Как выяснилось, дом Лариных как две капли похож на поместье его дяди: те же четыре колонны на крыльце, такой же покатый мезонин и сводчатые окна. Лишь цвета стен и крыши различались: дом Лариных был выкрашен в светло-зеленый и накрыт коричневой кровлей. Более детально внешний вид Онегин изучить поленился.

«Должно быть, и внутри они устроены одинаково», – подумал он и про себя посмеялся, представив какого-нибудь мелкого помещика, по пьяни забредшего не в свое имение. Без каких-либо трудностей он доберется до спальни и не глядя уляжется под бочок к чужой жене.

В веселой шустрой девушке, выбежавшей встречать их на крыльцо, Онегин мгновенно узнал невесту Ленского, Оленьку Ларину. И так же стремительно определил в ней обычную, заурядную красавицу, милую, смешливую, жеманную, все действия которой известны наперед. Девицу, наизусть знающую Мальвину, Софи Коттен, но не отличающую плуга от сохи.

Онегин изящно поцеловал ручку младшей Лариной, думая, что для неискушенной деревни она, конечно, необыкновенно мила и хороша. В Петербурге же очаровательных красавиц с завитыми белыми локонами, губками бантиком и голубыми наивными глазками хоть строем води.

В каком-то дамском журнале он встречал статью о том, как благородных девиц учат флиртовать и правильно бросать безразличные взгляды на молодых людей, чтобы пленить их чарами и заинтересовать. Примерно таким же макаром их учили выбирать шляпки и наносить румяна на щеки. У него еще тогда мелькнула мысль, что вряд ли у молодых людей будут пользоваться успехом похожие друг на друга барышни, одинаково румяные, в одинаковых шляпках, со взглядами по одному образцу.

Оленька наверняка читала не так уж много модных журналов. Во всяком случае, когда они доходили до деревни, модными быть переставали и превращались просто в дамские журналы. Даже если она не стремилась походить на девиц с глянцевых страниц, это с ней случилось.

Она хлопала глазами, глядя на Онегина, и хихикала. Ленский держал ее ладошку обеими руками, украдкой гладил пальчики и смотрел пьяным от любви взором. У Онегина это неожиданно вызвало неприятие. «До чего же глупую и заурядную девицу выбрал Ленский», – решил он.

Мать Ольги, Прасковья Ларина, оказалась весьма приветливой дамой средних лет, еще не утратившей красоту окончательно, но явно настолько глубоко посвятившей всю себя хозяйству и дочерям, что вот эта печать забот и волнений за будущее детей сделала ее строже и старше на вид.

Она любезно проводила гостей в дом, обставленный с большим вкусом, чем можно было ожидать. Явившись к дяде, Онегин принялся уничтожать мещанский уют. Его раздражали салфетки на всех столах и комодах, рюшки на занавесках, фарфоровые вазочки, выстроенные по высоте на камине.

Но в доме Лариной подобного не встречалось. Здесь царила простота и почти изысканность. Евгений не заметил ни одного предмета роскоши, которые нынче были в моде в столице: ни каменных статуй животных, ни позолоченных рам у зеркал, ни дорогих шкатулок. При этом единство цвета портьер, обивки мебели и ковра радовало взгляд. Бежевый, словно сливки в кофе, оттенок не раздражал и не угнетал. Висевшие по стенам картины тоже были выполнены в едином стиле, изображая виды на цветущий сад, и буквально приковывали к себе внимание. Здесь же обнаружилась и единственная напольная ваза, но с композицией из настоящих орхидей.

– Это я выращиваю в оранжерее, – покраснев, призналась Ларина. – У меня есть редкие сорта.

– Очень красиво, – честно похвалил Евгений. – И насколько я понимаю, сложно и трудоемко. Необычные и капризные цветы.

– Словно дети, у каждого своя особенность, – улыбнулась Прасковья Ларина, довольная комплиментом.

Онегин видел, что она с удовольствием бы побеседовала о своем увлечении, о любимых цветах, но этикет требовал знакомства с гостями.

Ему представили помещика Ивана Ивановича Петушкова, того самого любителя Адама Смита, крепкого, энергичного мужчину с уже округлившимся животиком, обтянутым атласной жилеткой, с внимательным взглядом и выражением ожидания на лице.

– Рады, рады гостям из столицы! – пожал он руку Евгению. – Очень рады. Как свежий ветер, ворвавшийся к нам с новостями. К нам, сами понимаете, доходит с опозданием все: идеи, новшества, изобретения. Ваши рассказы в связи с этим очень ценны.

– А какого рода новости хотите знать? Какие именно у вас интересы? – Евгений старался быть вежливым, хотя уже чувствовал, как унылая гримаса наползает на лицо.

– Меня все больше занимают экономика и финансы.

Иван Иванович как-то резко взял Онегина в оборот, подхватил под локоть, оттеснив Ленского. Подвел к дивану и усадил. Могло даже создаться впечатление, будто он хозяйничает в собственном доме.

Девушка Лариных поднесла бокалы с шампанским.

– Я поддерживаю труды Адама Смита и стараюсь внедрять в своих делах, – без перерыва продолжил помещик. – Закон конкуренции, закон свободного рынка и закон спроса и предложения – я все умудрился реализовать в делах поместья и деревни.

Онегин лишь кивал. Поддерживать тему не хотелось совсем. Цитирование американского экономиста было сейчас в такой моде, что, даже не читая и не понимая, о чем тот вещал, можно прослыть его знатоком, достаточно просто наизусть повторять его принципы, которые у всех на слуху.

– Нынче молодежь все больше предпочитает точным и финансовым наукам творчество, – взгляд Петушкова скользнул в сторону Ленского, и помещик отвесил ему легкий поклон. – И совсем не задумывается, что жизнь стоит денег, причем немалых.

– Было бы очень неплохо, если бы имелась возможность об этом не задумываться, – вяло поправил Онегин, – но жизнь, как правило, расставляет приоритеты как угодно ей. Сейчас такой век, что средства нужны на все: образование, содержание дома, развлечения, туалеты… буквально все требует финансовых вложений.

– Как вы рассудительны! Как я во всем с вами согласен! – заверил Петушков, не выпуская его руки. – Мне приятно слышать столь разумные речи от совсем еще юного мужчины. Вступая в общение с молодыми людьми, я все больше привык объяснять и доказывать верность своих суждений о том, что с младых ногтей следует заботиться о состоянии своих финансов и об обеспечении жизни.

– Я рано покинул отчий дом, и мне сызмальства пришлось самостоятельно заботиться о своей жизни, – пояснил Евгений, привыкший к светским, ничего особенно не значившим беседам.

Между тем он желал как можно скорее оказаться рядом с Ленским и продолжить их вчерашнее весьма приятное общение. У Онегина была для него новость, и он не сомневался, что она обрадует друга.

– Молодость можно понять. Когда юн, когда вся жизнь впереди, к тому же влюблен, все вокруг кажется ярким, цветущим и радостным. Не спорю, это прекрасно. Естественное качество молодости. Все представляется в розовом цвете. Проблем и сложностей не видится.

Речь из Петушкова лилась непрерывным потоком, гладким и ровным, словно спокойная чистая речка меж двух бережков. У Онегина даже зародилось подозрение, что Иван Иванович заучил ее, хоть такое и казалось странным. Да и зачем? Он ведь не знал, что познакомится с Евгением или с кем-то еще.

Позже стало понятно, что Петушков слишком много раз читал эту назидательную речь его сверстникам вроде Ленского с Ольгой, да наверняка и своим, и соседским детям. Должно быть, отпрыски Петушкова были чуть младше Евгения. К тому же Иван Иванович объяснял жизненные резоны соседям и друзьям, настаивал на своей точке зрения и регулярно повторял свою речь. Так часто повторял, что выучил наизусть. Поэтому она перестала быть порывом сердца, сделалась лишенной интонаций и страсти.

– Молодость – прекрасное время. Еще сам помню эти беззаботные дни, хоть и сызмальства был занят делом и настроен сделать приличный капитал.

– Дорогой мой Иван Иванович, – спасла ситуацию хозяйка дома, позвав гостя самым любезным тоном и так нежно и ласково улыбаясь, что Петушков выпустил Евгения из своего настойчивого окружения, – вы слишком заняли нашего гостя, а между тем все ищут его общества и внимания.

Ленский наконец смог занять место рядом с другом, и Евгений надеялся, что в течение всего вечера он не покинет его.

Прасковья Ларина между тем принялась представлять Онегина остальным гостям.

Когда его познакомили с четой Пустяковых – тихой пожилой парой, которая взирала на всех с необыкновенным спокойствием и благодушием, Ленский прошептал ему на ухо:

– Они редко участвуют в разговорах и обычно со всеми соглашаются. Их дочь хоть и очень молода, а сама занимается всеми делами, и родителям просто нечего делать. Вечера у Лариных – единственные и редкие их развлечения.

– Так сколько им лет? Как не развалились? – улыбнулся Онегин. – Они небось не слышат ничего из того, что вокруг говорят, и не видят половину, вот и соглашаются со всем.

Ленский тихо засмеялся, стараясь держаться в рамках приличий.

– Петр Зарецкий, штабс-адъютант в отставке, – отрекомендовала Прасковья Ларина следующего гостя.

– Говорят, в былые времена был перспективным военным и весьма интересным молодым человеком. Фартовым игроком, – прошептал на ухо Ленский. – Ему пророчили большое будущее, но что-то пошло не так.

Евгений тоже заметил следы былых побед на лице нового знакомого. Наверняка когда-то он был брав, хорош собой, широк в плечах, с ясными глазами и волевыми чертами лица. Но сейчас, по прошествии лет и вследствие пережитых напастей, облик его померк, поблек, силуэт существенно оплыл. Естественно, не в последнюю очередь сказалось на его лице злоупотребление горячительными напитками.

– Господин Зарецкий как раз твой сосед справа, – сообщил Ленский.

– Совсем небольшое имение, немного земель, сотня душ, – пояснил Петр. – Отец распродал большую часть лесов еще при жизни, я уже не унаследовал ни лесопилок, ни просторов. Впрочем, меня это не занимает.

– Сдается мне, все, что его занимает, – это бутылка, – прошептал Онегин Ленскому, когда они рассаживались по местам за большим круглым столом, покрытым красивой кисейной скатертью.

Вокруг суетились девушки, обнося гостей блюдами.

– На самом деле он редкий гость у Лариных, – отозвался Ленский.

– Ларины не наливают грога в необходимом для него количестве, вот его и не занимают. К тому же вряд ли ошибусь, если предположу, что в прошлом он игрок и дуэлянт, который проигрался, но привычек не утратил. Ему здесь попросту нечего делать.

– Верно. Ходили слухи, что из столицы он бежал от скандала. Едва не разжаловали, – подмигнул Ленский, с удовольствием подхвативший игру в угадывание биографических подробностей присутствующих. – Именно поэтому мать Оленьки его не слишком жалует. Две девицы, одна из которых на выданье, – это все-таки необходимость соблюдать осторожность. Зарецкий не тот господин, за которого родители с удовольствием выдают своих благовоспитанных дочерей.

Онегин кивнул, соглашаясь, и расстелил на коленях столовую салфетку.

Владимир на мгновение задержал взгляд на его руках. Как ловко, стремительно и вместе с тем изящно он справился с салфеткой. Похоже, это результат многочисленных застолий в высокопоставленных домах, а может, и во дворце государя. Как бы Ленскому и самому хотелось быть столь легким и изящным в движениях! Все вроде между делом, однако насколько точны и ловки его жесты. Казалось, он может бесконечно наблюдать за тем, как Евгений подносит ко рту вилку или отрезает кусочек мяса.

Владимир поморгал, сбрасывая наваждение, и продолжил:

– В деревне небольшой выбор кавалеров. Строго говоря, выбирать не из кого. В такой ситуации кто-то из впечатлительных барышень может польститься. У Харликовых невеста уже престарелая. Пустяковы дочь рано или поздно должны будут отдать замуж. Юным девушкам просто не в кого влюбляться. Пусть в наше время браки и заключают, руководствуясь меркантильными соображениями, но и здесь Зарецкий незавидный жених.

Услышав это, Евгений мысленно отметил, что и в столице, и в деревне интересы и разговоры текут по одним и тем же руслам одних и тех же рек. Ничего нового.