Она вытянулась на кровати и сбросила туфли. Стоило ей один раз просмотреть сценарий, и стало ясно, что этот вариант вызывает такое же разочарование, как и предыдущий, чего она никак не ожидала от режиссера, прославившегося творческим отражением реальной жизни в своих фильмах. Основные его работы, как всем известно, были прекрасными, но трагичными историями разочарований немолодых людей, распавшихся семей и утраченной любви. Однако хоррор явно был для него незнакомым жанром, и это рождало определенные надежды, о которых он, по-видимому, не подозревал или не желал о них знать. Джемма с мамой смотрели все фильмы британской компании «Хаммер», снимающей дешевые и популярные ленты ужасов, и любили их. Если Вальдон собирается разрушить условности жанра, что, по его словам, он и намеревается сделать, ему необходимо понять те самые правила, которые он собирается нарушить. А этот сценарий вместо того, чтобы поставить традиционный стереотип фильмов о вампирах с ног на голову, укреплял их до такой степени, что они превращаются в глупую имитацию.

Она вспомнила найденное в пишущей машинке послание: «Мы с вами оба понимаем, что этот сценарий далек от совершенства».

– Он все еще ужасен, – тихо произнесла она, и ее охватил ужас при мысли о том, что, если этот фильм провалится, ее карьера никогда не восстановится.

Она написала в Париже несколько новых сцен, но сейчас обнаружила, что у нее не хватит смелости показать их Вальдону. Взяв новый вариант сценария, она решила вместо этого написать заметки к нему и начала лихорадочно писать свои замечания на полях. Несмотря на то что Вальдон поставил ее персонажа, Жизель Дюма, в центр истории, как хозяйку замка после смерти отца, он никак не обыграл преимущество ее положения и оставил в роли типичной жертвы. Жизель прочла семьдесят страниц сценария, на которых она играла пешку между вампирами и довольно скучно выписанным героем, Паскалем. Листая описание активных событий, Джемма ожидала, что Жизель вывихнет лодыжку в сцене погони, но с облегчением увидела, что хотя бы этот стереотип не нашел здесь места.

Попав не в те руки, этот фильм стал бы посмешищем. Она со стоном упала на спину. На этот раз она сделала все правильно, выбрала режиссера, известного своей одаренностью, и полностью посвятила себя его работе. Швырнув страницы сценария на пол, она закрыла глаза ладонями.

Спустя какое-то время громкий шум прервал ее довольно крепкий сон.

С сильно бьющимся сердцем она села на кровати и несколько минут ждала, не раздадутся ли вопли и крики отчаяния, но все было тихо. Должно быть, ей померещилось. Успокоившись, она легла и закрыла глаза, но снова вскочила, услышав выстрел. Та стрельба, которую она слышала в Париже, была яростной, беспорядочной, а сейчас кто-то просто неторопливо нажал на курок дробовика. «Успокойся», – сказала она себе, а сердце стучало молотом у нее в груди.

Внутри росло чувство, что этот фильм был ошибкой. Не следует ли ей теперь откланяться, позволить Манон забрать роль Жизель Дюма и улететь домой, в безопасное укрытие родительского дома? Она превратилась в комок нервов, и ей уже мерещатся всякие ужасы. Разочарование в карьере, бурный конец отношений с Чарли и беспорядки в Париже – все это наградило ее меланхолией, которую она никак не могла стряхнуть. Когда она приехала сюда, на нее навалилась опустошенность. Возможно, фильм ужасов соответствует ее нынешнему состоянию, но у нее появилось какое-то нехорошее предчувствие, что этот фильм окончательно ее погубит.

Раздался стук в дверь. Потом дверь чуть приоткрылась, и в комнату заглянула горничная, прежде чем вкатить столик с лиможским фарфоровым чайным сервизом. Приняв ванну и потратив несколько мучительных минут на выбор одежды для обеда, Джемма остановилась на черном шелковом брючном костюме, полагая, что это будет официальный прием.

В восемь часов в дверь постучал Мик. Открыв ему, она обнаружила, что он одет в тот же костюм, только сменил сорочку и надел галстук, подчеркивающий его загар.

– Я не могла спать из-за этой чертовой стрельбы, – сказала Джемма.

Ее менеджер казался озадаченным.

– Какой стрельбы?

– Ты не слышал? – Она подозвала его к себе, чтобы он застегнул сзади кулон – сентиментальное украшение, одна из первых дорогостоящих безделушек, на которую она не пожалела денег.

– Нет, – ответил он. – Я в соседней с тобой комнате, поэтому должен был услышать стрельбу, тебе не кажется? Наверное, это просто убивали наш обед. Я слышал, что его жена замечательный садовник, так что салат, по крайней мере, должен быть вкусным.

– И еще она очень меткий стрелок, – сказала Джемма. – Все те животные в гостиной должны поблагодарить ее за то, что их повесили на стену.

Мик приподнял волосы Джеммы, как заботливая театральная матушка, потом разложил их по ее плечам.

– Она зла на меня, – обвиняющим тоном произнесла Джемма, браслеты на ее руках звякнули, когда она запустила пальцы в волосы. – Заявила, что я отобрала у нее роль Жизель Дюма. – Она повернулась к Мику и увидела, что он с виноватым видом рассматривает доски пола. – Это правда?

Он посмотрел мимо нее вдоль коридора, чтобы убедиться, что они одни.

– Я слышал, что эта роль предназначалась Манон.

– Мик! – Джемма почувствовала, как ее охватила ярость. Она никогда бы не отняла ни у кого роль. – Ты сказал, что на эту роль не проводили кастинг.

– Я так сказал? – Агент сдался, замахав на нее руками. – Я не виноват, что Вальдон увидел твое лицо на афише, а потом ты произвела на него впечатление во время ланча. Остальное, как говорят, уже история.

– Мне не следует здесь находиться, – настойчивым шепотом произнесла она.

– Ох, Джемма, не глупи. – Мик закатил глаза и зашагал вперед по коридору. – У тебя больше ничего нет. Оглянись вокруг. Она в этой роли не нуждается, а ты нуждаешься!

Она опустила глаза. Справедливость его утверждения вызвала боль.

– Я никогда не хотела отнять у нее роль.

На лестничной площадке он повернулся к ней.

– Но теперь она у тебя есть, дорогая моя. Манон Вальдон – актриса самолюбивая, очень самолюбивая. Ты и правда думаешь, что, если откажешься сейчас от этой роли, она ее возьмет? – Он фыркнул. – Ты навсегда запятнала для нее роль Жизель Дюма. – Он понизил голос до шепота: – Если между ними что-то происходит, это их дело, не твое и не мое. – Он ткнул в нее пальцем, его тон еще никогда не был таким жестоким. – Держи высоко голову и держись от него подальше.

– Но они сделали это моим делом, привезя меня сюда.

– Нужно ли мне тебе напоминать, что это твой последний шанс? – Впервые взгляд Мика стал недобрым. Он замахал руками, как арбитр, удаляющий игрока с поля. – В Голливуде для тебя больше ничего нет.

После разговора со Сьюзи Хаттон Джемми понимала, что это правда, но все равно чувствовала, что этот фильм ошибка.

Когда они спустились по лестнице, высота потолка резко снизилась.

– Береги голову, – сказал Мик. – Ты знаешь, что Карл Восьмой погиб, ударившись головой о балку, когда шел на теннисный матч?

– Ужасная история.

– Кажется, он был очень высокий для француза. – Мик пожал плечами и прошел вперед в гостиную.

Они застали Тьерри и Манон увлеченно беседующими словно актеры, играющие роли благовоспитанных супругов-аристократов. Он сидел, откинувшись на спинку кресла с подголовником, с бокалом вина в руке, в расстегнутой сорочке, оттеняющей его оливковую кожу, но когда они вошли, он встал, чтобы с ними поздороваться. Несмотря на то, как он вел себя в Париже, сейчас этот человек выглядел типичным сельским джентльменом. Манон осталась сидеть на диване. В гостиной было три зоны для бесед: в одной стояло два дивана напротив друг друга, книжные шкафы и письменный стол из грецкого ореха; в другой имелся резной стол, который, как догадалась Джемма, повидал немало карточных игр; и, наконец, в третьей разместились два двухместных диванчика и большой рояль из красного дерева. С потолка спускалась изящная люстра из кованого железа и хрусталя, стеклянные подвески свисали с нее, как с браслета. Джемма удивилась, что не заметила ее, когда приехала, но с люстрой конкурировали за внимание головы животных. Собственно говоря, казалось, что всё – и все – в этой комнате конкурировало друг с другом, отчего воздух в помещении был наэлектризован.

– Моя дорогая, – произнес Вальдон, быстро целуя ее в обе щеки. После недавнего душа от него приятно пахло мылом.

Вальдон сразу же устремил взгляд на ее волосы: теперь у них был неприятно яркий медный цвет, рекомендованный парижским парикмахером. Он прикоснулся к одной прядке, так быстро шагнув вперед, что Джемма сделала шаг назад. Однако он не отпустил прядку и дернул выбившийся локон, приподняв его.

– Вот. Теперь идеально, – сказал он. – Анри сделал великолепную работу. Я так и знал.

Удивленная Джемма потерла зудящую кожу на голове.

– Киногеничный оттенок, – согласилась с ним Манон, но сложила руки жестом, который показывал, что это не комплимент.

Глаза Манон Вальдон буравили ее насквозь. На ее месте Джемма чувствовала бы то же самое, поэтому она понимала враждебность этой женщины. Она чувствовала себя пешкой между супругами.

– Должно быть, вы та американка, о которой я так много слышал, – раздался за ее спиной голос с сильным итальянским акцентом. Джемма обернулась и увидела актера Лорена Маранца, он стоял в дверях и мерил ее взглядом с головы до ног, но в его взгляде не было никакой сексуальности. Так же пристально он мог бы рассматривать стул. – Вы великолепны, дорогая. Согласен насчет ее волос, Тьерри.

Живя и работая в Голливуде, Джемма узнала, что есть два типа актеров. Первые меньше, чем на экране, как ростом, так и харизмой. Это были тихие актеры, которые шокировали людей тем, что выглядели «такими непохожими» в жизни, потому что, подобно волшебникам, они каким-то чудом заставляли камеру себя увеличивать. Это были хамелеоны, которые умели скользить в роль и из роли. Вторым типом актеров были те, кто овладевал всеми присутствующими в ту же минуту, когда они выходили на съемочную площадку, будто они родились для того, чтобы появиться в этом фильме, и не давали камере права голоса в процессе. Притяжение этих актеров было почти заразительным – они были крупнее любой роли, фильма или студии. Лорен Маранц явно принадлежал ко второй категории. Он грозил затмить собой любого на экране – или в этой комнате.

Довольно быстро он переключил внимание на другой конец гостиной, куда только что вошла Дафна Дюрас, длинноногая блондинка-актриса из Бельгии.

– Лорен. – Она застенчиво улыбнулась ему.

Он почти торжественно прошествовал по комнате ей навстречу, она протянула ему руку, и он ее поцеловал. Дафна Дюрас была почти на голову выше Лорена Маранца, и они даже не были родом из одной страны, поэтому выбор исполнителей выглядел странным, принимая во внимание то, что два их персонажа, Роман и Авриль, должны быть близнецами. Лорен быстро заговорил на безупречном французском языке, и Джемма видела, как он входит в свою роль.

– Они старые друзья, – заметил Вальдон.

– Хотите выпить?– Манон встала и пошла к покрытому затейливой резьбой бару в углу. При движении ее шелковое платье до полу от Пуччи^[21] развевалось у нее за спиной, словно наряд Лои Фуллер^[22]. Стало ясно, что под ним у нее нет бюстгальтера, и платье, довольно прозрачное, оставляло мало простора для воображения.

– Вы мне очень понравились в «Весеннем полете», – сказал Мик, подходя к ней.

– Мерси, – ответила женщина и кивнула с притворной скромностью. – Можно предложить вам выпить?

– Мне бы хотелось попробовать одно из вин долины Луары, о которых я так много слышал.

– Нет, – резко махнула рукой Манон; она держала спину очень прямо, как танцовщица.

– Сегодняшнее вино – одно из любимых Манон вин из долины Роны, – рассмеялся Вальдон. – Район Лангедок.

Лорен и Дафна, увлеченные беседой об отпуске в Сен-Тропе, ничего вокруг не замечали.

Тьерри присоединился к Манон у бара и наливал вино из открытой бутылки в два бокала. Вино имело почти черный цвет с легким намеком на красный оттенок, когда перетекало в бокал, как самые красивые гранаты. Он вручил довольно тяжелый бокал Мику, а затем направился к Джемме.

– Ты снова останавливалась в «Отель-де-Пари»? – Вальдон резко повысил голос, силясь прервать разговор между Дафной и Лореном.

– Нет, – нахмурилась Дафна. – В гостинице «Библос».

На Лорена это произвело впечатление.

– Я был дома, во Флоренции, готовил пасту вместе с мамой, пока она плавала вместе с Аленом Делоном и Бардо.