В глубине спальни стоит огромная кровать, а перед ней – большое свободное пространство. Минимум мебели: кожаный диван, пара кожаных пуфиков, пара стульев, небольшой комод с выдвижными ящиками. Буфет, в котором поблёскивают стаканы и рюмки, вделан в стену. Туда же встроен и небольшой бар-холодильник.

Вход в спальню сбоку, и вся стена справа от входа и напротив кровати представляет собой огромное зеркало. Оно обработано бронзовым напылением с эффектом старинной патины. Прямо над кроватью, на потолке, – ещё одно зеркало. Оба зеркала можно закрывать шторами-экранами с дистанционного пульта или из приложения на телефоне. Сейчас они открыты.

Медленно включаю освещение, но делаю его слегка приглушённым. Она опять удивлена и быстро осматривается. Нельзя дать ей успокоиться и расслабиться! Ненадолго отпускаю на волю Шерхана, но прочно держу его на цепи.

Шерхан обходит Рабыню, в руке у него уже хлыст с кожаной накладкой на кончике, вынутый из комода.

– Спину прямо! Ноги вместе! Руки плотно прижаты к бокам. Смотреть в пол! – жёсткие, как удары хлыста, команды следуют одна за другой.

Она буквально секунду мешкает и тут же получает удар по ягодице. Даже не удар – просто лёгкий шлепок, но вскрикивает и дёргается всем телом, как будто её прижгли раскалённым железом.

– Запомни, так ты должна стоять перед господином. Кто ты? Отвечай!

– Рабыня… – получив очередной шлепок, быстро добавляет: – Господин.

– Запомни, когда ты отвечаешь на вопрос господина, то смотришь в глаза. – Шерхан хлыстом приподнимает подбородок и ловит её взгляд. – Что ты должна сейчас сказать?!

– Слушаюсь… Господин.

– Ответила – и глаза в пол до следующего вопроса! Ты поняла?

– Да, Господин.

– Зачем ты сейчас в этой комнате?

Она испуганно замирает в растерянности. Потом, как бы преодолевая себя, тихо выдавливает:

– Наказание… получить, Господин.

– На колени!

Даже в таком слабом свете видно, как она краснеет. Медленно, неуверенно опускается на колени.

– Это поза ожидания наказания! – грозно рычит Шерхан. – Спину прямо, руки за спину, кисти вместе одна к другой на попе! Ладони наружу! Смотреть в пол! Ноги раздвинуть!

Несколько лёгких ударов по внутренней стороне бёдер.

– Запомнила позу?!

– Да, Господин, – отвечает уже быстрее.

– В чём ты провинилась? Отвечай!

– Господин… не говорила «господин» господину, Господин… – от волнения запуталась, но, видимо, решила, что уж лучше много раз сказать «господин».

– Теперь проси твоего господина наказать тебя! Смотреть в глаза!

Это ей даётся не сразу. Наконец она с трудом выговаривает:

– Господин… накажите меня.

Всё, пора загонять Шерхана обратно в клетку, пока он не разошёлся – это не заурядная дежурная саба, которую можно ему бросить. Я уже хорошо понимаю натуру моей Мышки: её заводит подчинение, ожидание наказания, процесс подготовки к нему, но не оскорбления типа «шлюха» или покрепче, которые в ходу у Шерхана. Ещё она не переносит сильной боли, да этого и не нужно – боль она сама вообразит в голове так, что малейший шлепок воспримет как настоящий удар. Командую:

– Встать!

Поспешно встаёт и занимает подобающую позу – быстро учится!

– Сними носки!

Без колебаний снимает и замирает – не знает, что с ними делать.

– Подойди к зеркалу, положи их на пол и вернись на место!

Расстояние до зеркала от того места, где она стоит, метра четыре. Относит, наклоняется и укладывает носки на пол. Возвращается и становится в нужную позу.

– Сними джинсы и положи туда же.

После недолгого колебания, неуверенно расстёгивает джинсы и медленно их снимает. Относит к зеркалу и хочет вернуться, как вдруг замирает, быстро снимает трусы и прячет их под джинсы – заметила, что на застиранных и немного бесформенных трусах расплылось огромное мокрое пятно. Ей очень стыдно. Стыдится невзрачного белья и этого позорного, как она считает, пятна.

Таковы женщины: они скорее покажутся перед мужчиной голыми, чем в уродливом белье!

– Приказа снимать трусы не было! Надень их!

Даже с такого расстояния вижу, как она краснеет всем телом. Медлит.

– Быстро надеть и вернуться на место! – рявкает Шерхан.

С отвращением натягивает трусы и возвращается, не поднимая глаз.

– Сними трусы и отнеси!

Это она делает быстро, даже поспешно и с явным облегчением, но не тут-то было: следующая команда повергает её в ужас.

– Теперь повтори всё это три раза!

Это очень унизительно, и мне её жаль, но урок нужно пройти до конца. И потом, вид её кругленькой сладкой попки, сверкающей, когда она нагибается, чтобы положить трусики, так восхитителен, что я готов заставлять её делать это бесконечно!

Она тоже каждый раз видит в зеркало и себя, и меня за своей спиной. Заметно, как она всё больше возбуждается: волны дрожи пробегают по телу, а руки немного трясутся.

Возвращается, проделав позорную процедуру три раза. Позволяю себе сполна насладиться дивным зрелищем обнажённого снизу тела и приказываю:

– Сними свитер!

Этот приказ она выполняет без задержки – конечно, после такого позора с мокрыми трусами, снять свитер уже проще простого.

Возвращается. На ней теперь только майка с длинным рукавом. Заставляю отнести и её. Вижу, что Мышка порывается сразу снять и лифчик, тоже застиранный и потрёпанный, но не решается, а только становится немного боком и прикрывает его руками.

Разрешаю Шерхану обойти её со всех сторон, хлыстом оттянуть лифчик, приподнять голову и заглянуть в глаза; в них – ужас и слёзы, готова разрыдаться от стыда и унижения. Расстёгиваю застёжку, даю команду снять и кидаю лифчик к кучке одежды у зеркала.

– Руки за голову!

И вот она обнажённая передо мной! Любуюсь её восхитительным стройным и тонким телом. Платиновый ошейник тускло сияет на длинной шейке. Как же она прекрасна! Поворачиваю лицом к зеркалу и, стоя за спиной, сильно сжимаю ладонями упругие груди.

– Смотреть в зеркало!

Сам любуюсь этим зрелищем – нежное, тонкое тело, прижатое за груди спиной к одетому мужчине, смотрится так трогательно и беззащитно!

Медленно провожу рукой по её спине, ягодицам, вниз по бёдрам. Она вздрагивает, реагируя на малейшее прикосновение. Чувствую, как под моей рукой её кожа покрывается мурашками, а по телу прокатываются трепетные волны. Массирую груди и сильно сжимаю затвердевшие сосочки. Издаёт немного хриплый чувственный стон и широко открытыми глазами смотрит в зеркало.

Знаю, что это очень возбуждает, и по неподвижному отрешённому взгляду догадываюсь, что она уже не здесь, а, может быть, стоит сейчас на палубе пиратского корабля или в гареме султана. Нет, она не играет роль – это полное и искреннее перевоплощение! Надо помочь ей отрешиться от обстановки спальни, уйдя в мир своих грёз и фантазий. Достаю чёрную атласную ленту и завязываю ей глаза.

– На колени!

Покорно опускается и занимает позу готовности. Нужно дать ей прочувствовать напряжение ожидания грядущего наказания. Она не знает, каким оно будет – пусть пофантазирует.

Неторопливо иду в ванную комнату. Долго мою руки – тяну время. Возвращаюсь, вижу, что Мышка дрожит всем телом и замечаю, как между широко раздвинутыми бёдрами поблёскивает тоненькая паутинка. Можно начинать.

– Встать! Руки за спину в коробочку!

Плотно беру её правой рукой сзади за шею и укладываю на колени. Я уже сам порядком возбуждён: в боксёрах напрягся и рвётся в бой мой малыш. Она чувствует его и немного придвигается так, чтобы он оказался точно под её лоном.

– Сейчас ты получишь десять ударов. Ты должна их считать вслух и после каждого удара говорить: «Спасибо, Господин!». Что ты сейчас должна сказать?

– Слушаюсь, Господин, – шепчет сдавленным голосом, как будто пересиливая себя.

Наношу первый совсем несильный шлепок ладонью. Она взвивается, будто её стеганули кнутом, дёргается всем телом и издаёт сдавленный крик.

– Один! Спасибо, Господин! – звучит как вопль боли.

– Не сдерживай себя! Кричи! Тебя никто не услышит.

Бью ещё раз. Она опять изгибается и кричит уже в голос, а вперемешку с рыданиями с трудом выговаривает:

– Два! Спа-си-и-и-бо, Господи-и-ин!

Меня это заводит: то, что я делаю – даже не лёгкая эротическая порка, а просто энергичный массаж, но в её воображении я стегаю ремнём изо всей силы!

Делаю пять шлепков чуть сильнее, и она уже рыдает и трепещет, пытается вырваться, но я крепко прижимаю и держу её руки. Со счёта она уже сбилась и только бормочет невнятно сквозь рыдания:

– Спа… бо… гос… дин… спас… а-а-а-а…

Воображение, должно быть, уже нарисовало в её мозгу истерзанные ремнём ягодицы. Поглаживаю попку – она немного покраснела, только и всего.

Палец медленно опускается в ложбинку. Ласково прохожусь несколько раз по влажным губкам, осторожно раздвигаю и проникаю внутрь. Она умолкает, замирает и только сотрясается от беззвучных всхлипываний, прерывисто вздыхая. Довожу почти до предела, и вот она уже пытается придвинуться так, чтобы мой палец оказался в заветном месте. Нет! Ещё не время!

– Рабыня, за что ты получаешь наказание? Отвечай!

– Не… назы… вала… вас… госпо… дин… – всхлипывает, в голосе – боль утраты долгожданной разрядки, которой жаждет её переполненное желанием тело, ведь она была так близко…

Неторопливо отмеряю оставшиеся шлепки. Последние два отдаю Шерхану. Она взвизгивает, изгибается так, что приходится сильно и грубо вернуть на место – это уже немного больно.

Пора! Точно знаю, куда и как нужно нажать пальцем – серия судорожных, конвульсивных движений всем телом, барабанит ногами по полу; протяжный хриплый крик откуда-то из самой глубины. Палец чувствует, как проносится внутри волна быстрых сжатий, она обмякает и соскальзывает с коленей на пол.

Это мини-паралич, когда мозг на мгновение полностью отключается и теряется контроль над телом. Поднимаю и укладываю на кровать. Сворачивается калачиком, часто-часто дышит – медленно, как на парашюте, опускается на землю из полёта в космос, куда я её отправил!

Поглаживаю, массирую упругую попку и улыбаюсь. Ещё никогда мне не попадалась столь эмоциональная саба, которая кончает с такой искренней силой всего от десятка слабеньких шлепков! Нет, не саба – она моя маленькая пылкая и отважная Мышка!

Включаю душ. Он особенный: в большой, метр на метр, панели потолка, из которой льются струйки воды, подобно тропическому дождю, вмонтированы светодиоды. Электричество для них вырабатывает маленький генератор внутри панели, приводимый в движение потоком воды. Чем сильнее напор – тем ярче светятся струйки. Светодиоды постоянно меняют цвет, струйки переливаются всеми цветами радуги, и это особенно эффектно в темноте.

– Пойдём, – говорю я, нежно взяв её на руки. – Хочу, чтобы ты меня помыла.

Она

Господи, как же мне страшно! В глубине души я, конечно, верю, что он не причинит вреда – ведь он обещал, – но мне всё равно страшно до дрожи в каждой клеточке тела. Идём наверх, значит, не в подвал. Может быть, его пыточная на втором этаже? Такая огромная дверь… А что за ней?

В голову лезут разные описания подобных мест из книжек и фильмов. Вот она открывается, и… за ней просто обычный холл. Совсем обычный. Правда, замечаю там ещё несколько дверей.

Открывает одну и приказывает мне войти первой. Ничего не вижу – вокруг темно, и только вдалеке виднеются неясные очертания чего-то огромного и белого. Медленно зажигается свет, и я оказываюсь в центре светлого пятна. Под ногами пол тёмно-красного дерева – даже через носки чувствую, что он тёплый.

В окружающем меня мягком полумраке с удивлением вижу громадную комнату. Краем глаза замечаю элегантный кожаный диван и буфет со стеклянными дверками, за которыми что-то поблёскивает. А белое пятно передо мной – это просто гигантская и, наверное, очень удобная кровать. Нет ничего пугающего или агрессивного.

Не успеваю как следует рассмотреть комнату, как на меня обрушивается поток резких, грубых команд: