– Ты ошибаешься, – я сжимаю телефон, прокручивая варианты, кому, если что, могу позвонить. Осознание бьет наотмашь, когда я прекрасно понимаю – никому. Никто не придет на помощь, если я закричу. Никто не заплачет, если меня вдруг не станет.

Одна. Бесконечно одна. Никому не нужная душа, которой словно нет места в этом мире. От этого чувства мне каждый раз становится тяжело дышать.

– Я никогда не ошибаюсь.

– У меня есть парень, – я поднимаюсь со своего места, но незнакомец резко хватает меня за запястье. Его пальцы ледяные и сильные. Боль пронзает руку, и другая на моем месте вскрикнула бы, вот только я привыкла к боли. Она стала моим вторым «я» после бесконечных тренировок. Балет – всегда боль.

Я не моргаю. Смотрю прямо, пытаясь показать, что меня ничуть не задевает подобное.

– Врешь.

– С чего бы?

– В твоих глазах одиночество.

Его фраза – пуля. Она пронзает меня до дрожи. До слез, которые готовы вырваться наружу. Интересно, он реально прочитал это в моих глазах? Я настолько пала духом, что хожу с табличкой на лбу «пожалейте меня»? Ну нет, сейчас не время для самокопания.

– У тебя разыгралось воображение, – я все-таки освобождаюсь и иду к выходу. Но даже на расстоянии слышу его реплику, брошенную вслед:

– Не убежишь, ведь я уже тебя нашел. Будет весело, обещаю.

Машу рукой, останавливая первое встречное такси. Сажусь в машину, захлопнув громко дверь, и называю адрес. Меня потряхивает, сердце бьет о ребра, как молот по колоколу, сигнализируя о беде. Замечаю, что даже руки трясутся, хотя мне это несвойственно. Подумаешь, какой-то странный незнакомец наговорил всякой ерунды, чего я так зациклилась? Или дело вовсе не в нем, а в словах, которые он сказал? В правде, что страшнее любого человека. Честно признаться, не помню, когда в последний раз так переживала.

«Это дурацкая шутка, парень просто не в себе», – убеждаю свое измотанное сердце всю дорогу до дома.

Но по итогу все оказывается совсем не так.

На следующий день проходит первая официальная репетиция в театре. Стоит только заиграть музыке, как каждая из нас вырывается на сцену, словно парящая бабочка. Мягко касаемся пола пуантами, закручиваясь в мелодичном ритме. Мне все еще невероятно сложно танцевать, нога ноет не переставая, но отступать нельзя. У меня нет времени отлеживаться.

Музыка смолкает, и мы уходим в гримерную. Почти все между собой общаются, только я плетусь в хвосте, пытаясь перевести дыхание.

– Боже, я сегодня все утро проторчала у станка, – жалуется Лана Кириленко подругам, развязывая пуанты.

– Ты была прекрасна, – хвалят они, явно приукрашивая и подлизываясь к соло-танцовщице. Она не дотягивает, и сама об этом прекрасно осведомлена, поэтому столько тренируется. Наверняка получила не одно замечание от Анатолия Аркадьевича, нашего балетмейстера.

– Спасибо, девочки, – мило улыбается Лана. Я случайно ловлю ее взгляд и не могу понять, откуда в нем столько радости. Хотя нет, понимаю: Кириленко счастлива до смерти, что подвинула выскочку вроде меня.

Закончив переодеваться, выхожу в холл и спускаюсь на первый этаж. Все тело ноет от напряжения. Но стоит мне оказаться на улице, как я напрягаюсь еще сильнее, потому что замечаю того таинственного незнакомца. Он сидит на скамейке напротив входа в театр, пьет фреш и чему-то усмехается, разглядывая экран телефона. Не знаю, совпадение это или нет, но складывается ощущение, что парень за мной следит. Притом не из хороших побуждений.

Дверь за моей спиной скрипит, и на улицу выходит Кириленко. Она тоже отчего-то напрягается, но тут же переключается на меня.

– Ты реально собралась выступать после такой травмы? Не стыдно? Ты можешь всех подвести.

– Стыдно брать роль соло, когда твой максимум – десять фуэте, – не теряюсь я. Мы никогда не дружили. А уж сколько раз она подставляла меня – не счесть. Пожалуй, Лана одна из многих, кто искренне порадовался моему провалу.

– Просто я не повернута на балете, и у меня, в отличие от некоторых, есть личная жизнь, – отвечает она, прикусив губу. Уверена, мои слова ее задели. Для балерин, которые стремятся к славе, быть второй – это провал. В случае с Кириленко я – вечная тень ее провала.

– Тогда зачем ты пытаешься мне что-то доказать? – сжимаю лямку рюкзака и думаю, что в джинсах сегодня безумно жарко. Но чтобы связки всегда были разогреты, нам приходится носить не особо удобную одежду.

– Я? Тебе? Мне просто тебя жаль, Миронова, – фамилия приемной мамы режет слух. Напоминает, что мать не верит в меня и не ждет больше ничего. Это обидно до слез. А вот Глебу, наверное, все равно, ведь он носит фамилию отца. Мало кто знает, что мы с ним родня, пусть и не кровная.

– Не стоит тратить свои чувства на меня, побереги до лучших времен, – огрызаюсь я и спускаюсь по ступенькам.

Мой взгляд фокусируется на том парне, который только что убрал мобильный и теперь тоже смотрит на меня. Он лениво, словно кот, поднимается, растягивая губы в улыбке – хищной, какой-то недружелюбной. Хотя когда вас преследует человек, о дружелюбии речи и не идет. Но я все еще надеюсь на банальную случайность.

– Ну привет, – произносит незнакомец, догоняя меня за пару шагов. Сминает стакан и выкидывает его в урну, как баскетбольный мячик.

– Ты меня сталкеришь? – спокойно уточняю, но внутренне сжимаюсь в ожидании ответа. Пусть скажет «нет» или признается, что оказался здесь случайно. А может, у него сестра работает в нашем театре? Да господи, любая отговорка будет идеальной, кроме согласия. Однако…

– Может быть, – уклончиво отвечает он, не переставая одаривать меня улыбкой, от которой мороз по коже.

– Я обращусь в полицию.

– Обращайся, – ему словно плевать.

– Слушай… – я подхожу к остановке и оборачиваюсь. На светофоре неподалеку трогается автобус, в который я планирую сесть. И неважно, что он не довезет меня до дома. Главное – оказаться подальше от таинственного незнакомца.

– Тебя было легко найти, крошка. Интернет нынче знает все. Кстати, я не увидел в твоем профиле никакого парня. Знаешь, что врушек принято наказывать?

Автобус останавливается, из него выходят люди, и в тот момент, когда он собирается тронуться, я запрыгиваю внутрь на задние ряды. Прикусываю губу, молясь всем богам, чтобы этот человек не последовал за мной. Всё внутри меня так неистово колотится, что кажется, будто тело не выдержит этого напряжения. Давно меня не накрывал такой страх.

Прохожу вглубь салона, усаживаюсь на свободное место и в окно замечаю, что парень так и стоит на остановке. Он не пошел за мной, но его дьявольская улыбка приводит меня в ужас.

Инстинкт самосохранения подсказывает, что я нажила себе новую порцию проблем.

Глава 11 – Даша

Я сижу в раздевалке, поглядывая на часы. Сегодняшнюю репетицию перенесли на три часа позже, но почему-то до сих пор никого нет. Меня это напрягает, и чтобы как-то успокоиться, я захожу в соцсети. Случайно натыкаюсь в ленте на пост Глеба.

На фото он на пляже в одних шортах. Спортивное тело и кубики пресса так и притягивают взор. Каждый его мускул четко очерчен, будто высечен из камня, и я невольно задумываюсь: каково это – гулять с таким парнем, как Глеб? Да, мы никогда не были друзьями, но это не отменяет того факта, что он настоящий красавчик.

Зачем-то открываю комментарии, а там сплошные восхищенные возгласы. Девушки пищат от восторга, некоторые, не стесняясь, просят написать им. Мой сводный брат никогда не бывает обделен вниманием. Такое ощущение, что эта страница крутого селебрити, а не обычного парня. Хотя когда Гордеев с его деньгами и внешними данными был обычным?

Внезапно я ловлю себя на том, что непроизвольно закусываю губу, разглядывая Глеба.

– Господи! – шепчу, качая головой. Гордеев столько раз превращал мою жизнь в ад, что мне должно быть стыдно даже останавливаться на публикациях с ним.

Поспешно закрываю приложение и убираю телефон.

Чтобы хоть как-то развлечь себя, выхожу в коридор. Мобильный в кармане начинает вибрировать, на экране высвечивается номер Натальи Михайловны.

– Да, добрый день, – дружелюбно отвечаю я.

– Как тебе не стыдно! – кричит она в трубку. – Я просила за тебя, поставила на кон свое имя и репутацию. А ты? Просто прогуливаешь репетиции?

Растерянно замираю на месте, слушая гневный голос Натальи Михайловны из динамика. О чем она говорит? Да я за всю жизнь ни разу не прогуляла, ведь на кону стоит мое будущее. Одна только мысль о пропуске заставляет желудок стягиваться в тугой узел. Нет-нет. Она что-то путает.

– Как это?..

– В дурочку играешь? – ядовито шипит она в трубку.

– Репетицию же перенесли на четыре часа, – лепечу я, пытаясь оправдаться.

– Кто перенес? Бессовестная! Если тебя выгонят, больше от меня помощи не жди. Ты меня разочаровала, Миронова.

Ее слова звучат словно приговор, от которого внутри все леденеет. Я сильно-сильно зажмуриваюсь, надеясь, что, когда открою глаза, репетиция будет по плану, и я не пропустила ее. Но мой телефон все еще в руке, и из динамика все так же доносится гневное дыхание Натальи Михайловны, а это значит, что я где-то ошиблась.

– Пожалуйста, выслушайте меня! – умоляю, не зная, что сказать в свое оправдание. – Я совсем не хотела подвести…

Но Наталья Михайловна презрительно фыркает и скидывает вызов, оставляя меня наедине с болезненным чувством вины и отчаянием.

Очередной провал, от которого хочется кричать в голос.

Да что ж такое? У меня и так душа в клочья, я не живу толком, существую, держась за последнюю ниточку – выступление, и даже здесь умудряюсь провалиться. К глазам подкатывают слезы, меня колотит, словно выбросили раздетой в двадцатиградусный мороз.

Делаю несколько глубоких вдохов, которые должны помочь успокоиться. Не помогает. В каком-то странном состоянии я звоню Лане, так как больше никого из труппы не знаю. Я не успела толком познакомиться с другими девчонками, наверное, надо было улыбнуться, подойти, завязать разговор. Ведь это нормально, общаться с теми, с кем танцуешь. Но я, поглощенная собственным горем и миром, в котором нет ничего хорошего, будто намеренно возвела стену вокруг себя. Абстрагировалась. Пожелала быть одной, чем в своре волков. И вот пожимаю теперь плоды. Сама виновата. Что сказать…

Кириленко отвечает не сразу, буквально на последнем гудке, когда я уже собираюсь сбросить.

– Чего? – недовольно бурчит она в трубку.

– Репетицию не переносили?

– Ой! А ты не знала? – тянет она с явной издевкой. А у меня от ее ответа аж кулаки сжимаются.

– Лана… – мне хочется выругаться, но я сдерживаюсь. – Когда объявили, что сдвига по времени не будет?

– В чате, вчера вечером.

– В каком чате? – непонимающе рычу я.

– В общем чате, Миронова. Или постой… Тебя же нет в нашем чате. Ой, как печально. Ну что ж поделать?

Я сбрасываю звонок, не дожидаясь продолжения издевательств. Меня колотит, в голове проносятся тысячи мыслей. Конечно, у них есть чат. У всех есть эти долбанные чаты, и звонить больше не обязательно. А я… подумаешь! Им все равно на какую-то Дарью, которую пропихнули по чьей-то протекции.

И плевать всем, что если бы я тогда не упала, не совершила роковую ошибку, то стояла бы в центре и танцевала соло. Я, а не Лана. Проклятье!

Выбегаю на улицу, попутно вызывая такси. Хочу домой, хочу оказаться в темноте и уткнуться лицом в подушку. Искренне не понимаю, когда настанет такое время, что я смогу быть обычной слабой девушкой, которую пожалеют, поддержат добрым словом и не дадут сломаться.

Однако судьба будто насмехается дальше, подкидывая очередную встречу.

Меня и так раздирает на части – с одной стороны, я в ужасе от перспективы потерять роль, мой единственный шанс вернуть расположение мамы, а с другой – этот незнакомец, который постоянно появляется будто из ниоткуда и черт знает что хочет.