И тут парень справа смачно харкнул ему в лицо.

Откуда-то из глубины поднялась волна чёрно-красного гнева. Когда она поднималась, противостоять ей было невозможно. Мелькнула и утонула в этой волне мысль, что его не просто уволят – его посадят. Потому что у четвёрки пьяных малолеток не было ни единого шанса.

Мелиссен бросился в атаку, как гепард. Малолетки гогоча рванулись к выходу, но одного – того, что плевался – ему удалось схватить. Щуплый, в тонкой куртке из кожзама, он казался невесомым. Взвизгнул, когда Мелиссен поднял его, схватив за шиворот и за пояс джинсов.

Он швырнул парня в дверь, которая как раз успела закрыться. Парень громко долбанулся черепом в металлическую поперечину и застонал, рухнув на пол. На белой краске, покрывавшей металл, осталась кровь.

Хорошо, что остальные сбежали. По крайней мере, он убьёт лишь одного, а не четверых. Впрочем… Так ли уж велика разница? Сколько бы ему ни дали, на волю он уже точно не выйдет. Не с его характером.

Подойдя, Мелиссен толкнул дверь плечом, выставил ногу наружу. Подхватил лежащего выродка под мышки и выволок на крыльцо.

– Охренел, бычара! – послышалось сзади.

Чёрно-красная пелена сослужила злую службу. Мелиссен не заметил, что как минимум ещё один из парней не сбежал, а притаился за дверью. И вот он улучил момент: толкнул в спину.

Мелиссен перелетел через свою жертву и кубарем скатился по ступенькам крыльца. Что-то хрустнуло в левой руке. Боли не было. Боль придёт потом.

Зарычав сквозь зубы, Мелиссен поднялся. На крыльце тот парень, что толкнул его, помогал встать другу.

Мелиссен поднял ногу, но шагнуть не успел. Сначала ощутил спиной и задницей что-то тёплое и мокрое, потом услышал журчание.

Развернулся и замер, слишком потрясённый, чтобы что-то предпринять.

– Врагу не сдаётся наш гордый «Варяг»! – орал парень в дублёнке, обеими руками сжимая своё достоинство. – Пощады никто не желает!

Реальность больше таковой не казалась. Это был какой-то сюр, бред. На него нагло, бесцеремонно ссали. Одна его часть хотела броситься вперёд и втоптать ублюдка в землю. Другая хотела шарахнуться назад, прочь от зловонной струи. В результате он стоял на месте, не веря, что всё происходит на самом деле.

– Это фиаско, братан, – хихикнули справа.

Мелиссен повернул голову и увидел четвёртого. Тот стоял в трёх шагах и держал в руках смартфон, снимая происходящее на камеру.

И тут об затылок разбилась бутылка. Осколки посыпались за шиворот, туда же полилось холодное пиво.

Мелиссен упал на колени. В лицо ударил чей-то ботинок. В следующий миг Мелиссен уже лежал на земле, и удары сыпались на него один за другим. Когда получалось посмотреть вверх, Мелиссен видел чёрный глазок камеры смартфона.

– Пацаны, пацаны, поверните его, чтобы бейдж видно было.

Его пинком перевернули на спину. Парень со смартфоном присел и навёл камеру на бейджик.

– Кречетов Мелиссен, – прочитал он. – Если увидите эту чушку на улице, переходите на другую сторону, пацаны.

– Петух обоссанный, – хохотнул кто-то.

Потом Мелиссен увидел подошву ботинка, опускающуюся на лицо. Что-то хрустнуло, и наступила тьма.

16

Я корчился от невыносимой боли на полу в тайной комнате. «Тайной» называли самую обычную комнату, находящуюся на втором этаже, над баром. Её иногда использовали для тёмных делишек, интимных свиданий или уединённых посиделок те, кто готов за это платить.

А ещё её можно использовать для того, чтобы корчиться от невыносимой боли.

Да, демон – существо подневольное. Он во всём подчинён хозяину. И если демон вдруг начнёт применять силу для каких-то своих дел, за это придётся расплачиваться адской болью. Как будто в каждую косточку вкрутили по винту.

Чтобы отвлечься от агонии, я думал.

Итак, тот доходяга – не отец Кометы. Карлик и колясочница либо обманули меня, либо сами не знали правды.

Теперь мне бы заполучить ДНК Шеина. А с этим проблема. Тело наверняка уже забрали. Мне нужно выяснить, где оно, прийти туда, запугать, а то и побить кучу людей… Теперешняя му́ка мне сказкой покажется. А может скрутить и в процессе, тогда совсем плохо.

Самое же худшее в этом состоянии то, что ты не можешь прийти на помощь хозяину. С Шеиным я так однажды попался. Его привязали к стулу и начали бить, а я в это время корчился на асфальте в другом районе. Чувствовал, что должен идти, но не мог даже ползти.

После того инцидента пришлось разжиться знамением, которое моментально переносит демона к хозяину в случае опасности.

Боль отпустила резко. Выдохнув, я забрался в кресло и закрыл глаза. Проклятый, проклятый мир…

Дверь скрипнула, и я выпрямился, стараясь придать себе достойный вид. Получилось, кажется, так себе. В глазах вошедшей Сабелы читалась жалость, и я опустил взгляд. Юбка-колокол скрывала клешни от посторонних взоров.

– Извини, Ливий, но я предупреждала. Прибыл мастер Дисидерий, он на три дня арендует комнату.

– Так-так-так! – послышался тонкий привзвизгивающий голос, и в дверь не вошёл, а буквально вкатился маленький круглый человечек в светло-сером костюме, явно сшитом на заказ. В руке он держал коричневый потёртый чемоданчик. – Ливий, старый друг. Дай-ка поковыряюсь в памяти. Всего три знамения, хе-хе. За десять лет, хе-хе-хе. Немногие, ох, немногие.

Говоря, колобок подошёл к столу, брякнул на него чемодан и с трудом втиснулся в кресло.

– Оставлю вас, – сказала Сабела. – Нужно присматривать за баром. Сегодня ажиотаж.

Как только закрылась дверь, мастер Дисидерий проникновенно заглянул мне в глаза.

– Пошёл на второй круг, а, Ливий? Хе-хе. Я вижу, что ты в подвесе. В чём дело? Ты ведь так и рвался в преисподнюю, когда мы виделись с тобой в последний раз, хе-хе-хе!

– Давай не будем, – пробормотал я. – Надоело. Рассказывать.

– Храни свои тайны, – согласился Дисидерий. – Я, вообще, думал сначала промочить горло, хе-хе. Но, раз уж ты здесь… Хочешь чего-нибудь нового?

– Хочу, чтобы перестало ломать после того, как сделаю что-то для себя. Есть такое?

– О-о-о! – Мастер щёлкнул замочками чемодана, открыл его. – Как не быть! Но – дорого, дорого, Ливий, хе-хе.

– Сколько? – спросил я со вздохом.

– Ты уверен, что готов это услышать?

Всё как всегда. Кривляется, глумится, мерзко хихикает. Все жилы вытянет, пока от него добьёшься хоть чего-то.

– Сколько бы ты дал за такую свободу действий, хе-хе? Такую безнаказанность, хе-хе?

Он не подпрыгивал, а пульсировал, как желе, по которому шлёпнули ложкой, и потирал ладони. Хоть бы лужу под столом не сделал от избытка чувств.

– Говори цену, или я пошёл.

– Какой ты торопливый! Портишь всё удовольствие от торговли, хе-хе.

Я молча встал и направился к двери. Дисидерий сразу встревожился.

– Куда же ты, Ливий? Не надо так, я просто пошутил, хе-хе!

– Цена? – Я повернулся к нему у самой двери.

– Твоё безразличие! – выпалил мастер и замер с раскрытым ртом, ожидая реакции.

– Моё что?

– Ну, вот эта твоя броня. Тебе наплевать на всех и вся, тебя ничто не трогает, хе-хе… Этого я тебя лишу.

– И… что со мной будет?

– Хе-хе! – вновь развеселился Мастер. – Да ровным счётом ничего! Будешь всё тем же беспринципным ублюдком, но сердце твоё станет открыто человеческим чувствам.

– Звучит как «бесплатно», – признался я. – Дурить меня задумал?

– Мастер никогда не лжёт о цене, – обиделся мастер. – Тебе будет тяжелее жить здесь. Ты станешь… Сочувствовать. Понимать.

– Но я ничего не потеряю?

– Ничего, как видно, хе-хе, – сказал Дисидерий. – Ну, так ты решил? Работы на час.

– Да, – кивнул я. – Где оно должно быть?

– Спина. – Мастер с усилием вылез из кресла. – Снимай рубаху и ложись на стол, хе-хе.

– И не мечтай, – фыркнул я.

Снял куртку и рубаху, сел в кресло и, наклонившись вперёд, опустил сложенные руки на край стола, а голову – на руки.

– Мне так будет неудобно, – запротестовал мастер.

– Посочувствую тебе, как только закончишь, – откликнулся я.

Уныло хехекнув, мастер открыл чемодан.

Сначала я почувствовал прикосновение к спине мокрой холодной кисти. Кисть скользила по коже, выписывая вензеля. Знамение и правда обещало быть огромным.

– Зачем это вам? – спросил вдруг я.

– Хе-хе! Решил перейти на «вы»? Вот что значит поработать над мужчиной сзади, хе-хе-хе…

– Вам, мастерам-знаменщикам, – терпеливо сказал я. – Зачем все эти сложности?

– А зачем вам, демонам, души?

Кисточка добралась до поясницы, оставила там пару быстрых тонких штрихов.

– Душа увеличивает силу, влияние и статус, – зевнул я. – Тут всё прозрачно, это как автомобиль F-класса у людей. С той лишь поправкой, что душа приносит объективную пользу. Это всё особенности преисподней, существование там слишком отлично от земного, чтобы о нём можно было рассказать в двух словах.

– Хе-хе, – отозвался Дисидерий и добавил несколько брызг на лопатках. – А мы вот просто наслаждаемся.

– Чем? – не понял я.

– Тем, что забираем у вас, конечно же. Вас так много, вы все такие разные. И у всех всё такое разное, хе-хе. Ну вот, рисунок готов. Я должен спросить: ты точно решил? Понимаешь и принимаешь условия?

– Жги, – сказал я.

И Дисидерий зажёг.

17

Это знамение было самым большим и самым болезненным. Боль продирала до демонического естества, я с трудом сдерживался, чтобы не вскочить и не разбить голову мастера об стену. Ощущения были такие, словно мне рвут кожу раскалённой иглой, которая при этом брызгается кислотой.

– Ты должен понимать, – бормотал Дисидерий, – что полностью ощущения знамение не снимает.

– И ты мне это только сейчас говоришь? – прорычал я сквозь зубы.

– Правила ты знаешь. Когда знамение активируется, оно жжётся, хе-хе, самую малость жжётся.

– Насколько сильно будет жечь конкретно это? – спросил я.

– Не так сильно, как жгло бы без него, хе-хе.

– Скоро ты там закончишь? – рявкнул я, когда боль перебралась на левую лопатку.

– Да, собственно, уже всё, хе-хе. – Мастер отступил; что-то звякнуло и брякнуло в его чемодане. – Встань, Ливий. И расплатись со мной.

Я поднялся, расправил плечи, похрустел шейными позвонками. Боль в спине стремительно утихала.

Мастер стоял возле своего кресла и переминался с ноги на ногу. Рот его то кривился, как грустный смайлик, то нервно выгибался уголками вверх.

– Забирай оплату, – сказал я. – Но если эта чертовщина не сработает…

– Тогда сделка сама собой отменится, хе-хе! – обрадовался Дисидерий.

Он подпрыгнул, будто поймал что-то в воздухе, и приземлился так, что пол задрожал у меня под ногами.

– О да… – Глаза его закатились от невыразимого блаженства. – Я не прогадал, хе-хе… Это так изумительно! Такое равнодушие…

Мастер попятился, толкая кресло, и шлёпнулся в него. Руки его, дрожа, подпрыгивали на подлокотниках, изо рта пошла пена.

Я только головой покачал. Надел рубашку, затем куртку. Застегнул её до самого конца – почему-то начало знобить.

Внезапно на меня навалились сомнения. Зачем я приобрёл знамение? Всего девять дней – и я уйду навсегда из этого мира. А веду себя так, будто мне тут ещё десять лет жить. Глупость ведь… Но, с другой стороны, я могу освободиться раньше чем через девять дней. Если разберусь с Шеиным и Кометой, и если результат этого разбирательства окажется благополучным. А именно – если выяснится, что никакими родственными связями они не обладают.

И потом – какая разница? Если через девять дней я уйду, там уже никакого значения не будут иметь мои сделки и знамения. В преисподней всё сгорает.

Оставив Дисидерия трястись в экстазе, я молча вышел из комнатёнки и наткнулся на Криспиона, который стоял под дверью.

– Ливий! – воскликнул тот. – А я думал, что мне врали. Ты и вправду остался?