– Ешьте быстрее. Скоро вас позовут на собрание к Старейшине, – прозвучал ее тихий, но властный голос. Она в спешке поставила деревянную решетку на прежнее место, и сразу удалилась.

– Вот это ол инклюзив, – проворчал Воскресенский. – Надеюсь, еда не отравлена, и мы не окочуримся… В фильмах обычно в еду что-то подсыпают…

– Не нагнетай, – отозвалась я. – Если бы они хотели нас убить, сделали бы это уже давно.

В деревянном ящике нас ожидали четыре глиняных горшка с тушеной картошкой и кусочками мяса, с виду похожего на говядину, а также четыре стакана с водой и столько же деревянных ложек. Мы тут же накинулись на еду словно голодные волки. Амир долгое время с сомнением разглядывал мясо в горшке.

– Это не свинина? – спросил он, ковыряясь ложкой.

– Точно не свинина, но какое-то странное мясо, – ответила я, пробуя прожевать. – Ни разу такое не пробовала. Жесткое и волокнистое, похоже на старую говядину.

– Да его жрать невозможно, оно же не жуется, – Стас поплевался, и перешел на картошку.

– Скорее всего это старая корова, которую варили недостаточно долго, – предположил Макс, доедая картофель. – Спасибо хотя бы на этом.

– Подай стакан воды, пожалуйста.

Амир обратился к Максу, и тот сразу же на ощупь попытался достать несуразный глиняный стакан из деревянного ящика, но вдруг замер, нащупав нечто странное. Он ухватился за что-то небольшое и попытался преподнести его наверх к мелькающему свету огня.

– Что это? – удивилась я, прищурившись.

– Похоже на женскую золотую серьгу, – предположил он, продолжив разглядывать предмет.

– Зачем она подложила нам эту сережку? – раздраженно произнес Стас, закатив глаза. – Они больные, говорю вам!

– Можно взглянуть? – поинтересовался Амир, взял серьгу и поднял ее вверх ближе к свету ближайшего огня. Его лицо вдруг озарило удивление, перемешанное со страхом. – Это… это серьга Амины. Клянусь Кораном!

Воскресенский усмехнулся.

–Ты знаешь все вещи, которые принадлежат сестре твоей жены?

– На что ты намекаешь? – оскорбился узбек, нахмурившись, он подошел вплотную к парню.

– Спокойно, Аллах Акбар, – с нахальной улыбкой произнес Стас, отложив пустой глиняный горшочек. – Больно много ты о ней знаешь… Что-то подозрительно. Небось, тайно воздыхаешь по ней, а может и не только…

– Астагфируллах! – крикнул сквозь зубы Амир и с силой толкнул Воскресенского в грудь, отчего тот впечатался в земляную стену с веселой ухмылкой.

– Можешь сколько угодно говорить эти свои словечки, тебя один хрен никто не понимает.

– Стас! – растерянно воскликнула я, отложив горшочек с едой. – Прекрати!

– Слышишь ты, неверный! Амина – сестра моей жены, а значит и моя сестра! – прокричал Амир, грубо схватив парня за белую футболку-поло. – Как ты смеешь обвинять меня в хараме?! Шайтан! Думаешь, я не вижу, каким плотоядным взглядом ты смотришь на Алису, а? Как тебе не стыдно? У нее новорожденный ребенок!

– А тебя и твоего Аллаха это касаться не должно, – едва ли не плюнул Стас, а на его устах по-прежнему играла нахальная улыбка. – Это не мои проблемы, что у тебя Коран головного мозга.

– Аллахом клянусь, ты меня убийцей сделаешь! – с рыком злости прокричал мужчина в лицо Воскресенскому, трепыхая его за футболку. – Шайтан! Да ты… кто ты такой?!

– Хватит! – громко скомандовал Макс и разнял Амира от Стаса. – Вы выбрали неподходящее время, чтобы ссориться. Среди чужаков нам нужно держаться вместе.

– Клянусь, я не буду сидеть с этим! – воскликнул Амир, эмоционально всплеснув руками, а затем отошел в противоположный угол ямы.

– Так попроси у своего Аллаха, чтобы он вырыл тебе новую яму, – с издевкой продолжил Стас, взглядом прожигая его спину. – Где же ты провинился, раз твой Аллах поместил тебя сюда? Разве он слышит твои молитвы по пять раз в день, если ты находишься в одной яме со мной?

Амир обернулся и с рыком злости ударил Воскресенского кулаком в челюсть. Я вскрикнула, испуганно прикрыв рот, а Макс бросился их разнимать. Стас сплюнул бордовую слюну и едва прикоснулся к разбитой нижней губе.

– Этому вас учит ваш Аллах? – язвительно отозвался он, и я мгновенно подошла к нему, схватив за плечи.

Макс в это время успокаивал разгневанного Амира, который молчаливо стоял с глазами, залитыми кровью, напоминающими быка. Я крепче сжала широкие плечи Воскресенского, заставив посмотреть в глаза. Лишь спустя пару минут он взглянул пристально и многозначительно насколько позволяло слабое освещение, а после взял меня в охапку и крепко обнял. Я опешила, руки мои дрожали, на глаза навернулись слезы, но я тут же сглотнула их. В последние дни происходило слишком много стрессовых ситуаций, и мое психоэмоциональное состояние оставляло желать лучшего. Казалось, я была на грани истерики, словно бомба замедленного действия. Я не обняла его в ответ, лишь молча стояла с опущенными руками, словно безвольная восковая кукла.

– Что я говорил, а? Что я говорил! – прокричал Амир, укоризненно тыча указательным пальцем в нашу сторону. – Как не стыдно, а? Аллах все видит!

Сверху раздалось копошение, и Стас тут же отпустил меня. Мы вскинули головы, наблюдая, как мужчина с неприятной внешностью отодвинул самодельную решетку и спустил веревочную лестницу.

– Девка и еще один выходят. Двое остаются, – скомандовал он шепеляво и не разборчиво. Вероятно, за счет дефектов строения черепа и челюсти.

Сердце пропустило удар.

– Я иду, – тут же отозвался Воскресенский, и схватился за лестницу.

Но к нему тут же подошел Макс и с невозмутимым выражением лица произнес настолько хладным и бесцветным голосом, что я растерялась:

– Ты уже один раз пошел с ней. Уже забыл, сколько ее искали и откуда доставали?

Стас взглянул на него уперто и хмуро. Он крепко сжал челюсть, отчего желваки нервно запульсировали, и отпустил веревочную лестницу, уступив ее Янковскому. Макс тут же взялся за лестницу и принялся подниматься. Воскресенский схватил меня за руку, и Амир в тот момент укоризненно прыснул и закатил глаза.

– Будь осторожна, – тихо произнес Стас, взглянув на меня украдкой. – Неизвестно чего ожидать от этих уродцев.

– Не переубивайте друг друга, – бросила я, ступив на первую деревянную перекладину веревочной лестницы.

Самодельная лестница выглядела ненадежно, шаталась и проминалась под моим весом. Макс протянул руку и помог взобраться на землю, где вокруг нашей ямы собралась едва ли не вся деревня. Любопытные взгляды зевак прожигали в нас дыры. Но еще больше пугали их обезображенные лица: у мальчика лет двух была ярко-выраженная гидроцефалия, у девочки с заячьей губой лет семи была тяжелая степень косолапости и сенсорное косоглазие. Мельком оглядев толпу, уловила и другие букеты диагнозов: карликовость, шестые пальцы на руках и у кого-то даже их отсутствие, отчего руки напоминали клешни… Продолжать можно было бесконечно.

Жуткое зрелище, не для слабонервных. О многих диагнозах я читала лишь в учебниках.

Испуганно схватила Макса за локоть и опустила взгляд, пока мужчина с нервным тиком глаз вел нас по узким улочкам деревушки. Вдоль дороги тускло горели факелы из веток сосны, воткнутые в землю, освещая мрак, а на главной площади пламя костра, напоминающего ритуальный, металось в ночном воздухе. Если бы не люди, я бы в любой другой день подумала, что деревня заброшена. Все вокруг было серым и унылым: маленькие, покосившиеся деревянные домики, полусгнившие и наполовину поглощенные землей, ветхие колодцы, жители в серых, изношенных одеяниях. Даже трава под ногами была затоптана сухой грязью. Женщины носили такие бедные и скромные наряды, что казалось, даже крестьянки век назад одевались куда ярче и богаче. Длинные сарафаны, тусклые от износа и застиранные до серого, будто они вот-вот порвутся, а на головах – темные тонкие платки. На ногах – самодельная кожаная обувь без каблуков, зашитая наспех неумелым мастером.

– Татьяна! – крикнул наш сопровождающий, остановившись у очередной покосившейся избы. – Займись ими!

Он терпеливо дождался, пока уже знаковая нам женщина выйдет из домика, и тут же похромал обратно. Татьяна мельком глянула на нас, поджав тонкие губы, и велела войти в дом. На ней было то же одеяние, что и на других женщинах. Из-под тонкого платка выглядывала стройная русая коса до пояса, связанная бечевкой. Черты ее лица были совершенно обыкновенными и ничем не обезображенными. Руки и ноги на месте, с лицом все в порядке, на слабоумную не тянула. На фоне других жителей странной деревни, она выглядела едва ли не как богиня.

Я опустила голову, чтобы не удариться лбом о низкий дверной проем, и молча шагнула в скромно обставленный дом, где вместо привычного электричества горели несколько свечей. Запах в домике был соответствующий – вероятно, те свечи были сальные и самодельные. Но они были не единственным источников света. На трех стенах висели странные старинные железные сооружения – светец. На нем ярко полыхала закрепленная лучина – тонкая сухая щепка, точно древняя бра. В центре комнаты стояла печка из серого камня, вокруг – лавки, а вдоль печи – деревянный стол на всю семью. Вместо пола – утрамбованная временем земля, покрытая самодельными тонкими коврами. Наверху в углу в восточной стороне дома висели две полочки, на которых уютно расположились маленькие копии деревянных языческих идолов – кумиров славянских богов. Тот угол чем-то напоминал красный угол в избах у крестьян с иконами и свечами.

– Баню для вас затопила. Вам помыться нужно, – безразлично произнесла она, опустив взгляд. – Вместе заходите. Принято у нас так. Не стыдимся мы ничего, все свои.

Я удивленно распахнула глаза, и щеки мои вмиг запылали.

– И не смотрите на меня так, – протараторила Татьяна, боясь встретиться с нами взглядом. – Я запру вас в бане, чтобы вы никуда не делись, а дальше сами что хотите, то и воротите. Как помойтесь, так постучите. Одежду чистую возьмете в сундуке в предбаннике.

Она отворила нам скрипучую дверь бани, которая находилась прямо в избе, словно жилая комната. Оттуда сразу же повалил теплый воздух в сочетании с приятным запахом дерева и ароматным хвойным лесом, вероятно, благодаря свежесрезанным еловым веткам. Прежде чем войти в баню, нужно было снова опустить голову, словно бы поклониться, чтобы не столкнуться с низким проемом. Едва мы зашли внутрь, Татьяна мгновенно закрыла за нами дверь и, судя по соответствующему звуку, подперла ее чем-то тяжелым.

Мы оказались вдвоем в крохотном предбаннике один на один. На двух противоположных стенах были закреплены железные светцы, которые удерживали горящую лучину. И наши тени, точно великаны, следовали за каждым движением. Внутри было тепло, а от двери, ведущей к бане, веяло печным жаром.

Я поймала растерянный и чуточку смущенный взгляд Янковского, и была готова сама провалиться сквозь землю от смятения. Сквозь тусклый свет лучины его изумрудные глаза казались глубокого темно-зеленого оттенка. Напряжение и неловкость в тот момент были чем-то осязаемым. Казалось, я смогу дотронуться и пощупать напряжение, только не разорвать. Избавиться от него не получится. Никто из нас и не предполагал, что мы окажемся в подобной ситуации.

– Ты иди… первая. Я здесь пока посижу, – произнес он и опустил взгляд, неловко почесав заднюю сторону шеи.

– Угу, – промычала я, и схватила вместо полотенца одну из двух грубо выделенных тканей из льна, напоминающих дерюгу. Ткань была с меня ростом и висела на двери, ведущей в баню.