Она указала реставрацию одежды (и да, в этом была действительно хороша), чтение детективов (спросите у нее, кто такая Агата Кристи, и она, нахмурившись, ответит: «Модель Виктории Сикрет?») и макраме (тут без комментариев).

В двух пунктах из трех мы обе соврали. Нужно ли пояснять, почему мы в итоге оказались вместе?

– Хватит! – воскликнула она, складывая мои книги стопкой на краешке стола и глядя на меня темными, как грозовое небо, глазами.

Если не брать во внимание нос с горбинкой, Кэсси была почти канонически красива. Кожа цвета слоновой кости, волосы длинные и гладкие, не как мои, торчащие необузданной копной. Но было в ней что-то еще, капелька того самого волшебства, притягивающего людей, – я называла это уверенностью, – так что парни быстро протоптали тропу в нашу комнату. Чаще они подходили ко мне, только чтобы познакомиться с Кэсс, – редко получалось иначе. Нет, я не была дурнушкой или затворницей. Я просто не умела заводить ни друзей, ни парней. Они появлялись в моей жизни либо сами, как уличные кошки, либо благодаря нелепой случайности.

Кэсс часто говорила, что дело в моем взгляде: «Ты как будто вовсе и не интересуешься никем. Как будто не веришь в то, что можешь кого-то на самом деле заинтересовать». И как же она на самом деле была права!

– Сегодня вечеринка по поводу окончания года в «Каппа Ню».

– У меня еще линейные уравнения не сданы.

– Завтра подготовишься.

– Я хотела полазить в интернете, поискать работу. Мне катастрофически не хватает денег, Кэсс. А через две недели нужно платить за дом.

Она посмотрела на меня крайне сурово:

– Снова мать?

Я поморщилась.

– Только не говори, что сделала это опять?

– Ну Кэсс…

Мне пришлось вкратце пересказывать ей наш с мамой недавний разговор. Все это время Кэсси молча слушала, а когда я закончила, наклонилась, отодвинув мои книги в сторону, и с наездом прошептала:

– Зачем, Джекс?

Если бы я сама знала.

– Она снова оставила тебя разбираться со всем дерьмом самостоятельно. И плевать хотела на то, как ты должна это делать, и тем более на твой дом.

Я изо всех сил прикусила губу.

– Извини, что я, как всегда, резко. Просто меня бесит, что каждый раз, когда она просит, ты не можешь сказать «нет».

– Потому что она моя семья, – выдохнула я. – Пусть неидеальная, странная, но моя. У меня никого нет больше, понимаешь?

– Зато у нее есть ее мужики!

– И то верно!

И мы одновременно хмыкнули.

Моя мать периодически выходила замуж – когда мне было пять, семь, девять и пятнадцать лет. Последний ее муж – торговец подержанными автомобилями из Сан-Диего – оказался таким дерьмом, что я без зазрения совести переехала к дедушке с бабушкой. В маленький домик на самом краю популярного нынче Кармел-Бэй. С деревянной террасой и качелями. С большим полем, заросшим люпинами, с пало-верде³ и старым покосившимся забором, опирающимся на гигантскую секвойю.

Они купили его задолго до того, как в этом месте начали снимать «Большую маленькую ложь», до того, как туда переехал старина Иствуд, и до того, как там приобрел шикарный особняк Брэд Питт. До того, как замостили дороги и цены в Rivers Market взлетели до небес. Все это было раньше. Там прошла бо́льшая часть моего детства, и я не хотела с ним расставаться.

Когда бабушки с дедушкой не стало, мать хотела этот дом продать, потому что платить за него нам было не по карману, но я не позволила. По завещанию он принадлежал мне, и я готова была сделать все, чтобы его сохранить.

– По дороге сюда я видела, что в «Хутерс» вывесили вакансии. Чаевые там, говорят, неплохие.

– Фу, – поморщилась я. – Ты же знаешь, я не пойду в «Хутерс». И даже чаевые не спасут ситуацию. Ни в жизнь не надену их короткую форму. С моей-то задницей тем более.

– Неужели в нашей стране не предусмотрены какие-нибудь фонды помощи на случай необходимости? Гранты, дотации? Благотворительность, в конце-то концов? – Она так раздухарилась, что едва не перешла на крик. Я шикнула на нее, приложив палец к губам. – Просто меня бесит эта несправедливость. Ты вкалываешь, чтобы сохранить дом, который и так твой, а всем плевать.

– Кэсс, – с улыбкой начала я. – Давно пора понять, что этому миру вообще на тебя плавать, а единственное, что эта страна мне дала, так это более-менее сносную медстраховку и синий паспорт.

И если бы я знала тогда, как сильно изменит мою жизнь последняя фраза, то трижды подумала бы, прежде чем ее произносить. Потому что в тот момент, когда я заключила, что большего дерьма в моей жизни просто не может случиться, судьба явно решила, что я беру ее на слабо.

Моя подруга куда-то уставилась, загадочно улыбаясь и явно потеряв нить нашего разговора.

– Не поворачивайся, – шепнула она одними губами. – По курсу объект, прямо за соседним столом, и он пялится. На тебя.

– Умоляю, не начинай, – пригрозила я. Каждый раз, когда Кэсс намеревалась свести меня с одним из друзей ее парня, затея оборачивалась полной катастрофой.

– Чем ты опять недовольна? – вскинулась подруга.

– Чем? И ты еще спрашиваешь? После всех свиданий вслепую, что ты мне устраивала? – Нет, сначала это было даже забавно. Но потом… – Я, между прочим, до сих пор не забыла Лэри из Коннектикута, что вечно носил шорты с дельфинами и закидывал снюс.

– Господи, старина Лэри! – Кэсс ухмыльнулась. – Ну да, он действительно был странным.

– А тот, что оказался отчаянным либерал-националистом и таскал меня на митинги?

– У всех есть свои недостатки. Они же не предъявляют мне свои гражданско-правовые позиции при знакомстве.

– Я еще молчу про ипохондрика⁴.

– О да, ипохондрик. – Она рассмеялась. – Тогда мы действительно промахнулись. – И тут же заговорщически добавила: – Нет, погляди, я была права. Он остановился и правда пялится.

– Кэсс… – Я нахмурилась. – Просто скажи, кто? Снова Марк?

Марк пытался ухаживать за мной с первого семестра. Мы оказались за одной партой на политологии, и с тех пор после каждого занятия я наблюдала, как он хочет завязать разговор, но так и не решается. Так что уже почти год он таскался за мной, словно игуана, и все глядел несчастными глазами.

– Что? Забудь про зануду Марка! – отмахнулась подруга, прищурившись. – Погоди, лицо знакомое такое. Я его точно где-то видела. Как же тебя зовут, красавчик?

– Может, в таком случае он на тебя смотрит?

Но она лишь покачала головой, игриво ткнув в меня карандашом.

– Да кто там? – сгорая от нетерпения, спросила я.

– О боже. Да это же…

– Кто?

– Это же он.

– Кто?

– Звезда интернета, Джекс. На занятия приезжает на черном байке. Ты наверняка видела: волосы каштановые, а в них седая прядь. Глаза светло-карие. На руках всегда перчатки. Даже сейчас. Как же это сексуально.

И тут в мою душу закрались первые сомнения. Я резко оглянулась, едва сдержав себя, чтоб не сорваться с места и не выскочить наружу, надеясь никогда больше не увидеть этого парня, но вместо этого медленно выдохнула и изобразила самое равнодушное выражение лица из всех, что только имелись в моем арсенале.

Чувство стыда за свой мегапозор года все еще просачивалось в вены от одного лишь взгляда на этого человека, и это было безумно неприятное ощущение. Кто ж знал, что мы еще и в одном университете учимся?! А еще он действительно пялился на меня. Вот только я знала: причина явно не во вспыхнувшем внезапно любовном интересе.

– Он не в моем вкусе, – процедила я сквозь зубы.

– Дже-е-е-е-екс, – протянула Кэсс и хлопнула ладонью по моей книге, заставляя посмотреть на себя. – Он не может быть не в твоем вкусе! Он во всех вкусе! И он вообще ни на кого не обращает внимания, понимаешь? – Теперь она светилась, как лампочка на рождественской гирлянде.

– В каком смысле?

– В самом прямом. Его просто никто не интересует. Вообще.

Прекрасно. Если он посмеет хоть слово сказать, я пошлю его далеко и надолго.

– Он идет, идет в нашу сторону, – зашептала Кэсс и, схватив меня за запястье, добавила: – Я тебя умоляю, сделай лицо поприветливее.

– Привет, – раздался хорошо знакомый голос, и Кэсс расплылась в довольной улыбке. «Я же говорила», – читалось в ее глазах. Я отвернулась и принялась старательно ковырять трещину в столешнице.

– Приветик, – отозвалась Кэсси.

– Сегодня в «Сигма Пи» вечеринка по случаю окончания учебного года, приходите, – вдруг пригласил он.

Издевается? Теперь мне еще сильнее захотелось съездить этому придурку по морде.

– Класс. Мы собирались на вечеринку в доме сестринства, но обязательно подумаем над твоим предложением. Да, Джекс? – спросила подруга и под столом пнула меня носком теннисной тапочки.

Я прикусила язык, стараясь сдержать поток ругательств. Никто не знал, насколько мне было невыносимо противно, что меня развели, как последнюю идиотку. Противно и стыдно. Перед самой собой, перед этим парнем, перед его дружками и перед всем домом престарелых, ставшим свидетелем этого позора. Вернувшись домой в тот вечер, я целый час проплакала.

– Слушай, могу я поговорить с твоей подругой наедине? – вдруг спросил он.

Кэсс перевела на меня хитрый взгляд.

«Нет», – подумала я и пнула ее в ответ. Этот парень был последним, с кем я хотела бы оказаться не просто за одним столом, но даже в одной комнате.

– Разумеется, – с улыбкой отозвалась Кэсс, и, как только она скрылась за стеллажами библиотеки, я рявкнула:

– Проваливай.

Но он и бровью не повел, даже не пошевелился, хотя от такого моего тона даже наш старый домашний пес по кличке Айдахо обычно сбегал на задний двор.

– Надо поговорить. Я по делу, – произнес, присаживаясь напротив.

– Не может у нас с тобой быть никаких дел, – процедила я, достала сумку и принялась запихивать в нее тетради, но, когда потянулась за стопкой учебников, он положил на них руку.

– Мне нужна одна минута твоего внимания. – Его голос был таким, словно в нем напрочь выключились эмоции. И когда я, готовая удавить саму себя за слабость или, наоборот, за силу, ведь до сих пор не ушла, посмотрела на него, он вдруг произнес: – Выходи за меня.

Мой рот открылся и закрылся.

– Что? – только и смогла пропищать я. Затем обернулась в поисках места, где могут прятаться его друзья. Неужели я похожа на настолько наивную дурочку, что он считал, будто я попадусь на эту уловку во второй раз? Но рядом никого не было.

Тишина, гулкая, звенящая, словно вокруг все вымерли, заполнила библиотеку. Хотя в какой-то мере так и было. Поэтому его слова прозвучали подобно канонаде.

– Я случайно подслушал ваш разговор с подругой, – пояснил парень. – Тебе нужны деньги, верно? Мне нужен «синий паспорт». – Он изобразил пальцами кавычки.

– В каком смысле?

– Гражданство этой страны.

Я подскочила:

– Это безумие.

– Не такое уж, – возразил он и тоже поднялся. – Тебе нужна помощь – так же, как и мне. И если мы – те самые два человека, что могут спасти друг друга, почему бы этим не воспользоваться?

– Мы даже не знакомы, – напомнила я и отшатнулась от него.

– Да? А я думал, вполне, – с усмешкой подметил он, и я кинулась было в его сторону, готовая влепить минимум подзатыльник, но он даже не вздрогнул.

– Все, что я знаю о тебе, – что ты моральный инвалид.

Он сощурился и наклонил голову, старательно делая вид, что польщен.

– Зато наша кредитная история станет общей. Сколько ты платишь за тот дом в месяц? Три тысячи? Пять? – спросил он, и я округлила глаза, будто перепуганная сова. Последние несколько месяцев я могла себе позволить лишь платежи по семь сотен. – Я могу взять это на себя. Тебе не придется работать, так что можешь спокойно заняться тем, чем захочется.

Теперь я явственно уловила в его речи едва заметный акцент. И он мог бы быть милым, если бы парень напротив не был единственным в этом здании, кто заставлял меня чувствовать такой дискомфорт.