Когда он закончил, молодые люди сдержанно засмеялись.

– Она безумно падка на романтические порывы, – пренебрежительно добавил Модест. – Любые знаки внимания со стороны мужчин воспринимает всерьез. И никакие приличия ей не указ. Вот и тетенька моя как ни пытается ее урезонить, наставить на путь истинный, а не получается.

– Это есть, – снова без интереса кивнул Радищев. – Заведомо-то рогоносцем, пожалуй, никто не захочет стать. Дерись потом из-за нее на дуэлях. Сколько пережить сможешь? Ей-то не привыкать быть вдовой.

– Да и приданое не такое заманчивое в действительности, как на вид. Состояние супруга она не унаследовала, пользуется им только под опекой какого-то банковского фонда. Она богата, но имущество и капиталы не вполне ее и не переходят во владение супруга. Быть при ней картонным мужем, не иметь права распоряжаться деньгами… так себе перспектива.

– Нет, на таких условиях с Онегиным у нее нет шансов. К тому же, сдается мне, что Евгений превыше всего ценит свободу, а узы брака рассматривает словно тюремные кандалы. Его финансовое положение прочно, приданое ему не нужно, так что в брак его никакими силами не загонишь.

– Трудно не согласиться, – буркнул Модест.

Он осознал, что с удовольствием бы понаблюдал, как кто-то поймает Онегина в силки брака. Лишит свободы и радости распоряжаться собой. Получилось бы совсем замечательно, если бы в тести ему досталась персона знатная, волевая, привыкшая, что его слово – закон. С такими родственниками не погуляешь, и к молодой жене придется относиться всерьез.

Радищев тем временем отошел и приблизился к Евгению Онегину, теперь уже в полной мере прислушиваясь к его словам.

Удивительно, но не будучи специалистом ни в одном деле, Евгений умудрился создать о себе впечатление человека дельного и рассудительного. Реальные знания стояли за этим или его особое мнение в связи с отсутствием тех самых знаний, никто толком не понимал, но даже государственные мужи не брезговали послушать его суждения, а порой и воспользоваться советом. Что уж говорить о друзьях, совет Онегина для которых был обязателен. Однажды Евгений предсказал успех акций какого-то литейного завода, потом еще пространно рассуждал о поднятии цены недвижимости на окраине Санкт-Петербурга – и оба раза угадал. Скорее всего, его успех имел случайный характер, но кто ж возьмется об этом судить, если за советами к Онегину стояла очередь. Его дружбы искали, ею дорожили.

Впрочем, сам Евгений своей популярностью никак не пользовался. Казалось, он и вовсе ее не замечал, а раздавая советы, откровенно скучал. Экономика и финансы его не занимали.

Впрочем, если спросить у его близких друзей, что всерьез занимает Евгения Онегина, они бы не нашлись с ответом.

Завсегдатай самых модных салонов, самых популярных ресторанов и театров, он не пропускал ярких балов и гуляний, при этом постоянно зевал, трепета и живости не проявлял и взирал на все с ленивым безразличием.

Молодые прекрасные барышни и дамы полусвета жаждали его внимания, но и здесь он бывал не слишком воодушевлен. Его чувства остывали, не достигнув пика страсти.

Тем временем Евгений, не утратив вальяжного, полушутливого и благожелательного тона, продолжал:

– Боюсь, я не в силах составить счастье юной и прекрасной барышни. Нет во мне сил ни на ухаживания, ни на супружество. Брак мне кажется весьма утомительным занятием. Невозможно постоянно угадывать, чего от тебя ждут. – Он поиграл серебряным театральным биноклем. – Да и Сергея Семеновича не хотелось бы разочаровывать. Он подыскивает удачную партию для любимого чада, а я для юной девушки слишком скучен. Наперед знаю, чем заканчиваются романтические увлечения, и оттого не жажду подобных приключений.

– И тем не менее, по-моему, именно тебя Александровский с удовольствием бы видел своим зятем.

– Мне даже рассуждения на эту тему даются с трудом, – бесстрастно отозвался Евгений. – Я абсолютно честен с Сергеем Семеновичем. Я не принесу его дочери счастье. Но сам всегда к его услугам.

– Что не помешало вам вчера обыграть его в карты, – шутливо напомнил кто-то из молодых людей.

– Сумма незначительна. Я ведь редко играю, лишь по острой необходимости. Он не держит на меня зла. – Евгений закатил глаза, изящно махнул рукой, отчего на пальце сверкнул перстень с зеленым камнем.

– А ведь действительно, на него никто не держит зла, – послышался над ухом Модеста Радищев, впрочем, слова необязательно предназначались ему. – Каким образом Онегин умудряется снискать покровительство всех влиятельных особ, даже оставляя их в должниках? – Дальше вопрос точно адресовался Модесту, поскольку в голосе Радищева сквозила насмешка: – Сколько вы сами ему должны?

– Нисколько. Я с ним не играю.

На самом деле это означало, что те, кто хоть и редко, но играл с Онегиным, нечасто садились за стол с Модестом. Евгений не испытывал тяги к игре и развлекал себя подобным образом, только если волею случая оказывался за столом с сиятельными и важными друзьями, которым приспичило играть.

– У меня есть более интересная забава, чем обсуждение дебютанток и их родителей, – усмехнулся Онегин и достал из кармана сложенный пополам листок.

Картинка на плотном картоне пошла по рукам, вызывая ахи и вздохи.

– Онегин! Где вы это взяли? – Николай Завьялов залился краской. – Дама на картине похожа на госпожу Заславскую!

– Это она и есть, – вздохнул Онегин. – Вы же видите, одно лицо.

– Лицо одно, но… но… мало кто может подтвердить телесное сходство.

Светловолосый молодой человек рассматривал картинку внимательно, не передавал дальше. За его спиной столпились нетерпеливые любопытствующие.

– Эти картинки продают на Невском. Художника я не припомню, – пояснил Евгений безразличным тоном. – Так что вскоре они заполонят весь Санкт-Петербург.

– Она же здесь абсолютно голая! – прошептал еще один гость ложи. – Она сама позировала? Она позировала художнику обнаженная?

– У меня возникло столько же вопросов, сколько и у вас, – рассмеялся Онегин. – Отчего госпожа Заславская вздумала позировать обнаженная какому-то уличному художнику? Давала ли согласие на печать открыток со своим э… подобным портретом? И что на это скажет ее жених Кореновский? Когда там назначена свадьба? В сентябре? Одним словом, вопросов тьма, а вот ответа у меня нет ни одного.

На этом Евгений сделал вид, будто потерял интерес к пущенной по рукам картинке, и устремил взгляд в партер, рассматривая присутствующих.

Молодые люди в ложе продолжали пялиться и обсуждать портрет известной им дамы, пока в зале не погас свет. Картинка к Евгению не вернулась. Он не сомневался, что ее владельцем в самом ближайшем времени станет Кореновский.

Евгений обещал ему подарок на свадьбу. Похоже, вышел отличный сюрприз. Конечно, на открытке была не Заславская. И никому она не позировала. Причиной ее сходства с женщиной на изображении стал Онегин, заплативший за рисунок. Но распространяться об этом он не собирался. Зато свет будет гудеть целую неделю, а то и две. Заславская примется оправдываться, а Кореновский злиться. Непременно бросится на поиски художника, чтобы выкупить оставшиеся картинки. А как иначе? Показывать всем эту единственную открытку выходило смешно. Отличная получилась забава, и Евгений радовался своей выходке.

Звонки, призывающие к началу представления, за разговорами и возгласами удивления остались незамеченными, но первые аккорды оркестра заставили обратить внимание на сцену. Головы молодых людей невольно повернулись на звуки музыки.

– Сейчас появится Истомина, – прошептал кто-то. – До чего же она хороша!

– Думаю, ее мастерство достигается незаурядной силой ног, – отозвался Онегин, не понижая голоса. – Отсюда же легкость и точность движений. Не вижу в ней других достоинств.

– Тонка, грациозна, полувоздушна, – продолжил восхищаться молодой человек. – И дарит такие мечты и надежды…

– Не спешите, не мечты, а все больше ваши фантазии, – пошутил Онегин. – Представительницы богемы известны легким нравом и, ходят слухи, изрядной доступностью.

Разговоры в полумраке залы сделались тише и фривольнее. Однако все, кому надлежало их слышать, слышали.

– Соглашусь, – поделился сплетнями Завьялов. – Турбин полез по пьяни к Телешевой^[3], и она ни пощечины ему не отвесила, ни Милорадовичу не нажаловалась. Смеялась заливисто, словно канарейка, да и только.

– Они дарят чересчур легкие победы. Увы, у артисток не слишком крепкие бастионы, – отмахнулся Онегин. – Не успеешь и соловьем запеть, восхваляя, а спелые яблоки уже падают к тебе под ноги. Много ли удовольствия доставляет такая победа? Лично мне – нет.

Друзья поддержали Онегина смехом и многозначительными ухмылками.

– Признайтесь, Евгений. – Голос прозвучал вызывающе, но в темноте Онегин не узнал силуэта говорившего, хотя в ложе не было посторонних. – Вы просто боитесь проигрыша на любовном поприще, поэтому так рьяно отрицаете свои романтические порывы. Хороший ход. Умный. Заводи интрижки лишь с теми, кто заведомо проявляет к тебе интерес, и не придется испытать горечь неразделенной любви.

Онегин развернулся вполоборота, но лица говорившего все равно не различил.

– Вот уж глупость! – Онегину и в голову не приходило, что кто-то мог усомниться в его талантах. – К любой барышне можно подыскать ключик. Я даже прямо сейчас открою вам секрет, как увлечь любую красавицу.

В ложе поднялся воодушевленный шепот, а из соседней на них возмущенно блеснули биноклями. Однако Евгений не обратил на это внимания.

– Угадываете или, еще проще, спрашиваете напрямую ее любимый любовный роман. Сейчас это, скорее всего, будет либо Коттен, либо Нодье. Дальше извлекаете из него сюжетную линию и действуете похоже: назначаете свидание в парке или неожиданно встречаете на набережной. Все как в книге. Говорите те же комплименты и восхищаетесь теми же достоинствами, что описаны в романе. Только начните, потом уже юные прелестницы и сами распалятся так, что только успевай подыгрывать. Дамы очень чувствительны к любовным романам. Все до одной мнят себя их героинями.

– Значит, вы уверены в себе и не побоитесь пари?

Теперь говоривший выступил вперед, и Онегин узнал Андрея Модеста. Он с трудом удержался, чтобы не хмыкнуть. Вот уж не думал, что Модест посмеет выставиться на всеобщее обозрение, да еще настаивать на пари. Обычно тихий и неприметный, вообще удивительно, как он затесался в эту компанию.

Голоса в ложе замерли.

– Нет, не побоюсь. – У Евгения дернулся один уголок рта, и он высокомерно вскинул подбородок.

Никто и опомниться не успел, как было заключено пари. Здесь же, в фойе, рядом с ложей графа Полудина. В присутствии Радищева, Завьялова, Семеновского и Рысева. Между Онегиным и Модестом, на пятьдесят тысяч рублями – сумму весьма немалую. Для одного неподъемную, учитывая нынешнюю финансовую ситуацию, а для другого – невозможную, потому что во столько оценили его репутацию и честь.

– Быть дуэли, – шептали приятели и свидетели, однако спорщики жаждали совсем другого удовлетворения.

Онегин обязался влюбить в себя и вовлечь в романтические отношения любую названную Модестом барышню за время три недели с сего дня. Как итог засчитывалось свидание наедине и публичные знаки внимания со стороны барышни. Спор закрепили. Свидетели подтвердили. Две пары сияющих азартом глаз смотрели на визави.

Модест прищурился, якобы раздумывая над именем жертвы.

Никто не сомневался, что целью пари станет Авдотья Истомина или какая-нибудь другая балерина или актриса, дама полусвета. Спорить на чувства благородной барышни – скандал, на который еще надо решиться. Причем он разразится независимо от того, чем закончится затея.

Когда Модест назвал имя Лизаветы Григорьевны Строгановой, молодые люди не сумели сдержать возгласы изумления.