Как только оказалась внутри, на меня молниеносно обрушилась удушливая, беспощадная жара. Казалось, хозяйка не печку затопила, а купальный костер разожгла, как на Ивана Купала, прямо посреди бани. Внутри также горели сухие лучины, и находились три деревянных таза с горячей водой, прохладной и таз с вениками, а в углу стояла шипящая дедовская печка-буржуйка. Из средств для мытья был лишь одинокий кусок мыла, чем-то напоминающий хозяйственное. Но, принюхавшись, я поняла, что его, вероятно, варили из того же, что и свечи. От запаха я сразу отвернулась и брезгливо отложила его в сторону, решив обойтись без него.

Грязную одежду повесила на ржавый гвоздь и вдруг поняла, что из-за неловкости и смущения не взяла чистую. Мысленно закатила глаза и раздраженно выдохнула. Заново одеваться в грязное было лень, поэтому сразу принялась за мытье. На коже мгновенно проступил пот, казалось, я горела изнутри. Через несколько минут, когда уже начала чувствовать облегчение, вдруг обнаружила свернутую белую бумагу, просунутую меж бревен бани. Она находилась недалеко от железного светца, закрепленного на стене. И откуда у них белоснежная бумага? Любопытство взяло вверх, я ловко схватила ее и развернула. От содержания бумаги мне стало дурно.

«Лисенок, ты думала мы тебя не найдем?».

От неожиданности я скатилась спиной по двери, выронив деревянный ковш. Он громко лязгнул о пол, и в предбаннике раздался шорох.

– Алиса? – донесся взволнованный голос Макса.

– Все нормально, – тут же ответила, обессиленно выдохнув.

Они нашли меня? Они нашли меня.

Или записку подсунула их очередная пешка? Вопросов было много. Я с яростью разорвала бумагу на части и протолкнула ее сквозь деревяшки на полу.

На полу в бане было намного комфортнее, чем наверху. Я вдруг осознала, что находилась в одиночестве впервые за последние несколько дней. Я люблю то состояние покоя и умиротворенности, когда тебя никто не трогает, и принадлежишь ты самому себе. Но после родов я наглым образом лишилась того состояния, и все из-за чертового Игната, Вадика и его шайки.

Я закуталась в невероятно твердое и грубое покрывало, которое никак не сравнить с мягким махровым полотенцем. Из мокрых волос соорудила гульку – расческу мне вряд ли кто бы дал. Осторожно приоткрыла дверь, и Макс тут же поднялся со скамьи. Он внимательно оглядел меня с головы до ног, чуть подольше остановился на худых хрупких ключицах, и на его лице расцвела забавная улыбка.

– Ты… красная, как рак.

– Теперь твоя очередь вариться, – смущенно отозвалась я, опустив взгляд в сторону.

Как только он закрыл за собой дверь, я бросила грязную одежду на лавку, и открыла пыльный сундук с вещами. Он был похож на тот самый сундук из сказок или исторических фильмов. Вот только из сказочного у него было лишь название – ржавый замок был хлипкий и развалился на части у меня в руках. Запах от сундука исходил со странной примесью пыли, старой бабушкиной скатерти и потертыми древними книгами.

Мне даже не пришлось копаться в нем, чтобы увидеть то, что мгновенно повергло меня в шок. Я испуганно отпрыгнула от сундука, словно от раскаленного железа, как только уловила желтый кроссовок водителя автобуса.

Пропавшего мертвого водителя.

Глава 11

Я тихо сидела на скамье, не шелохнувшись, словно боялась, что тот кроссовок оживет и убежит, чтобы мне обязательно никто не поверил. Не знаю, сколько по времени гипнотизировала его взглядом. Даже забыла снять грубое полотенце и переодеться. После увиденного, как-то перехотелось рыться в тех вещах и выбирать что надеть. Да и смысла не было, судя по тому, в чем ходили здешние женщины, бальное платье мне бы вряд ли предложили.

– Это не баня, а адовое пекло, – вдруг раздался голос Макса, вышедшего из парилки. Он окинул меня быстрым взглядом. – Ты … будешь переодеваться? Мне выйти?

– Это они, – тихо прошептала я, ткнув пальцев в открытый сундук. – Это они украли тело водителя…

Одинокий желтый кроссовок перенял на себя все внимание тусклой деревенской одежды, и Янковский быстро сообразил в чем дело. Он тут же подошел к дряхлому сундуку, чтобы внимательнее рассмотреть обувь пропавшего трупа. А затем принялся перебирать всю имевшуюся в нем одежду. Тряпки, поясные веревки, странная кожаная обувь – все летело на пол, пока Янковский не добрался до розового топа и шорт из черной джинсы, похожих на одежду Киры, а также до светлого длинного мусульманского платья, принадлежавшего Амине.

Мы с Максом переглянулись: он взглянул на меня тревожно, хмуро и напряженно, а я, словно испуганный маленький мышонок, загнанный в ловушку. Желваки заплясали на его скулах, когда он бросил тряпки на пол и нервно провел ладонью по сырым волосам с каплями воды.

– Что они с ними сделали? Они тоже были в этой бане? А эта серьга с едой? Неужели эта женщина специально нам все это подкидывает? – задавала вопрос за вопросом, пока Янковский проделывал круги по предбаннику. Ком напряжения подкатил к горлу, и я уронила лицо в ладони, больше не выдерживая слез. – Что с нами будет… Что они хотят от нас… Они же ненормальные, они…

Макс остановился провел ладонью по лицу, подошел ко мне и опустился на корточки. Его ладони уперлись об лавку с двух сторон от меня и едва не коснулись моих бедер.

– Послушай… – начал он, и обессиленно вздохнул. – Я понимаю, сейчас это прозвучит банально и не правдоподобно…. Но я обещаю тебе, мы найдем девчонок и выберемся. Я и не из такой задницы выбирался. Просто доверься мне, окей?

Я опустила ладони, шмыгнув носом, и обнаружила его лицо в сорока сантиметрах от моего. Постепенно начала приходить в себя и вдруг осознала, что Макс все это время находился с оголенным торсом, а на бедрах его было замотано то же грубое подобие полотенца, что и на мне. Его телосложение нельзя было назвать тощим или спортивным, было что-то между. Отвисшим пивным животиком далеко не пахло, но и не было сухих кубиков пресса, лишь их очертания. В целом, он выглядел подтянутым, с широкими плечами, с не рыхлым телом и не перекачанным сухим качком. Попыталась опустить смущенный взгляд на пол, но вновь натолкнулась на его обнаженный торс с умеренно загорелой кожей без единого волоска. На предплечье его я не обнаружила бинта, который наматывала еще вчера. Вероятно, он снял его во время мытья.

Но затем взгляд упал на золотую цепь на его шее с толстым якорным плетением. На ней сверкнуло золотое кольцо, похожее на обручальное. Неужели он женат? Но его безымянный палец пустовал. Наверняка, он из тех мужчин, которые носят символ любви и брака на шее…

Он продолжал разглядывать мое лицо со слабой надеждой. Его изучающий, спокойный и в то же время вопрошающий взгляд скользил по моим глазам, но периодически задерживался на губах. В тот момент я едва дышала. Смущение, страх и нестабильный эмоциональный фон, приправленный гормональной перестройкой после родов, заставляли переживать взрывную бурю эмоций ежесекундно. От него по-прежнему веяло уже знакомым ароматом солнечного утра и крепкого черного чая с долькой лимона. Этот запах исходил не от парфюма, не от мыла или шампуня… Это был натуральный и безумно притягательный аромат его кожи, который странно влиял на меня… заставляя сердце учащенно биться.

Вдруг поймала себя на мысли, будь на его месте Стас, он бы безусловно воспользовался шансом и поцеловал меня. От этого придурка можно было ожидать чего угодно.

– Тебе пора выходить из бани, – тихо произнес Макс, а я до дыр разглядывала его простодушную улыбку. – Ты снова покраснела.

В дверь раздался громкий стук, который мгновенно рассеял гипноз между нами.

– Через пять минут вас ожидает Старейшина. Советую поторопиться, – донесся командный голос Татьяны по ту сторону двери.

Я неловко прочистила горло и подскочила со скамьи, после чего Янковский убрал руки и дал возможность отойти от него подальше.

– Прости, я… Это все нервы, – решила оправдаться, схватившись за лоб. – Я из-за них так бурно… реагирую на все. Мне не стоило. Тебе наверняка уже надоело видеть мои слезы. Знаю, мужчины не любят видеть женские слезы. Я обычно не такая плаксивая. Правда.

– Все нормально, – всего лишь ответил он, спокойным и мягким голосом.

Мы молча переоделись в прежнюю грязную одежду каждый в своем углу. Я не могла отделаться от мысли, что же хотели от нас те ненормальные уродцы. Они похожи на людоедов из сериалов.

Людоеды?

Каким мясом они нас кормили? С чего это вдруг такая щедрость? Когда это пленников кормили мясом?

– Как думаешь, что они сделали с телом водителя? – прошептала я, скомкала в руках жесткое полотенце и обернулась на Янковского. В тот момент он надевал футболку. – Зачем им вообще пригодилось его тело? А каким мясом они нас кормили? Ты вообще хоть раз в жизни ел такое? Они не похожи на щедрых хозяев, которые кормят своих пленников мясом и моют в бане. Может они и нас хотят сожрать?

Макс усмехнулся и повесил полотенце на гвоздь. Его спокойствие начинало действовать на нервы.

– По-моему, в тебя вселился безумный Стас. Ты все слишком драматизируешь.

– А, по-моему, напротив. Думаешь, кроссовок водителя и вещи девочек это всего лишь простое совпадение? – заговорщически спросила я, запустив пальцы в волосы. – Они пугают меня, Макс… Ты их видел? В баню они ходят вместе! У них тут инцест на инцесте и инцестом погоняет! Эти мутации и дефекты… они не появляются на ровном месте за пару лет у такого количества человек. Эта деревня – невспаханное поле для генетиков! Это я говорю тебе как…

– Как кто? – Янковский заинтересованно вскинул бровь и сложил руки на груди, внимательно разглядывая мое лицо.

Чуть не сдала себя с потрохами.

– Как… человек, который их видел. Неважно, – растерянно пробормотала я, опустив взгляд. Все еще не могла взять на себя ответственность и рассказать ему, что я фельдшер. Какой я фельдшер? Обыкновенная трусиха. – Слушай… пообещай мне, что бы со Старейшиной не произошло, мы не разделимся. Мне страшно…

Последние слова я прошептала, а после сглотнула нервный ком в горле.

– Эй, разве я похож на того, кто тебя бросит? – удивленно сказал Янковский, и его уст коснулась добрая улыбка. – Не переживай, мы все будем держаться вместе. И уйдем отсюда вместе с Кирой и Аминой.

Я коротко кивнула, но пальцы мои все же дрожали, когда мы вышли из домика Татьяны. Она повела нас по единственной улице деревни, на которой в тот момент не было ни души. Оказалось, все жители были на славянском общинном капище – где в большой круг были выстроены деревянные идолы богов. В центре разгорался высокий ритуальный костер, по кругу усыпанный булыжниками. А по диаметру капища были воткнуты горящие факелы из веток сосны.

Возле самого высокого идола сидел дряхлый старик, похожий на мумию: впалые скулы, как у покойника, желтоватая кожа с пятнистым гипомеланозом, а морщины по всему лицу свисали как у Шарпея. У него были длинные волнистые волосы, седые как смоль, и борода длиной до солнечного сплетения. Одет он был в длинную белую рубаху, подпоясанную обычной бечевкой, а стопы почему-то были босыми. Руки и ноги у него тряслись как при Паркинсоне, и он едва-едва не выронил череп лося с большими рогами.

– Старейшина, я привела их, – отчиталась Татьяна, проведя нас сквозь расступающуюся толпу в самый центр капища к костру.

– Ступай к мужу, – дряхло прохрипел старик лет девяноста. В тот момент я уловила, что у него отсутствовало левое ухо, но компенсация пришла в виде шестых пальцев на руках.

Женщина встала возле мужчины средних лет, стоявшего возле Старейшины, вероятно, его сын. По правую руку от нее стоял мальчик лет семнадцати-восемнадцати, скорее всего их сын. На первый взгляд он выглядел совершенно обычным ребенком, ничем не отличающимся от других его сверстников. Ведь ему повезло – его мать не родственник этим чудикам, и гены у нее отличались от местных, поэтому мальчонка и выглядел непримечательно. Но глаза его – светло-небесного оттенка – были слишком отрешенные и рассеянные, словно в тот момент мысли его были далеки от происходящего на капище.

Старик подозвал Борислава, мужчина наклонился, и Старейшина что-то прошептал ему. В это время люди без стыда глазели на нас как на музейный экспонат. Мужчины прожигали меня плотоядными взглядами, а женщины уже мысленно раздели Янковского. Мы встали плечом к плечу, наши пальцы едва соприкасались, но я почти уверена он чувствовал дрожь моих рук.