– Света, нам нужно поговорить. По дороге есть небольшой ресторан, поужинаем и всё обсудим, – намеренно говорю в форме не вопроса, а утверждения. Безо всяких «хочешь – не хочешь».

Снова тоскливый взгляд загнанной в угол мышки. Шерхан бы сейчас довольно ухмыльнулся.

– Да, конечно, Сергей Алексеевич, – соглашается придушенным голосом.

Отказать она не может – это было бы даже невежливо. Но ничего хорошего от этого ужина она не ждёт: не девочка уже, и кое-какой опыт наверняка имеется.

Она

Сижу в приёмной уже почти час. Вижу, как в кабинет заходит врач, который лечит маму. В руках у него что-то похожее на историю болезни. Надеюсь, что это мамины документы, но меня никто не приглашает. Уходит врач, пару раз заходит и выходит секретарша. Ужасно хочется пить, но не смею попросить воды.

Наконец появляются главврач и Сергей Алексеевич – знаю теперь его полное имя и даже фамилию. Вскакиваю. Неужели помог?!

Главврач даёт указания секретарше, и я с восторгом понимаю, что вопрос решён: очередь сдвинули, и операция на следующей неделе!

Готова расцеловать и этого сурового Сергея Алексеевича, и главного, и секретаршу, а ещё всех дворников, которые песок не сыпят, и даже того «козла», что в меня сегодня врезался. Какое счастье и облегчение!

Бегу вприпрыжку, как моя обезьянка-талисман, за главным и Сергеем Алексеевичем до маминой палаты. Сообщаю ей радостные новости и обещаю приехать завтра.

Приятно удивляюсь, что Сергей Алексеевич тоже заходит к маме – завтра спрошу её, о чём они говорили. Всё просто сказочно великолепно!

Идём на выход, соображаю, как буду добираться домой без машины, и вдруг, среди всего этого счастья, слышу: «больше доплачивать не нужно». Не сразу доходит смысл, но, когда понимаю, что это значит, замираю от ужаса. Он заплатил за операцию! Просто взял и заплатил, даже не спросив меня. Теперь я в долгу, теперь я в зависимости. Это ужасно!

Тупо бреду за ним и, наконец, решаюсь заговорить. Обещаю всё вернуть. Как же! Как я верну такую сумму?! Сколько же лет на это нужно работать с моей копеечной зарплатой?

Я, может быть, и дура, но не конченая – и прекрасно понимаю, к чему идёт дело. Не удивляюсь приглашению в ресторан – обычный ход. Ну почему я такая несчастная и невезучая?! Короче, влипла.

Он вежливо открывает мне дверцу машины. На пороге бросаются в глаза белые буквы на ребристой полоске: KOMENDANT.

Усаживаюсь, а он нажимает внизу какие-то кнопки, и сиденье мягко под меня подстраивается. Становится удобно и тепло, но это не успокаивает. Дверца тихо и плавно закрывается. Всё, я в ловушке!

Молчу всю дорогу до ресторана и лихорадочно составляю решительную фразу типа: «Дорогой Сергей Алексеевич! Вы так много для меня сделали. Спасибо вам и земной поклон, но…» Как же это всё мерзко, противно и гадко!

2. Играем в карты

– А где я могу найти кого-нибудь нормального? – Нигде, – ответил Кот, – нормальных не бывает. Ведь все такие разные и непохожие. И это, по-моему, нормально

(Льюис Кэрролл)

Он

Ресторан небольшой и уютный. Хозяин, он же шеф-повар, известный в народе как «Дядя Вова», слышал о французской кухне и назвал заведение «Бонжур», хотя днём оно закрыто, а работает только вечером.

Никогда ничего не пробовал из его «французского меню», но стейк из мяса, поставляемого местными фермерами, он готовит изумительно. Кто-то также нахваливал мне его лосося под белым соусом и котлеты по-французски.

Впрочем, сегодня еда не главное – главное то, что в этот ранний вечерний час ресторан пуст, и нам никто не помешает спокойно поговорить.

Мышка попросилась в дамскую комнату. Успеваю помыть руки, поприветствовать хозяина, но она всё не выходит – оттягивает разговор или репетирует речь. Видел по дороге, как шевелились губы. Смысл речи угадать несложно.

Прохожу в зал и осматриваюсь. Тихо, музыки нет. Наш стол укрыт зелёной стенкой – это хорошо. Скатерть тоже зелёная, – в самый раз для партии, которую я собираюсь разыграть.

Наконец возвращается. Подзываю официанта Стасика – смазливого малого с серьгой в ухе. Подозреваю, что он ко мне неровно дышит, – замечаю ревнивый взгляд, которым он награждает мою Мышку. Протягивает ей меню, но я уже всё решил.

Быстро делаю заказ. Закусок не будет, мне стейк, даме лосось. Никакого вина – мне нужна её ясная голова, – только вода. Никаких десертов. Капучино с ванильным сиропом и корицей для дамы и двойной эспрессо для меня.

Мышка растерянно отдаёт меню, которое не успела даже открыть. Партия началась.

Она молчит – глазки в скатерть. Я тоже не тороплюсь начинать разговор.

Стасик приносит воду, сначала наливает мне, потом ей – мелкая месть. Она сразу выпивает половину бокала, смущается и отставляет. В глаза не смотрит – боится или стесняется. Заказ приносят быстро. – Приятного аппетита! – говорю, отрезая кусок бифштекса.

Люблю его с кровью. Отмечаю, что от вида кровавого сока, растекающегося по моей тарелке, Мышку перекашивает.

Неуверенно отделяет вилкой кусочек печёного лосося, уютно лежащего в лужице белого соуса рядом с картофелинами и зелёными полосками спаржи, пробует и принимается есть, причём довольно быстро – Мышка реально голодна!

Даю ей время закончить с блюдом и внимательно рассматриваю. Первый раз вижу её не на бегу, а в спокойной обстановке. До этого видел её удивлённой, отчаявшейся, умоляющей, надеющейся, радостной и испуганной, а сейчас она впервые серьёзная.

Любуюсь её тонким лицом, изящной длинной шейкой. Причёска немного сбилась, но это только добавляет ей искренней непосредственности. Как же она красива, и как удивительно женственна!

Задумываюсь: а сколько времени я её знаю? Пару минут вчера, несколько минут на дороге. Больница, две короткие поездки в машине. В общей сложности, от силы час. Конечно же, знаю о ней довольно много из досье, присланного Эдиком, а она не знает обо мне ничего. Даже фамилию узнала случайно, и вот я хочу, чтобы она отдала себя мне полностью, мне – мужчине, с которым перекинулась десятком фраз.

Имею ли я право брать на себя ответственность за её судьбу? Знаю только, что никогда не посмею сломать её, буду играть открытыми картами, и она сама должна принять решение.

Я уверен, ну, почти уверен, что это ОНА, – та, которую искал столько лет. Поколебавшись, устанавливаю сам себе срок: семь дней, чтобы убедиться, что это ОНА и завоевать её сердце. Предчувствую, будет непросто, но уверен, что справлюсь.

Вот она закончила есть и подняла взгляд.

– Вкусно? – интересуюсь.

– Да, спасибо! Очень вкусно, и соус хороший. И это… аспарагус, – сбивается, – или это спаржа?

– Можно и так, и так, но в блюде правильнее «спаржа», а «аспарагус» – это больше о декоративном растении.

Краснеет от своего, как она думает, невежества. Помолчав, робко выкладывает первую карту:

– Сергей Алексеевич, вы с женой сюда часто ходите?

Слегка выделяет «с женой». Браво, Мышка! Хороший ход. Надеется: вдруг вспомнит о жене, совесть проснётся и не будет приставать.

– Я не женат.

Слабая искорка удивлённого интереса, смешанного с разочарованием. Моя очередь выкладывать карты:

– Света, у меня есть предложение…

Не даёт договорить до конца. Вскидывает глаза, как-то выпрямляется и решительно, хотя и срывающимся голосом, выдаёт, наконец, фразу, которую долго составляла и репетировала про себя:

– Сергей Алексеевич! Вы так много для меня сделали. Вы очень мне помогли. Я вам так благодарна, спасибо! Вы очень хороший человек, но… простите, мне так неловко это говорить… я не могу стать вашей, – запинается, – вашей… вашей любовницей.

Умница! Я не ошибся в ней: рассчитывал, что она выложит эту карту именно сейчас. Гордая Мышка! Изображаю искреннее удивление:

– Я не предлагаю тебе стать моей любовницей.

– Как? А разве… – замолкает.

Вижу, что пытается лихорадочно сообразить, что делать дальше. Вариант, что такой, как я, падает на одно колено, выхватывает из-за спины корзину алых роз, из кармана красную коробочку и предлагает руку и сердце, даже не рассматривает. Что ещё я могу ей предложить? Бизнес? Может быть, роль в кино, ну, типа: «Мы тут с покойным Тарковским решили замутить приквел к „Бедной Лизе“, и нам позарез нужна актриса на главную роль, а ты идеально подходишь. Конечно, нужно будет сделать кое-какие пробы…» Что ещё? Несметные богатства?

Выжидаю немного – пусть поупражняет фантазию – и захожу сразу по-крупному:

– Ты станешь моей рабыней, – говорю самым спокойным и обыденным тоном, отправляя в рот последний кровавый кусок бифштекса.

Немая сцена такой мощи, что потрясённый Гоголь комкает и выбрасывает листок со своим: «произнесённые слова поражают всех как громом».

Сказать нужно было именно так: «рабыня», а не чуждое нашему языку и расплывчатое «сабмиссив», чтобы не было ни капли двусмысленности: «рабыня» включает в себя всё. И никаких «будешь», а только «станешь» – в слове «станешь» есть что-то неумолимое, окончательное, бесповоротное.

Ошалело смотрит на меня изумлёнными глазищами. Есть небольшая вероятность того, что она сейчас плеснёт мне в лицо остатками воды и выскочит из-за стола, но если это случится, значит, я в ней ошибся, значит – я плохой психолог.

Шок начинает проходить, и шквал самых разных эмоций проносится по её открытому лицу. Не успеваю за ними уследить, но в какой-то момент замечаю, что взгляд её становится как бы отрешённым, и по тому, как она напряглась, догадываюсь, что сильно стиснула бёдра, – зацепило!

– Обычный договор, – не давая ей опомниться, продолжаю методично выкладывать карты, – ничего особенного. По договору ты семь дней живёшь в моём доме, исполняешь все мои приказы и желания. Ты будешь доступной, послушной и покорной. Я же буду заботиться о тебе и твоих близких, учить и воспитывать, но мне придётся тебя наказывать, если ты будешь непослушной или за нарушение правил.

– Вы садист? Вы будете меня бить? – с ужасом произносит она сдавленным голосом после некоторой паузы.

Хороший признак: первая стадия – отрицание – прошла, и началось уже уточнение отдельных условий сделки. Отмечаю также, что о сексе она не спрашивает: книжки читала, знает, как рабынь пользуют, а вот вопрос о наказаниях её реально волнует.

Тоже даю паузу. Она слишком напряжена, и нужно, пожалуй, разрядить обстановку – добавить немного игривости.

– Мышка, – впервые обращаюсь к ней так.

– Пожалуйста, не называйте меня мышкой! – прерывает меня несколько раздражённо.

Догадываюсь, что дело вовсе не в том, что назвал её «Мышка». Её очень волнует ответ на вопрос – он для неё важен, а я тут с этой дурацкой «мышкой»!

– Ну хорошо, – говорю спокойно, – буду звать тебя «Крыска». Гневно закусывает губу.

– Значит, договорились: «Мышка».

Молчит, ждёт ответа на свой важный вопрос.

– Мышка, во-первых, я не садист. Я доминант. Мастер.

Выделяю слово «мастер» – оно заряжено положительным смыслом. В нашем языке «мастер» – это прежде всего специалист своего дела, профессионал, опытный и умелый человек. Это значение перекрывает и гасит негативный смысл слова «доминант». Даю ей время прочувствовать этот важный момент и продолжаю:

– Во-вторых, ну кто же бьёт мышек? Бьют врагов, зверей, ну, ещё кого-нибудь. Маленьких мышек наказывают, а это совсем другое дело. Ведь тебя наказывали в детстве? Лишали сладкого, ставили в угол, шлёпали по попе?

Молчит. Надеюсь, что этот пункт договора прояснён, потому что она, поколебавшись, переходит уже к следующему:

– Поэтому вы и заплатили за мамину операцию. Вы хотите меня купить, как покупали рабынь в прошлом?

Хорошая карта и хороший знак: ведь, с точки зрения контрактного права, мы подходим уже к финансовым условиям сделки.