Гретель поежилась. Под взглядами старух ей почему-то стало неуютно. Вспомнилось, как они являлись сюда каждый год – всегда за три дня до Рождества. Никогда не платили, зато ели за десятерых. Брат с сестрой с ног сбивались, таская прожорливым старухам полные подносы пирогов. А госпожа Холле только смеялась: «Шустрее, детки, не то сами в печь отправитесь!»

Нет больше той жуткой печки, которую приходилось каждый день растапливать углем. Гензель первым делом переоборудовал кухню, поставил две современные электрические хлебопечки и микроволновку.

– По завещанию, – повторила Ядвига. Она вдруг придвинулась к Гретель вплотную. Янтарные глаза полыхнули, прожигая насквозь. – И страховку, небось, получили, шустрые детки?

– Слишком шустрые, – поддакнула Бру. – А я говорила Холле. Предупреждала ее, дуру старую. Не бери приемышей, а уж если берешь, на гниль внутри проверяй. Да что толку? Ей чужие советы всегда были как об стену горох!

«Где же люди?! – Гретель в панике задергалась внутри оцепеневшего тела. – Куда все делись?! «

Столики опустели. За стеклянными дверями спешили мимо прохожие, словно не замечая яркой вывески, хотя полчаса назад в «Пряничном домике» было не протолкнуться.

– А ну пошли вон! – голос брата разорвал ненормальную тишину. – Детей пугайте, вороны драные! А мы пуганые! Это наше кафе – по закону!

Гретель с усилием повернула голову. Гензель выскочил из кухни, сжимая тяжелую дубовую скалку. «Беги!» – губы не шевельнулись.

– По какому закону? – Ядвига приподняла кустистую седую бровь. – Нам человеческие законы не указ.

Она щелкнула пальцами. Гензель замер, уронив скалку себе на ногу. И даже не вздрогнул.

– У нас свои законы, – старуха размяла пальцы. На кончиках ногтей засветились зеленоватые огоньки. – Справедливые. Нерушимые. Неизбежные.

– Подожди, подруга, – Бру ухватила ее за рукав. – Кота подождать надо.

– Дождешься его, как же! Ежели у него загул начался – это надолго. Сами управимся.

Они запели. Слова были непонятные, но мотив пробирал до костей. И кости от него становились мягкими, как пластилин. Как глина.

Это было больно. Гретель кричала внутри сминаемого в кулаке чужой воли тела. И эхом отдавался в памяти крик госпожи Холле. Но ведь она не кричала! Гензель оглушил ее, прежде чем открыть печку и проложить из растопки дорожку к телу старухи…

Гензель тоже кричал. Но сестра его не слышала.

Боль длилась и длилась. А потом закончилась.

Две старухи, тяжело дыша, сидели на полу. Руки у обеих дрожали, губы посинели.

– Тошнит… – простонала Бру. – Говорила же, третий нужен, дура упрямая!.. Супротив обычая не попрешь…

– Будет третья… – Ядвига закрыла глаза, прислонившись к стене. – Кот не зря на эту Берту глаз положил. А нам все равно придется здесь задержаться. «Пряничный домик» пустовать не должен.

– Документы…

– Выправим документы. Чай, не впервой.

Они еще посидели. Под столом поскуливали в беспокойном сне два пекинеса. На бронзовых цепочках-ошейниках позвякивали именные бирки: «Гензель» и «Гретель».

– Собачий корм придется теперь покупать, – Бру поморщилась. – Дорогущий, небось.

– Зачем? – Ядвига ухмыльнулась. – Я так понимаю, запас соевого мяса на кухне имеется. Вот его и будут жрать. У нас этичное кафе, подруга.

– Ты это Коту скажи.

– А он пускай у своей зазнобы столуется.

– Все одно придется раскошелиться – мебель приличную купить. Или ты согласна каждый день на этот этичный пластик любоваться?

Ядвига обвела взглядом кафе. Вспомнила, как еще год назад здесь стояли деревянные столы на резных ножках и стулья с гнутыми спинками. Как уютно пахли хвоей обвитые красными лентами венки на стенах…

– Живы будем, все вернем.

– Не все…

– Не каркай! Мы за нее отомстили, как положено. Стало быть, вернется когда-нибудь.

Они замолчали. Метель за дверями разгулялась вовсю. В белых мазках налипшего на стекла снега старухам почудилось знакомое лицо. Госпожа Холле улыбнулась давним подругам. А потом ветер смел снег.

Наталья Литвиненко. НЕУКРОТИМЫЕ БОБРЫ

– Я думал, ты друг, а ты! Какие еще квадроберы?!

Бывший афганец настолько свирепо врезал дверью по косяку, что она чуть не отвалилась. Новенькая! Только установленная при ремонте!

– Да подожди ты! – заорал ему вслед другой дядька сопоставимых габаритов и возраста.

– Дай мне договорить! Я сейчас объясню все.

Только что чуть не испортивший казенное имущество бывший воин остановился на пороге и резко обернулся.

– Что ты мне еще решил сказать?!

– Да ты меня неправильно понял! Дослушай до конца, потом двери ломай!

И добавил, подойдя и прихрамывая на искусственную ногу:

– Я тоже обидеться могу в конце-то концов.

Через полчаса оба дядьки выходили через ту же, еле выжившую дверь в хорошем настроении.

– Тренером, говоришь, клуба по этой…бобровике?

И мужчины рассмеялись.

Тот, который бы директором только что почти из руин восстановленного ДК, ответил:

– Я ж говорю – твой вид спорта.

В зале остро пахло масляной краской, на свежепокрашенные и размеченые полы ложились яркие отсветы из окон. В углу были аккуратно сложены маты, в другом стояло в ряд аж три коня сразу, рядом был ринг и на стене уже висел плакат с боксером, призывающий побить спортивные рекорды. Стены коридоров украшали плакаты, призывавшие мыть руки перед едой и пользоваться огнетушителем во время пожара – а лифтом, соответственно, не пользоваться. В тренажорке рядом уже звенели блины, эхом отдаваясь во все углы зала, и кто-то басовито спрашивал, почему двухпудовую гирю после упражнений не отнесли на место. Или не оттащили…

Бывший афганец, мастер спорта по многоборью глядел на весьма нестройные и разношерстные ряды подростков, с интересом поглядывавших на это сверкающее великолепие. Разношерстные в прямом смысле слова – сьюты на них были разных цветов, от естественных до вирвиглазных, а головы ребят скрывали не менее оригинальные хэды. Помимо более-менее читаемых непосвященными лисичек или волкособак, среди них стояли и какие-то совсем уже незнаемые зверики с розовыми ушами или крокодильими хвостами. Тренеру больше всего запомнился совсем уж жутковатого вида хлопец, у которого на лице был надет устрашаещего вида череп, над которым тем не менее торчали вполне себе милые ушки. М-да, такому и на рукопашку не надо – можно смело гонять хулиганов в два часа ночи: потом милиция уже не их искать будет, а того, кто их так напугал…

Тренер начал:

– Товарищи спортсмены…члены клуба квадробики! Любым занятиям должна предшествовать разминка организма, во избежание растяжений и прочих травм. Поэтому сначала пробежим несколько кругов, а потом перейдем собственно к упражнениям.

После первого круга стало понятно, что большие и красивые тапки с когтями ловкому бегу не способствуют. После пятого – что в фурхэде, как ты его не вентилируй, бегать жарко, а некоторым еще и ничего не видно – очки запотевают, чем ты их не мажь.

На следующем занятии сами собой появились кроссовки, а зверообраз ограничился ушками и хвостиком, у некоторых лапами. Тренер хмыкнул и предложил позаниматься на улице, благо парк был рядом. Пробежали по коридору мимо почтенного плаката с чердака, последние пятьдесят лет повествующего о поражающих факторах ядерного взрыва, мимо остолбеневший на месте уборщицы и, чуть не снеся многострадальную дверь еще раз, наконец-то выбрались на природу.

Это, конечно, была та еще картина! Шумно ругавшиеся нестерпимыми голосами сойка и четыре сороки на некоторое время замолчали и ошарашенно уставились на спортсменов, а потом сочли за благо улететь на другую сторону крупной воронки от прилета, обозначенной тремя хилыми жердочками с красной ленточкой, еще не засыпанной и уже заполненной водой. Группа сосредоточенных подростков со всеми этими ушами и хвостами бежала кросс, отдуваясь, задыхаясь, но не сдаваясь.

– А теперь бег с поднятием коленей! Выше колени!

– А теперь отжимания!

– А теперь переползания! Упражнение «крокодил» делается так!

…Выясняется, что на земле, а особенно на асфальте, отжиматься с голыми ладонями сложно и просто больно – нужны, строго говоря, те самые тактикульные перчатки с отрезанными пальцами. Фурлапки от взаимодействия с реальностью пачкаются, портятся и от изгибов местности не очень защищают…

Через месяц тренировок от сьютов остались только ушки, да и то их иной раз забывали надеть. Все это добро лежало в ящике с надписью «Инвентарь» почти до Нового года…

Перед Новым годом тренер неожиданно на построении в конце тренировки, перед тем, как все разойдутся по залу для растяжки, велел всем в другой раз прибыть в полных фурсьютах, у кого какой есть. Народ оживился: а что, а как?

Тренер выдержал паузу.

– В больницу поехать предлагаю. Детей повеселить.

И уточнил:

– Дело добровольное, вообще -то. Костыли, ранени – у всех нервы крепкие? Как есть говорю, чтоб потом нежданчиков не было. Не реветь и все такое, в крайнем случае дома плакать будете. Хотите?

…Очень долго потом в больнице вспоминали, какие удивительные звери, выясняется, живут в лесу у Деда Мороза! Розовые коты, фиолетовые собаки с челочками, добрыми глазами и мягкими лапками… И какие вкусные пирожки пекут родители спортсменов…ой, печет Снегурочка. Дети долго махали вслед, стояли у окон, обклеенных снежинками: приезжайте еще!

Автобус тронулся. Скаллдог в короне Кощея аккуратно положил посох за сидения сзади и шутки ради вдруг зарычал на сидевшего впереди вернида:

– Кто тут плохо себя вел? Мне пожалуйте на стол!

Тот подхватил:

– Не за стол, чтоб рядом сесть – а чтоб легче мне вас съесть! Ааа! Рррры!

Тренер посмотрел на своих воспитанников, оживленно обсуждающих поездку, призвал к тишине.

– Приедем?

– Еще бы! Конечно!

Маленькая барышня в маске ферби вытерла слезы и тоже кивнула.

Окончательно из ящика лапы и хвосты уехали – на всякий случай – почти весной, когда вдруг нагрянула комиссия: посмотреть, чем и кто занимается в ДК, как используется новая техника. Проверили не только огнетушители, но и выявили отсутствие журнала проветриваний и еще пары столь же необходимых для нормального функционирования ДК документов. Сунулись было к реконструкторам, занимающимся ИСБ в полной защите, походили вокруг дядей хоть с дюралевыми, но мечами и сочли за благо удалиться. Возмутились было насчет квадроберов, увидев тех в списке секций, но, увидев серьезных ребят, забегающих в зал после кросса на пять км и приступивших к разминке и переползаниям, сменили гнев на милость. Директор ДК аккуратно закрыл дверь в зал и разъяснил нюансы общения с подростками:

– Ну как вы сейчас детей на многоборье, бег и гимнастику затянете? А так вот – полон зал. Макаренко еще в начале прошлого века…

Члены комиссии закивали, записали что надо, отметили, и двинулись дальше.

Изрядно времени потратили на учет попугаев огромной вольеры, попавшейся по дороге на глаза – получалось то на два меньше, то на три больше, пока кто-то не догадался воткнуть тут и там несколько морковочек и бурячок. Птицы облепили вкусняшки и успешно посчитались.

…Попугай, оригинально названный Гоша, сидел на жердочке и свирепо точил клюв, поглядывая недобро то одним глазом, то другим. Недалеко от клетки стояла женщина из комисии и внимательно смотрела куда-то в сторону. И этот паразит, перестав точить клюв, какое -то время помедлил, а потом решительно пробежался по жердочке и заорал ей на ухо:

– Знаешшшь, кто такой Пушшшкин?

Бедная женщина шарахнулась в сторону. А попугай продолжил назидательно и победоносно:

– А Пушшшкин – нашшшше все!

…Когда комиссия уже отошла от клетки, из дуплянки выглянула сытенькая умильная мордочка еще одной пернатой неучтенки. Но на этот раз птенец не стал ограничиваться обозрением вольеры и полез в отверстие – и немедленно свалился вниз, на пол клетки.

Где некоторое время сидел в ошарашенном изумлении, вертя головой туда и сюда.

И начал громко звать маму.