Абьюзер (страница 6)
Я посмотрела на него и вдруг почувствовала: он боится. Не за меня. А потерять контроль. Он не понимает, как я стала другой. Ведь он не давал на это разрешения.
– Мне просто стало спокойнее, – тихо сказала я. – Вот и все.
Он кивнул, но скулы были напряжены. Он взял телефон, ушел в другую комнату. Дверь он не захлопнул, но я услышала: он говорит с кем-то. Тихо. Быстро. Резко.
Я не вслушивалась. Я просто записала все это в блокнот. Каждую реплику. Каждую эмоцию.
И с каждым словом я чувствовала, как внутри вырастает то, что невозможно больше остановить. Сопротивление.
То, что нельзя назвать
Близость с ним… сначала я хотела ее. Я помню, как поначалу тянулась к нему. Просто – как женщина, как человек, как тело, жаждущее прикосновений. Хотелось быть любимой. Хотелось отдавать и получать.
Но Влад всегда считал, что я должна заслужить его желание. Он не говорил это прямо. Он делал паузы, смотрел оценивающе, морщил нос или медленно говорил:
– Ты могла бы и поработать над собой. Ну правда. Немного соблазна, женственности. Это же несложно.
А потом, когда у него ничего не получалось, он шептал:
– У тебя… неидеальное тело. Ты же видишь. У меня просто физиологически не получается. Я стараюсь, правда.
Я слушала – и чувствовала, как умираю изнутри. Я винила себя. Я смотрела в зеркало и видела только недостатки. Я пыталась быть желанной. Голодала. Давилась таблетками. А потом – ела. Без остановки. В слезах. В отчаянии. И тут же – бежала в ванную. Меня рвало от ненависти к себе.
Так началась булимия. Она вошла в мою жизнь тихо. Как утешение. Как наказание. Как способ вернуть себе хоть какой-то контроль.
Это началось через два года жизни с ним. А спустя три я уже не знала, как есть, чтобы не вызывать в себе отвращение. Я все время думала: может, он просто хочет другую? Может, я – ошибка?
Но потом успокаивала себя: нет. Он не изменяет. Он просто несчастный. Просто мое тело его не возбуждает. Это моя вина. И я должна что-то с собой сделать.
Я изводила себя. А он хвалил:
– Молодец. Я вижу, ты стараешься. Ты хочешь быть стройной. Заботишься о здоровье. Вот это правильно.
Он не знал, что я по ночам стою перед зеркалом в истерике. Что не могу дышать от ужаса. Что ненавижу себя. И что все это началось из-за его фраз, взгляда, молчаливого отвращения.
А сейчас… спустя пять лет…
Меня трясет от одной мысли о близости. Мне страшно. Его руки – холод. Его взгляд – давление. Я не хочу. Я вся сжимаюсь, когда он подходит ближе.
Но он говорит:
– Мне надо. Ты же моя жена. Это нормально. Потерпи. Это часть жизни. Не выдумывай.
И я терплю. Лежу. Не двигаюсь. Закрываю глаза и мысленно отрываюсь от тела. Словно меня нет.
А ведь раньше я чувствовала что-то. Было тепло. Было даже удовольствие. Но теперь – только боль.
И я знаю: это не про тело. Это про страх. Про ненависть к себе, которую он во мне вырастил. Про то, что любовь нельзя построить на стыде. Только я узнала это слишком поздно.
Первая мысль о свободе
Все чаще я ловлю себя на одном и том же: я стою у окна, в полном молчании, и думаю – а что, если просто уйти? Не громко. Не скандально. Просто встать и уйти. Открыть дверь и исчезнуть.
Раньше мне казалось, что я не смогу. Что без него – провал. Тьма. Ничто. Он говорил это так часто, что я начала в это верить. Что только рядом с ним я защищена. Что мир – опасен. Что люди – хищники. Что мне повезло, что он меня «выдерживает».
Но теперь, когда я смотрю в окно, я впервые вижу не опасность. Я вижу дорогу. Я вижу жизнь.
Не легкую, не сказочную. Но свою.
Я не знаю, когда во мне появилась эта мысль. Может, в аптеке, когда женщина сказала «если что – я просто буду». Может, в церкви, где я впервые услышала себя. А может, когда Влад снова сказал:
– Ты опять ела ночью? Ты думаешь, я не слышу, как ты потом в туалет идешь?
Я не ответила. Я просто смотрела на него – и думала: а ты не слышишь, как я умираю каждый день рядом с тобой.
Эта мысль не громкая. Она не требует немедленного действия. Она – как тихий внутренний звон. Как колокольчик в густом тумане.
Я не собираю чемоданы. Я не покупаю билеты. Я просто впервые в жизни допускаю, что могу уйти.
И от одной этой мысли – становится легче дышать.
Я не знаю, когда это случится. Но теперь я знаю, что это возможно.
Глава 11. Первый удар
В тот день я снова пошла в церковь. Было тихо, спокойно. После службы я осталась поговорить с женщиной, которую недавно встретила. Ее звали Оля. У нее маленький сын, муж ушел от нее, когда она была на четвертом месяце.
– И как ты справилась? – спросила я. Честно. С замиранием внутри. Я не знаю, зачем спросила. Может быть, хотела проверить, выживают ли вообще люди после такого.
Она усмехнулась, горько и светло одновременно.
– Сначала никак. Я неделю просто лежала. Не ела, не пила, просто тупо смотрела в потолок. Потом пришла подруга, поставила поднос с едой и сказала: «Если ты не поднимешься – я сама тебя вымою и покормлю». Я тогда впервые за долгое время заплакала не от боли, а от того, что кто-то остался рядом.
Я слушала ее и удивлялась: в ее голосе не было жалости к себе. Только сила. Сила, которую не кричат, а носят в себе.
– Потом началось. – Оля улыбнулась. – Кто-то привозил памперсы, кто-то помогал донести коляску до маршрутки. А однажды знакомый бывшего мужа, да, тот самый друг, который раньше только бухал с ним, просто привез мне мешок детского питания. Сказал: «Не принимай это как помощь, просто пусть ребенок не голодает». И исчез. Я тогда поняла, что чужие люди могут стать ближе, чем семья.
Я молчала. У меня не было ни подруг, ни таких знакомых. Никогда. Все, что у меня было – это Влад. Или я так думала.
Потом мы пошли в парк. Она катала сына в коляске, а я шла рядом и впервые за долгое время чувствовала себя не вещью, а человеком.
– А ты хочешь детей? – вдруг спросила она.
Я растерялась. Пожала плечами.
– Боюсь. Муж ненавидит детей. Или боится. Или просто… сам еще не взрослый.
Оля кивнула.
– Вот я тебе что скажу. Никогда не бойся хотеть. Даже если все вокруг говорит: нельзя, не время, не с тем человеком. Хотеть – это нормально. Главное – не предавать себя.
Когда я вернулась домой, Влад уже ждал. Лицо было спокойное, но что-то в нем дрожало. Он смотрел, как я раздеваюсь, снимаю шарф, вешаю пальто. И молчал. До той секунды, пока я не подошла ближе.
– Ты снова была в церкви? – тихо спросил он.
– Да.
– Так долго? – в голосе уже зазвучала сталь.
– Мы с моей новой подругой гуляли после службы. Я встретила женщину в церкви, и мы пошли в парк…
– В парк? – перебил он. – С кем?
– Я же сказала… С женщиной. С ее ребенком. Мы просто гуляли.
– Разговор, да? Может, она не такая уж и женщина? Может, ты просто врешь? Или, может, вы вместе кого-то там ждете? Мужчинка должен был подойти позже, да? Признайся!
– Это бред. Ты сам слышишь, что говоришь?
– Нет, ты слышишь, как это выглядит?! Ты исчезаешь на часы, возвращаешься сияющая, с глазами, как будто ты снова живая – и все это благодаря какому-то разговору в парке? С чужой женщиной? Ты реально думаешь, я поверю в эту чушь?
– Боже, Влад… Мы правда просто гуляли с Олей и ее сыном. Никаких мужчин там не было!
– Просто гуляли? – голос стал тише. Густее. Опаснее. – Ты теперь просто гуляешь с кем угодно, не ставя меня в известность? А может, ты уже нашла себе кого-то там в своей церкви? И твои походы – это только предлог, чтобы видеться с ним? Отвечай мне!
– Влад, что за бред? Мы просто разговаривали с женщиной! Я что, не могу разговаривать с другими людьми?
– Это все сказки. Ты мне врешь! – взревел он. – Я знаю, как все это выглядит. Ты уходишь все чаще. Ты ищешь почву. Чтобы потом меня бросить, да? Чтобы найти кого-то «духовного», «доброго»? Иначе, чего ты таскаешься в свою церковь как идиотка?
– Ты с ума сошел! Никого я там не ищу! Там, блин, вообще мужчин почти нет! Одни бабульки! Уж если бы я хотела найти кого-то, наверное, пошла бы в другое место? А если не доверяешь – сходи со мной! Посмотри сам, с кем я там!
– Вот еще. Я что, совсем тупой по-твоему – по церквям шляться? – фыркнул он. – Хотя знаешь… может быть, и схожу. Чтобы увидеть, кто там за тобой ухлестывает.
– Влад, прекрати…
– Нет! – перебил он. – Ты не понимаешь, что ведешь себя как… как будто я для тебя никто! Ты исчезаешь на полдня, возвращаешься с довольной рожей, и мне даже не объясняешь, где была и с кем!
– Я же сказала. Мы гуляли с Олей. С ее ребенком. Просто поговорили, прошлись по парку.
– А ты не видишь, как это выглядит? – голос с каждым словом становился острее. – Ты мне врешь. Я это чувствую. Ты отдаляешься. Ты стала другой. Смотришь на меня, как будто сканируешь. Как будто сравниваешь. С кем, а? С кем ты меня сравниваешь?
Я устала объяснять. Просто опустила глаза.
– Я просто чувствую себя лучше там, в церкви. Там спокойно. Там можно говорить. Можно молчать. Там меня не обвиняют в каждом шаге.
– А здесь, значит, тебе плохо?! – голос его надломился, но не стал тише. – Я тебя кормлю, пою, обеспечиваю! Я терплю твои загоны, твои качели! А ты уходишь, чтобы "чувствовать себя лучше"?!
– Да, – сказала я, и голос предательски дрогнул. – Потому что мне там хорошо. Потому что впервые за долгое время я себя там чувствую… живой.
Он шагнул ближе. Прямо в мое лицо.
– Ты серьезно? Церковь делает тебя живой? Это сектантство. Промывка мозга. Я думал, ты умная женщина. А ты превращаешься в какую-то фанатичку! Ты что, реально веришь во все это?!
– Да. Верю. Я не стану монахиней, Влад. Я просто хочу… молиться. Иногда. Быть там. Потому что мне это нужно. Потому что мне это помогает.
Он застыл. А потом прошипел:
– Ты меня позоришь. Ходишь как шалава. Я не знаю, что ты там делаешь, но точно не просто молишься!
Я почувствовала, как внутри что-то оборвалось. И все же – выдохнула:
– Мне больше не нужно твое разрешение.
Он врезал кулаком по стене. Осколки от полки посыпались на пол. А потом… он ударил меня. Быстро. Резко. Не со всей силы – но достаточно, чтобы щеку свело от боли.