а я изнемогал от такого безобразного отношения к людям: на улице стоит летняя духота – откроешь окно, так сильно дует в голову, что на верхней полке невозможно лежать, а на нижней – шею начинает ломить, а закроешь – приходит «Африка». Можно подумать, что делать комфортные поезда для своих же людей являлось великой проблемой. Тем более, что сейчас были не послевоенные 40-е, а уже 60-е годы. Несмотря на свои приключения в разных эпохах, моей старой, повидавшей виды, душе хотелось комфорта, которого для обычных людей правительством не предусматривалось.

Наконец, пришло время ужина. Народ открывал свои закрома и по вагону разнёсся запах еды. Мы тоже решили откушать, достав жареную с хрустящей корочкой курочку, варёные яйца и картошку, заедая все это свежими огурцами с мягким хлебом. Еды мама наложила, словно ехали не дети, а компания из четырёх мужиков. Сестра немного поклевала, а мне пришлось героически бороться с курицей, чтобы она не пропала. В итоге, я лежал на полке настолько объевшийся, что с трудом переворачивался с боку на бок. Первая ночь прошла спокойно.

На следующий день мы одолели остальные положенные мамой пищевые запасы, а затем я покупал на полустанках и перронах городов домашние пирожки с яблоками или картошкой, фрукты и мороженое. Поскольку телевизоры стоили дорого, а велосипеды в магазинах расхватывали очень быстро, заработанные прошлым летом деньги я особо не тратил, храня в тумбочке. И вот сейчас на руках имел целых 50 рублей.

Утром третьих суток наш паровоз дотарахтел до станции Дебальцево. Там мы перешли на городскую автостанцию, сели в неудобный и узкий автобус "Лаз" и отправились в конечную точку нашего пути. На автостанции нас встречал дядя Боря – весьма импозантный 30-летний мужчина.

– Здравствуйте, путешественники!

– Привет, дядь Борь.

Пока шли от станции пешком через железнодорожный переезд, болтали:

– Как вам живётся на Целине? Сашка, подрос ты!

– Живётся, как всем. Раз уж занесла туда судьба, пришлось адаптироваться. Расту помаленьку, на футбол записался, а наша команда выиграла городские соревнования. А Ольга лёгкой атлетикой занимается.

– Что с квартирой?

– Пока никак, «нема» для нас квартир.

– Говорил же твоей маме, что ерунду придумали. Эх, да что теперь вспоминать!

– Ничего, проживём. Хоть там и нет ничего интересного, но приезжай в гости. Глядишь, понравится, и сам переедешь.

– Ха-ха, шутник ты, Сашка.

Вскоре мы дошли до улицы, по которой с юга страны на север и обратно ехал весь междугородний транспорт. Объездных дорог вокруг небольших городков почему-то не делали, отчего все транзитные грузовики и автобусы катили через город. Мы остановились возле калитки, и зашли внутрь. Перед моим взором раскинулся обычный двор с садом и огородом в шесть соток, в углу которого стоял обшарпанный саманный дом. Здесь родилась и провела детство моя мама. Жили дядя и его мама, моя бабушка, в доме, состоящем из трёх комнат: большого зала, кухни и длинного коридора. Странно, со стороны дом показался мне больше. Дядя пояснил:

– Там есть отдельный вход и ещё пара комнат. Мы сдаём их квартирантам. Кстати, там живёт твой сверстник Серёга, может, вы подружитесь. А дальняя половина дома принадлежит соседке. Ты с ней особо не общайся, потому что после смерти мужа она потихоньку спивается.

– А где бабуля?

– Какая? А-а-а, твоя! На рынок пошла.

Вскоре пришла бабуля – настоящая крестьянская женщина. Так я впервые увидел свою бабушку, а вот Ольга видела её раньше. Бабуля оказалась спокойной, не любящей суеты, тёткой лет 60-ти. Жизнь у неё была тяжёлой: ранний крестьянский труд, затем нищета первой мировой войны и революции, трудные 20-е и 30-е годы, когда приходилось поднимать троих детей. Её муж, мой дед, умер, когда моей маме было 17, а дяде Боре всего 9 лет. Затем была Великая отечественная и жизнь при фашистской оккупации. Так что стойкие и сильные духом были люди того поколения.

А затем потянулись дни моей курортной жизни на Украине. Меня интересовал вопрос, почему мы едем в Германию, но на Украину. Возможно, это связано с историей. «Цивилизованные» поляки называли территории Заднепровья окраиной или украиной, какими эти земли и являлись для Польши. Как люди обычно говорят об этом месте: «Пойду на окраину, а не в окраину». Вот так исторически и прижилось такое сочетание этого слова и предлога. А то, что вся заднепровская и приднепровская Новороссия получила название Украина, явилось политическим шагом революционного правительства большевиков, создавшим новую республику.

На выходные мы съездили в горняцкий посёлок при угольной шахте, где повидали наших родственников, а на следующие пешком через балки ходили к прадедушке и прабабушке, которые жили в посёлке Нагольчик. Параллельно знакомству с родственниками, я познакомился с соседями по двору и улице. Через забор жили Бандурки, у которых росли две девочки – довольно отвязная Вита, на год старше меня, и тихая маленькая Леся, с которой стала дружить сестра. Познакомился я с квартирантом Серёгой, а так же с Сашкой и его сестрой, живущими чуть выше по улице. В какой-то день к бабуле заявилась девочка моего возраста, назвавшаяся Иркой. Она жила на соседней улице, являясь внучкой бабкиной знакомой. Я так и не понял, с какого перепуга она припёрлась, но мы стали дружить. Вот такой компанией мы гасали по улицам или во дворе у Виты играли в классики и другие игры.

Как-то раз, наигравшись в классики, Сашка предложил пойти искупаться на карьер. И вот вшестером мы отправились на выработанный песчаный карьер, глубокий котлован которого был заполнен родниковой водой подземных ключей. Вдоль берега на песочке отдыхали немногочисленные группки подростков или семьи жителей окрестных посёлков при шахтах. Накупавшись, просохли под лучами летнего солнца и решили возвращаться домой, но другой дорогой. В итоге потащились через заросшую деревьями балку.

Вдруг впереди послышались весьма специфические женские стоны. Мы остановились, переглядываясь. Я зашептал:

– Сергей, пошли отсюда, обойдём поверху.

– Ты чего, Санька, давай разведаем!

– Чего я там не видел.

В общем, коллектив тихо пошёл вперёд, а я поплёлся следом. Спрятавшись за кустами, мы наблюдали, как на покрывале взрослый парень «разложил» девицу. Я убедился, что там все происходит по согласию, собравшись отойти. Тут ко мне прижалась Ирка, горячо дыша в шею, отчего я напрягся. Ощущение девичьего тела в такой обстановке очень даже стимулировало к выбросу гормонов. Наконец, парень закончил свои дела, поднялся с дамы и с поднятым флагштоком направился в нашу сторону. Мы стали отступать, а затем побежали, полностью демаскировав себя.

В душе я натерпелся капитального позора, потому что пришлось подглядывать за "коллегой по мужскому цеху". Переговариваясь и смеясь, мы обошли балку поверху, дойдя до колхозного сада с яблоками. Мы молча шли между рядами, откусывая сорванные яблоки, когда услышали голоса: «Петро, тащи ещё ящики. Хорошее дерево попалось».

Я поднял руку и приложил палец к губам, мол, всем тихо. Народ перестал жевать и стал смотреть на меня. Я показал, что надо отойти и спрятаться за деревья, что мы и сделали. Я снова зашептал:

– Похоже, что мы наткнулись на воров. Давайте проследим за ними.

– А что они будут делать с яблоками?

– Не знаю, Вита. Может, продадут или наливку из них сделают.

– Как твоя бабушка?

– В смысле?

– Она самогон варит и продаёт.

– Нет, там сахар и дрожжи, а яблок нет. Бедная она, вот и подрабатывает, как может.

Про себя же подумал, что при случае надо попробовать бабкиного натурпродукта. То-то к ней с сумками работяги с пропитыми мордами заходят.

– Так, братва, я сейчас пойду и погляжу, что это за перцы, а вы сидите тихо.

– А может, мы их задержим, и нам дадут медаль?

– Нет, Серёга, боюсь, что они пооткручивают нам головы, чтобы мы их не выдали. Воровство у государства, а тем более группой – подсудное дело, а они ради наживы не боятся этого делать. Мало ли что у них в голове перемкнёт, поэтому будем наблюдать за ними из засады.

Я отбежал назад и, обойдя соседними рядами, подкрался поближе. Деревья были раскидистыми, ветки росли до самой земли, так что ни нас, ни воров не было видно. Наконец, я увидел четверых мужиков, собирающих урожай. Я помахал рукой своим, после чего коллектив подобрался ко мне, и теперь мы все наблюдали за ворами, запоминая лица. Снова стали шептаться:

– Есть знакомые?

– Нет, первый раз видим.

– Тогда отваливаем. Надо посмотреть, на чём они приехали.

Так же тихо мы перебежали на соседние ряды, и вышли на дорогу. Пройдя по краю садовых деревьев, дошли до нужного ряда, где увидели стоящую старую полуторку. Запомнив номер, ушли.

– Чего будем делать?

– Как чего? Сейчас напишем записки, в которых опишем, что видели и укажем номер машины. Одного из воров зовут Петро. Точно никого не знаете? А то ещё вашего родственника посадим.

– Нет, точно никого не знаем. Может, они с посёлка? Тут шахта 2-бис недалеко.