Чести не уронив (страница 11)
Блюстители вокзального порядка, преисполненные собственной значимости, проследовали мимо, брезгливо держась от блохастого подальше. Милиционеры были словно ожившие персонажи с плакатов про буржуев из советского агитпрома. Их сальные физиономии лучились превосходством и довольством собой. Тот, что шёл слева от путаны, копался в её сумочке и с хохотом комментировал содержимое. Девица не оставалась в долгу и огрызалась едкими фразами, выражая сомнения в половой и умственной полноценности обидчика. Тот, нисколько не смущаясь, не прекращал своего увлекательного занятия и демонстрировал сослуживцу то упаковку презервативов, то пачку сигарет. Небольшую стопочку купюр, неосторожно извлечённую им на свет, ментяра, воровато оглянувшись, неуловимым движением сунул себе в карман. При виде такого беспредела шалава оскорбилась уже по-настоящему и принялась с утроенной энергией призывать на головы нечистых на руку ментов самые страшные кары. Напарник воришки в погонах что-то негромко бормотал ей в ухо и, успокаивающе гладя по спине, как бы невзначай щупал ягодицы.
«Отчаянные сейчас менты пошли, – думал я, проводив взглядом яркое трио до входа в помещение с вывеской «МИЛИЦИЯ». – И не боятся они со шлюхами связываться. По этим временам не угадаешь, чего от них ждать. Сегодня ты с дружками в дежурке её на хора пускаешь, а завтра она становится депутатом или каким-нибудь пророком и тогда хороводят уже тебя. Мутные времена настали. Жизнь, как в курятнике: щемят ближнего, гадят на нижнего», – сплюнул я и задумался.
До поезда ещё часов пять, как бы время убить? А то на это гадство вокзальное уже глаза не глядят. И тут меня осенило: Красная площадь! Как же я забыл. В детстве ведь у меня мечта была посмотреть на звёзды Кремля своими глазами. Родители мои жизнь прожили, а в столице ни разу не были. А тут судьба сама шанс в руки даёт. Решено, еду Кремль смотреть. Мавзолей Ленина опять же. У нас каждый пионер мечтал туда попасть. По стоять в очереди к телу вождя. Из-за этой очереди в перестроечные времена наши остряки вино-водочный магазин мавзолеем прозвали. Очередь туда была дикая. По размерам и впрямь московской не уступала. Ну, погнали. И где у нас тут метро?
Покатавшись от нечего делать в московском метрополитене, я добрался до станции «Охотный ряд» и, немного погуляв по древней улице, вышел к сердцу столицы – Красной площади. Сразу бросилось в глаза запустение, царящее здесь. У памятника Минину и Пожарскому облюбовала себе место небольшая стая бродячих собак. Псы, до которых, казалось, не было дела никому, спокойно разгуливали среди достопримечательностей, выклянчивая у прохожих подачки. Крупный рыжий кобель, гревшийся на солнышке, неожиданно поднялся и, задрав заднюю лапу, принялся справлять нужду прямо у монумента героям освободительного ополчения. Похоже, это немыслимое для советских времён происшествие стало уже привычным, и туристические группы, разгуливающие по давно немытой брусчатке, спокойно фотографировались на фоне собора Василия Блаженного, не обращая на собак никакого внимания.
Настроение опять испортилось.
«Слава богу, хоть звёзды ещё с башен не посшибали, – крутились в голове невесёлые мысли, – и Мавзолей пока на месте. Хотя очереди из желающих взглянуть на труп творца революции уже нет».
В памяти всплыли кадры хроники Парада Победы, где подтянутые солдаты-победители в перчатках бросают знамёна поверженного рейха к подножию величественного сооружения, на трибуне которого приветствует свой народ руководство страны. Но всё это в далёком прошлом. От минувшей помпезности остались лишь часовые у дверей усыпальницы. Да и то, похоже, ненадолго.
Подойдя к Мавзолею, я заметил, как стоявшая неподалёку компания туристов, видимо – японцев, вдруг оживилась. Всё время поглядывая то на куранты, то на свои наручные хронометры, они достали навороченные фотоаппараты и залопотали на свой манер, явно чего-то ожидая. Я взглянул на огромный циферблат главных часов страны, чья минутная стрелка почти достигла верхней точки, вплотную приблизившись к цифре 12.
«Точно! – молнией блеснула в голове догадка. – Смена караула производится каждый час. Как я, балбес, мог про такое забыть! Ведь сколько раз по телевизору видел».
От Спасской башни, мерно чеканя шаг, показалась пара караульных, ведомая сержантом-разводящим. Идеально держа осанку с СКС[16] на плечах, ребята промаршировали по площади и чёткими выверенными движениями под бой курантов сменили своих товарищей на посту номер один. Японцы, восторженно щебеча, вовсю клацали своими «никонами» и «кодаками», не жалея плёнки.
«Вот так вот, самураи, знай наших. Вам – полушпалкам, так в жизни не пройти», – с гордостью за своих думал я, свысока поглядывая на низкорослых азиатов. Парни, стоящие в карауле, олицетворяли собою мощь и незыблемость страны. Страны, которой уже не существовало.
«Ну и что, что нет такого государства на карте мира. Зато остались его солдаты. Никто их не побеждал. И пока они есть, ещё не всё потеряно», – думал я, откровенно любуясь выправкой и статью кремлёвских бойцов.
«Да ты никак им завидуешь? – вкрадчиво зашептал неугомонный бесёнок внутри. – Нашёл кому. Подумай сам: они ведь по жизни – чижи. Человеки. Исполняющие. Желания. До самого дембеля. Уставщина – это, брат, такая штука, что и врагу не пожелаешь. Легче одному с десятью дагами в одном кубрике два года прожить, чем вот так всю службу строевым ходить и форму гладить. Хрен бы ты тут, на Красной площади в своих рваных тряпках повыделывался».
Я на миг представил себе, как мы с Чуйком в дембельской «статусной» рванине, за ремни таща за собой карабины по брусчатке, идём менять стоящих на посту в таком же виде Бутыма и Якупа, и, едва сдерживаясь, чтобы не захохотать, поплёлся к выходу с площади. Нужно ещё и на Арбат заскочить. Тоже, говорят, культовое место для богемы в виде поэтов и художников.
– Ах, Арбат, мой Арбат, ты моя религия, – бормотал я вполголоса известную песню Окуджавы, задумчиво взирая на торговцев сувенирами, выставивших свои товары на раскладных столиках прямо на тротуаре.
«Да, Булат, наверное, исплевался весь, глядя на то, что здесь творится», – думал я, наблюдая, как пышнотелая торговка с мягким украинским говорком пытается втюхать чугунный бюст Пушкина высокому негру в шапке-ушанке.
– Вот, великий русский поэт Ас Пушкин, тоже эфиоп, как и ты, – тараторила хохлушка, играючи размахивая тяжеленным Пушкиным под носом у покупателя. – Бери, эфиоп, не пожалеешь. Ценная вещь. У вас в Африке сто процентов такой ни у кого нет.
– Ноу, эфьёп. Айм – американьец, – чернокожий едва уворачивался от массивной штуковины.
– Да какая разница, – не сдавалась толстуха, – ты – американец, он – русский. Но всё равно вы – эфиопы. Он даже похож на тебя. Вот смотри – такой же губастенький, – чугунный бюст на мгновение завис перед глазами американца.
– Бери, недорого. Пятьдесят баксов всего. И кокарду советского солдата в придачу за так отдам.
Негр, намеревавшийся было сделать ноги от навязчивой тётки, при виде блеснувшей эмалью яркой кокарды встал как вкопанный и полез в карман за бумажником.
Нет, ну до чего же всё-таки сильна у выходцев с чёрного континента страсть ко всему блестящему. Триста лет назад их предков, недавно слезших с пальмы, дурили предприимчивые европейцы, выманивая золотые самородки в обмен на стеклянные бусики.
И сейчас хорошо одетый гражданин цивилизованной страны вёл себя совершенно так, как его дикий предок на далёкой родине. Видно, и впрямь гены пальцем не придавишь, и первородные инстинкты берут своё.
Я осмотрелся. Арбат, символ старой Москвы, воспетый поэтами, русский Монмартр, превратился в гигантский «блошиный рынок», где торговали всем, что можно было продать. Повсюду на столах и раскладушках были выставлены предметы, символизирующие канувшую в небытие советскую эпоху. Красные знамёна перемежались с матрёшками и военной формой. Значки с волком из «Ну, погоди!» лежали в одной кучке с боевыми орденами. Рядом стояли банки с икрой и лежали пуховые платки.
Уличные музыканты, расположившиеся прямо на бордюре, готовы были исполнить под заказ любую мелодию. Только плати. Невысокий художник в стильном берете бойко рисовал на своём мольберте незатейливые шаржи, расходящиеся среди туристов как горячие пирожки. Пару раз мелькнули проститутки в боевом раскрасе, охотящиеся за иностранцами. Что же, рынок вступал в свои права. А один из его законов, как известно гласит: «Спрос рождает предложение». И по фигу, чем современным дельцам торговать. Собою или матрёшками. Главное, чтобы платили. И желательно – валютой. Как говорится, бизнес, ничего личного.
«Так, ну пора бы и пожевать что-нибудь, – напомнил о себе голодный желудок. Со времени банкета в баталерке в него ничего не попадало. – Где у них тут харчевня какая-нибудь, а? Стоп, ведь здесь неподалёку недавно Макдоналдс открыли. Надо думать, как примету новой сытой жизни, которая, по байкам демократов, была уже не за горами. Что же, пойдём посмотрим, чем буржуев за океаном кормят».
Старинный особняк с башенками был построен для мадам Федотовой её мужем-архитектором в начале XX века и претерпел на своём веку немало. Сейчас он стоял, зажатый корпусами бывшего роддома имени Грауэрмана, и сиял неоновой рекламой со стилизованной буквой «М». Хотя на входе уже и не толпились многие тысячи людей как при открытии первого пункта питания мировой сети на Пушкинской площади три года назад, но внутри ресторана было многолюдно.