Местные ходили сюда за клюквой, ягоды по осени бывало много, когда сырой год. А в сухой – болото мелело, обнажались кочки, появлялись какие-то тропинки, ведшие вглубь болот. Ходили по ним кто-то, бывало, из любителей исследовать всякое «паранормальное», да только никуда тропки не выводили, в топи терялись. Сколь-то людей пропали по своей глупости, «исследователей» этих, поиски результата не дали, и все решили, что те потонули в болоте.

Народ напридумывал всякого, сейчас это модно стало – кто про леших, водяных и кикимор сочинял, по старинке, так сказать, а кто по нынешней моде – про инопланетян, всяких йети и так далее. Но Михаил знал, кто тащил Никитку! Знать бы ещё – куда.

Шёл Михаил уже долго, тревога росла внутри, по спине то и дело пробегал холодок… значит уже близко, понял он. И в самом деле след вскоре вывел его на край топи, серая болотная вода источала тяжёлый запах прелой травы.

Год выдался очень сухой, Клавдия Петровна не раз уже жаловалась Михаилу, что сенокос был плохой в этот год, а пастух вынужден стадо гонять далеко, где трава в низинах сочнее и гуще. Да, сухой год… вон как болото обмелело, тут и там видны тропки и высокие кочки.

На одной такой кочке, довольно далеко от берега Михаил и увидал Никитку. Тот сидел, трясясь и держась за бок, вторая рука его висела плетью – видимо вывихнул, пока его волокли.

– Эй! – окликнул парня Михаил, осторожно оглядевшись, – Эй, Никита!

Парень вздрогнул, обернулся и стал озираться, потом громко зашептал Михаилу:

– Прячься! Он сейчас вернётся! Помоги мне! Вызови помощь!

– Я и есть помощь, – ответил Михаил и стал вязать верёвку к стволу росшей у топи осины.

– Быстрее, быстрее, – задыхаясь шептал Никитка, беспокойно озираясь и оглядываясь на тропу, уходившую в глубь топи, – Он сейчас придёт!

– Кто придёт? – спросил Михаил, он подобрал длинную кривую палку и держась за верёвку вошёл в болотную воду.

– Монстр! – прохрипел Никитка и стал ползти по кочке в сторону Михаила.

Михаил и сам чуял… опасность витала в воздухе, сердце стучало часто и гулко, тело горело огнём. Он ощупывал ногами дно, болото здесь не было топким, в низине собиралась вода, но твердь под ногами ещё можно было нащупать. Михаил торопился, двигался от кочки к кочке, накидывая на них тянущуюся за ним верёвку, наконец добрался до парня

– Ох,– Никиткино лицо исказила гримаса боли, когда Михаил потянул его на себя, – У меня плечо… и нога порвана, он меня за неё тащил, когтями… Это… это… монстр какой-то…

– Тихо! – приказал Михаил, – Молчи и держись за меня как можно крепче!

Он развернулся и стал тянуть верёвку, подтягивая себя к берегу, Никитка уцепился за него и сжав зубы тихо постанывал от боли. Обратная дорога показалась легче, несмотря на ношу на плечах, вскоре Михаил выбрался на сухое место и осторожно подтянул Никитку.

– Идти можешь? – спросил он, – Сейчас закрепим руку, но это пока всё, надо уходить, иначе сдохнем тут оба!

По побелевшему лицу парня, который смотрел куда-то на топь, Михаил понял… Развернулся всем телом, готовый принять удар, и замер.

На той кочке, где только что лежал Никитка, стояло странное существо. Чем-то оно напоминало героев египетского эпоса – поджарое тело, походившее на человека, только вот ноги были наподобие собачьих. Тело было покрыто шерстью, негустой, клочкастой и грязной, руки оканчивались когтистыми скрюченными пальцами. Голова тоже напоминала человечью, но вместо рта была пасть, как у шакала.

– Ты! – существо раскрыло пасть и из неё вырвался голос, больше похожий на звериный рык, – Ты, Зверобой! Оставь его, он мой!

– Ты убил Пинепу! – крикнул Михаил, и достал свой тесак, – А я убью тебя!

– Добыча, он – моя добыча! Ты украл у меня маленького человека, ты виноват, Зверобой! Ты отдашь мне этого! Он – мой!

Рык становился злее, яростнее, сидевший на земле Никитка, прижимавший к себе висевшую плетью руку, кое-как поднялся и встал рядом с Михаилом. Зверь оскалился, встал на четвереньки и ринулся вперед, широкими прыжками перемахивая с кочки на кочку.

Михаил поднял тесак, но губы его вдруг сами собой начали шевелиться, он говорил слова, которых никогда в своей жизни не слышал и не знал. И вот теперь они слетали с его губ легко и просто, голос креп и становился всё громче.

Каян остановился, тело его пошло судорогой, руки стало крючить и он, взвыв от боли, рухнул в болотную воду. Михаил уже кричал, он понял, что в этом их спасение и понятия не имел, что это за заклинание такое, но оно помогало!

Сунув тесак в ножны, Михаил подхватил Никитку, перекинул его руку через плечо, и они побежали, если можно было назвать бегом это странное движение, когда их мотало из стороны в сторону, один из бегущих орал изо всех сил странные, гулкими хлопка́ми загорающиеся в воздухе слова, а второй рычал от боли, сжав зубы.

Как-то умудрившись обернуться на бегу, Михаил увидел, что Каян выбрался из воды на кочку и скалясь смотрел им вслед, жуткий вой раздался над топью…

Поняв, что погони нет, Михаил кое-как дотянул до опушки и остановился, Никитка рухнул рядом без сил, одна штанина пропиталась кровью, но они были живы… Живы!

– К… к… кто эт-т-то… б… был, – Никитка не спрашивал, словно сам с собой разговаривал, озираясь по сторонам.

Михаил тяжело дышал, нога снова начала ныть, он тоже огляделся и увидел, что уже начинает темнеть, от леса наползает тень и болотная сырость, а к ним через ложок спешит старый пастух с перекошенным от страха лицом.

– Ох, робятки! Этакого страху я в жизни не знал! – глядя на мокрых и грязных Михаила и Никиту, проговорил Васильев, – Это… кто же вас так? А выл кто? Это же… не … волки?! Не похоже на волка-то…. Ох ты, Боже мой, Господь Милосердный! Никитка, чего у тебя нога-то?

– Да ладно что вообще жив остался, – криво усмехнулся Никита, сидя на мокрой от вечерней росы траве.

Кое-как поднявшись, Михаил снова взялся за Никитку, и они поковыляли в деревню. За ними, крестясь и в голос читая «Отче наш», шёл старый пастух, погонять стадо ему не пришлось – животные сами спешили домой, испуганно озираясь на сгущающуюся позади лесную темень.

Глава 16.

Домой Михаил вернулся, когда уже порядком стемнело. Пока они ковыляли к дому Прудниковых, старый пастух свернул в проулок, чтобы позвать Галину Таранову, она всю жизнь проработала в местном медпункте медсестрой, пока тот не закрылся. Вот теперь Николай Игнатьевич хотел позвать её помочь Никитке.

– Дед, постой, – остановил его Никитка, – Это самое… давайте все трое договоримся, что говорить! Не скажешь же, что монстр, как в кино, на нас напал! Так меня вместо МорФлота в другое место определят.

– Верно говоришь, – согласно кивнул пастух, – Скажут, из ума выжили все, обсмеют и всё одно не поверят. Миш, чего скажешь?

– А нога у тебя, что скажешь? – Михаил указал на окровавленную Никиткину штанину, – Медсестра сейчас придёт, надо обработать. И… от столбняка и всякого там… бешенства надо меры принять.

– Ну, скажу у болота коровёнку искал чью-то и в старый капкан попал, – подумав, сказал Никитка, – Когда дед жив был, мы с ним такие возле Седого Урочища нашли, несколько штук. Потом ездили снимать на телеге, вроде до сих пор валяются где-то в сарае у нас, поломанные.

– Не знаю, поверят или нет, с сомнением сказал Михаил, – Но времени придумывать нет, давайте пока так. Ты, Никита, сегодня же в больницу поезжай, звони отцу, пусть отвезёт или мне позвони, я на мотоцикле отвезу. Не шути с такой раной, понял?

– Да там царапины, не глубоко, я смотрел, пока на кочке сидел. Но в больницу поеду, пусть уколют, ты, Михаил, прав, – поспешно добавил Никита, – Отцу позвоню, не переживайте.

Бабка Прудникова запричитала, заохала, увидев внука в таком виде, Никитка бабушку успокаивал, да и вообще пришёл в себя, на лице его не было и следа пережитого потрясения, только вывихнутое плечо болело, и он то и дело морщился. Когда Михаил уже уходил со двора Прудниковых, навстречу ему попался Николай Игнатьевич, за ним шла строгая женщина в годах со старым, истёртым чемоданчиком в руке. Михаил поздоровался, кивнул пастуху и отправился домой.

Оказавшись в своём дворе, Михаил запер калитку и стал поверх штакетника вглядываться вдаль. Опушка леса была совсем темна, только по лугу, простёршемуся до самого дуба напротив Михаилова двора, ещё гуляли сиреневые августовские сумерки. Михаил стал тренировать новое своё умение «приближать» опушку, в надежде выяснить, вдруг ему ещё и в темноте дано видеть, наподобие как в прибор специальный. Но нет, чуда не произошло, черной стеной стоял лес, с реки потянуло сыростью, уже чувствовалось дыхание приближающейся осени.

Поёжившись, Михаил пошёл в дом, наверное, надо было печку днём затопить, просушить и прогреть дом. Ну да ладно, ему не впервой, приходилось и в менее комфортных условиях ночевать! А уж завтра протопит печку, благо дров запасено в новеньком сарае.

Сбросив с себя мокрую, испачканную болотной грязью одежду, Михаил стал лить на себя едва тёплую воду, баня-то вчера топлена. После такого, чуть тёплого «душа» Михаил выскочил на улицу исходя мурашками и кутаясь в полотенце, поднимался ветер, клоня высокие вершины елей в бору из стороны в сторону.

Одевшись в тёплую армейскую «нателку», Михаил поставил на плитку чайник и завернувшись в шерстяное одеяло уселся за стол. Перед ним лежала книга, та самая, в тиснёном кожаном переплёте, которую он достал сегодня из подвала. Масляная лампа давала мало света, Михаил зажёг ещё несколько свечей, и стал рассматривать ровные, написанные старинными буквами строчки.

– Ну что, как ты? – мягкий хлопок и контральто раздались одновременно, Михаил даже подпрыгнул от неожиданности.

– Тётушка! Ну нельзя же так человека пугать! Я чуть не окочурился! – Михаил сердито подтянул на себе одеяло, – И так натерпелся сегодня!

– Извини, не хотела тебя так напугать, – Аделаида изящным движением поправила серебристо-голубое платье, – А потом, Михаил, что за выражения? «Окочурился»!

– Пардон, тётушка, я от волнения. Я нашел то, о чём ты говорила, – Михаил указал на книгу, – Только там много всего, как найти, где про Каянов этих написано? Да и как это прочитать, я на старорусском, или как там его, не понимаю.

– На каком ещё старорусском? – спросила Аделаида, потягивая свою трубку, от которой в воздухе слышался аромат яблока и вишнёвой косточки.

– Да вот на этом! – Михаил открыл первую попавшуюся страницу книги и ткнул пальцем в строчки.

Тут на его удивление в глазах чуть замельтешило, и старинные малопонятные буквы и слова выстроились в обычные, стройные и знакомые Михаилу строки.

– Ну вот, а ты переживал, – сказала Аделаида, пуская тонкую струйку дыма в потолок, – Не думал же ты, что глаза Зверобоя только как подзорная труба работают?

В кухне загремел крышкой чайник, Михаил убрал пока книгу в сторону и накрыл стол к чаю. Стал рассказывать Аделаиде, что с ним сегодня приключилось.

– Я думаю, у него где-то на болотах, в самой глуши, логово, – говорил Михаил, – Год был сухой, пастух сказал, дождей было мало, сенокос был плохой. Болото обмелело, открылись тропинки, и Каян стал приходить по ним сюда к нам. Первыми, кто ему попался, была семья Пинепы… они там за оврагом, на отшибе от всего живут. Вот Каян и утащил сначала ребёнка, а когда Пинепа пошёл выручать сына, убил и его. Но унести тело не успел, я помешал…

Аделаида слушала и медленно кивала головой, соглашаясь с догадками Михаила.

– Никоп сказал мне, будешь готов – приходи. А как подготовиться? Это же сколько времени займёт, пока я нужную книгу найду? Хотя бы прочитать смогу, уже хорошо, но…

– Зачем искать? Ты уже всё нашел, осталось прочитать, – Аделаида указала на книгу, – Доверяй себе, мой дорогой, ведь чутьё у Зверобоя от рождения есть. Ну, не стану тебе мешать! Благодарю за чай!