– Пошли. – Я слез со стула. – Что ты за невыносимое существо такое? Тебя гонят даже из бара, где зависает нечисть.

– Нечисть? – прошептала Комета.

– Тебе так говорить нельзя. Это как назвать ниггера – ниггером, обладая твоей внешностью.

– Меня можешь называть нечистью, красавица! – крикнул Дион. – Я про себя иллюзий не строю.

– А ты можешь не называть её красавицей? – попросил я. – Она ведь понимает, что ты это просто из вежливости. Представляешь, как ей больно?

Дион засмеялся, а Комета, оттолкнув меня, простучала каблуками по полу и выскочила за дверь. Я поторопился следом.

– Ли-и-ивий, – окликнул Дион.

– Ну? – Я обернулся на пороге.

– Тут слушок бродит. Мастер знамений прибывает в город.

– Ого. – Я замер, кивнул, оценивая информацию. – И где приземлится?

– Пока непонятно. Но сегодня вечером, думаю, придёт сюда. А если нет – придут слухи. Многие хотели бы потрепаться с ним. Сам-то думаешь?

– Пока не знаю, – вздохнул я. – Видишь ли, по первоначальному плану я должен быть в преисподней.

Сопровождаемый каркающим смехом, я вышел на улицу.

10

Морось прекратилась, да и ветер стих. В просвет между тучами выглянуло вялое осеннее солнце. Комета стояла рядом с баром и озадаченно смотрела на вывеску.

– Что всё это значит? – спросила она.

– Значит, что твоё воспитание оставляет желать много лучшего, – сказал я.

– Они что – открыли бар в библиотеке?!

Судя по тону, для Кометы такой поступок был сродни открытию борделя в храме.

– Ну, зайди и спроси.

В моём голосе ей тоже послышалось нечто большее, чем насмешка, и она подошла к двери. Схватилась за ручку, толкнула, потянула – ноль реакции. Подошла к грязному окну, закрылась ладонями от света и заглянула внутрь.

– Там… библиотека, – обескураженно произнесла Комета. – Как?

– В институте такому не научат. Это называется «магия».

– Слушай, демон! – прошипела Комета. – Я не знаю, чего ты добиваешься, но хватит уже подкалывать меня каждой фразой! Я… Если ты меня доведёшь – я покончу с собой! Понимаешь, что тогда с тобой будет?!

Ох ты, какие глубокие познания мы демонстрируем!

– А что тогда будет с тобой? – задал я встречный вопрос.

Мы уставились друг другу в глаза. Однако этой схватке не было суждено закончиться – нас прервал хриплый гудок со стороны дороги. Комета молча развернулась и пошла к серой «Волге». Я, сунув руки в карманы, двинулся за ней.

***

Чем ближе мы подъезжали к дому Кометы, тем сильнее у меня портилось настроение. Какие-то трущобы. Детские площадки, заросшие бурьяном и закиданные бутылками, ветхое бельё, висящее на верёвках, натянутых между ржавыми столбиками, кругом шпана, тлен и безысходность. Что вообще заставляет людей жить в подобных местах, когда можно всё закончить одним движением и потом вечность наслаждаться мучениями в преисподней? Неужели в раю настолько хорошо, что терпеть это дерьмо семьдесят-восемьдесят лет – приемлемая цена?

Когда водитель остановился возле двухэтажного дома, некогда красного, а теперь бледно-дерьмового цвета, я рассчитался и посмотрел на Комету.

– Признайся: ты меня разыгрываешь.

– Что? – Комета вышла из машины и немедленно наступила в лужу с расплывающимся на поверхности бензиновым пятном – единственным ярким моментом в этом районе.

– Ты ведь не можешь здесь жить, правда? – Я тоже выбрался из салона и хлопнул дверью. – Сейчас двадцать первый век. Никто не может жить здесь! Это какой-то квест? Реалити-шоу? Или мы попали в параллельный мир?

Таксист рванул прочь, торопясь покинуть это место. Комета поникла.

– Почему ты постоянно делаешь мне больно, демон? Причём не просто больно. Ты бьёшь мне в самую душу. Каждым словом, каждым поступком.

Я вновь огляделся, чтобы убедиться: глаза меня не обманывают.

– Ты вынуждаешь меня жить десять дней на мусорном полигоне, и ты же говоришь, что я делаю тебе больно. Это мне больно, Комета. Ты не представляешь, как мне больно.

– Я не буду заключать контракт! – всхлипнула Комета. – Не бу-ду! Пожалуйста, если тебе так необходимо ошиваться рядом со мной, так хотя бы не причиняй мне боли! Просто молчи!

– Нет.

– Почему?!

– Потому что я плохой.

Она смотрела на меня грустными глазами раненого оленёнка и недоумевала. На полном серьёзе не могла понять, что кто-то – просто плохой, что у кого-то нет других целей, кроме как причинять боль и страдания.

– Пойдём, – улыбнулся я и открыл перед Кометой покосившуюся деревянную дверь, которой служила доводчиком ржавая визжащая пружина. – Спорим, я найду пять способов довести до слёз твоих родителей за первые пять минут?

Комета шагнула в подъезд с таким видом, словно там её должны были прирезать. Что в таком месте – ни разу не удивительно. Однако я ещё десять лет назад раздобыл базовое знамение, активизирующееся, когда хозяину угрожает опасность. Сейчас оно молчало.

Мы поднялись на второй этаж по скрипучим деревянным ступеням. Комета остановилась возле обитой грязным дерматином двери и, тихонько вздохнув, нажала кнопку звонка.

Я обратил внимание, что кнопка располагалась на уровне бёдер Кометы.

11

– Это шутка? – Я перевёл взгляд с матери Кометы на её папу. – Нет, ты всё-таки издеваешься? Сдаюсь: где здесь камера? Где режиссёр? Я его большой фанат, хочу пожать этому парню руку.

Отец стоял прямо перед нами. Мать остановилась на углу, не полностью заехав в поворот.

– Твой отец – карлик, а мать – инвалид-колясочник?! – Я застонал. – Нет, ну это слишком. Слишком легко!

Лицо женщины в инвалидном кресле окаменело. Карлик же отнёсся проще, ему явно было не привыкать к издевательствам.

– Кто твой друг, Комета? – спросил он.

– Тс! – поднял я палец. – Кажется кто-то наступил на пищащую резиновую игрушку.

Комета врезала мне локтем в живот, на что я, разумеется, не отреагировал.

– А одноглазого тойтерьера у вас нет?

– Замолчи! – взвизгнула Комета. – Пап, мам, он не мой друг, он – демон! Я не смогу от него отделаться десять дней. Меня выгнали из института, и…

– Выгнали?! – схватилась за сердце женщина. – Господи боже мой, Олимпиодор, её выгнали!

Побледнела, начала обмякать. Карлик засуетился. Вытолкал её из прихожей, куда-то метнулся, принёс блистер с таблетками и стакан воды.

– Маме нельзя волноваться, у неё больное сердце, – прошептала Комета.

– Тише, – попросил я, – ничего больше не говори. Дай мне насладиться тем, что уже есть.

– Она умрёт, если ты будешь продолжать!

– Во-первых, мне плевать. Она – не ты. Во-вторых, если она живёт здесь, то смерти нужно радоваться. А в-третьих, плохо ей стало после твоих слов. Но, конечно, вини меня, это ведь так удобно – обвинить во всех бедах демона.

Я двинулся вперёд и прошёл мимо карлика, который уже привёл в чувства колясочницу и что-то нежно ей шептал, гладя по голове.

– Не слушайте Комету, она такая фантазёрка, – сказал я с улыбкой. – Какой из меня демон. Мы просто поженились и будем теперь жить вместе. Нас объединила любовь к героину. Где я могу поставить свою стереосистему? Кстати, Комета беременна, скоро у неё родится малыш, и вам, папа, будет с кем играть.

***

Квартира была убогой. Пол местами продавлен или проломлен, потом по этому месту покрашен. Извёстка на потолке сделалась жёлтой, в углах колыхались серые лоскуты паутины. Металлическая раковина в кухне просто торчала из стены, бесстыже являя миру исподние сифон и гофрированный шланг – тоже пожелтевшие от времени. Нет стиральной машинки. Унитаз был… ну, такой, с «полочкой под говно». Сперва нужно нагадить на «полочку», а потом смотреть, как поток воды пытается столкнуть всё это дело в сливное отверстие. Да, именно смотреть, потому что крышка отсутствует. И накладное сиденье. И эмаль ванны нуждалась в обновлении ещё двадцать лет назад, а теперь сдалась и уже ничего не хотела, кроме гибели от ядерного взрыва.

Каким образом здесь, у карлика и колясочницы, сумела вырасти Комета, оставалось лишь гадать. Прямо сказка про Золушку. Сногсшибательной красоткой Комету, конечно, не назвать, умницей – тоже. Но, как сказал бы мой предыдущий наниматель, «если вложить в неё миллион – пять она заработает».

– И люди, которые здесь живут, боятся преисподней, – сказал я унитазу.

Нужды посещать туалет у меня не было. Всё, что я ел и пил, пожирало внутри адское пламя. От одного оно разгоралось жарче, от другого притухало немного. Что-то выбрасывалось в кровь, или как там это делается. Например, от выпивки я становился расслабленным. А сельдерей меня бесил. Так, что хотелось стены пробивать кулаками.

Туалет был последним пунктом в моём маршруте. Я обследовал квартиру на предмет потенциальных опасностей. Результат инспекции не порадовал. Это жилище представляло собой одну сплошную опасность для жизни и здоровья. В основном – для психического.

Я вышел из туалета. Все, судя по голосам, сидели в кухне. Туда я и направился. Встал в проёме, прислонившись к дверному косяку. Тот хрустнул, и все повернулись. Спиной ко мне сидела только Комета. Карлик и колясочница занимали места с торцов стола. Ели суп – мы как раз успели к обеду. Суп, похоже, варили на вкусной и питательной воде с добавлением перловки – чуть-чуть, для аромата.

– Вы, должно быть, голодны, – предположил карлик Олимпиодор. – Присоединитесь к нам?

– Нет, спасибо, я уже блевал на этой неделе. Приятного аппетита, кстати.

Все одновременно напряглись и помрачнели. Я улыбнулся.

– Вы так и будете унижать нас? – с вызовом сказала колясочница.

– А у вас есть какие-нибудь интересные настолки? – Я вскинул брови. – Нет? Тогда – да.

Женщина перевела взгляд на Комету.

– О чём ты думала, дочь? Зачем ты призвала это чудовище?

– Мама, я уже три раза сказала, что я не призывала его! Он сам сверзился на мою голову, с каким-то контрактом, и я вообще ничего не поняла, кроме того, что мне надо терпеть его десять дней, а потом он уйдёт.

– Бесполезно, – сказал я.

Комета обернулась и окинула меня яростным взглядом.

– Что «бесполезно»?

– Повторять бесполезно. Слова «демон» и «призывать» намертво спаяны в головах обывателей. Хоть заповторяйся, через час она снова будет упрекать тебя за то, что ты призвала демона. Усваивать новую информацию, анализировать её – непосильная задача для абсолютного большинства людей. Их ум просто ездит по прокатанной колее туда-сюда. Как инвалид в коляске.

Комета вскочила и влепила мне пощёчину.

– А вы, как я слышал, астроном? – посмотрел я на карлика.

– Верно слышали. Наверное, сейчас будет уморительная шутка о том, что при моём росте звёзд не разглядеть?

– Нет, это было бы безграмотно с моей стороны. Шутка будет о том, что вы взяли два кредита на пятьдесят лет каждый – один на телескоп, а другой – на стремянку, чтобы доставать до телескопа.

Олимпиодор стоически вытерпел это издевательство.

– Чего вы добиваетесь, молодой человек? – спросил он.

– Самоубийства. Ну, или ещё чего-нибудь весёлого в этом духе.

Поскольку все замолчали, я решил разбить лёд и обратился к Комете:

– Кстати, я догадался. Сначала думал, что ты спишь голой по каким-то эротическим соображениям, но теперь понятно: у тебя просто никогда не было пижамы.

Колясочница ахнула:

– Комета, ты спишь голой?! И почему он об этом знает?!

Покрасневшая Комета толкнула меня в грудь и вылетела из кухни. Хлопнула дверь в комнату.

– Дети, – вздохнул я и сел на освободившийся табурет. – Интернет их совершенно испортил. А эти компьютерные игры? Кошмар.

Хозяева дома, похоже, испытывали некоторое смущение от моего присутствия. Карлик первым выразил своё отношение.