– Добрый вечер, – кивнул Михаил, зажигая ещё несколько свечей и устанавливая их в жестяные банки из-под тушёнки, – Спасибо. А ты как всегда прекрасна, тётушка!

– О! – Аделаида подняла брови и чуть порозовела, – Всё гораздо лучше, чем я ожидала. Так что? Ты изменил намерение окончательно сойти с ума и решил принять свой дар?

– Деваться некуда, – усмехнулся Михаил и зажёг плитку под чайником, – Аделаида, скажи, ты что-нибудь знаешь о Каяне?

– Каяны жили здесь давно, задолго до прихода человека. Говорят, что в старые времена их было много, они всю округу здесь заселяли, но со временем им стало не хватать еды, они стали пожирать друг друга… и начали вырождаться. Но, наверное, ещё мог остаться кто-то из их рода, далеко в глуши, за болотами.

– Один из них в овраге обитает, я видел нору. И он убил Пинепу, и их маленького сына. Я сам принёс тело Пинепы его жене. А они собрались и уехали отсюда, куда-то дальше. Никоп мне сказал…

– О! – брови Аделаиды снова поползли вверх, – Миша, свет мой! Я ни разу не видела такого, чтобы вот так быстро…

– Спасибо, – Михаил смутился, – Только вот… что мне делать? Никоп сказал, нужна подготовка. Я думал, ты знаешь, какая, и скажешь мне.

Аделаида задумчиво постучала по столу рукой в сиреневой перчатке. Ароматный дым от её трубки плыл тонкими струйками в подрагивающем свете свечей.

– На моём веку я такого не помню, ни мне, ни тем, кто был после меня, такие навыки были не нужны. Каяны не объявлялись в наших краях. Но я знаю, должны быть записи, старые, древнее моих знаний. Моя прабабка писала, свои и деда своего, тот был уже старый, писать не мог, когда передавал ей знания. Нужно искать.

– Где искать? Я тут весь дом облазил, ничего подобного не нашёл. На чердаке была коробка с книгами, но они все современные.

– Тебе нужно искать… по-особенному. Дом этот старый, но и он стоит на фундаменте, заложенном много раньше, до него здесь стоял другой дом, старше нас с тобой, вместе взятых. Нужно…. Как бы тебе сказать… нужно его слушать. Ты уже открыл, как Зверобой умеет видеть? Так вот, слушать тоже можно по-разному.

Прохладная августовская ночь зажигала на тёмном небе жемчужные россыпи, на столе горели свечи, в вазочке играло малиновым цветом бабы Клавино варенье. Дружеская беседа успокаивала, приносила умиротворение и покой, Михаил чувствовал себя так, словно после очень, очень, очень долгой дороги он вернулся наконец домой.

Глава 14.

Утро для Михаила постепенно переставало быть мучительным. Просыпался он легко, когда солнце заглядывала в комнату через старенький тюль, немного лежал в кровати, наслаждаясь покоем, а потом принимался за упражнения. Раненая нога беспокоила меньше, мышцы на ней, раньше словно окаменевшие и иссохшие, теперь наливались жизнью, иногда начиная гореть и пульсировать, но это было скорее приятно, чем больно.

Окатив себя во дворе водой из ведра, Михаил ухнул и округлил было глаза, но такой холодный утренний «душ» уже не перехватывал его дыхание. Привык, нормально! Растерев себя полотенцем до красноты, он отправился жарить яичницу и за завтраком не переставая думал о том, что сказала Аделаида.

Да, дом был старый, но Михаил и сам знал, что подвал под ним был построен давно, но… ничего особенного он не видел там – обычные стены, выложенные из камня, пригнанного очень плотно друг к другу, кое где сделаны такие красивые арочки, словно слепые оконца.

Надо электрикам позвонить, чего у них там, когда соберутся чинить ему тут электричество! Конечно, его сразу предупредили, что ждать ему придётся долго, больше месяца, но всё равно надо пошевелить. Хоть к зиме-то пусть сподобятся! А пока лезть в подвал придётся с фонарём!

Михаил таким добром запасся, конечно, купил несколько фонарей, один из них импортный, динамический! Ход в подпол был устроен в кухне, отодвинув старый бабушкин сундук, Михаил спустился по скрипнувшей под его весом лестнице в подвал.

Здесь было прохладно, Михаил отметил, что подвал сухой, это хорошо. Давно надо было тут прибраться, вон, ящики какие-то старые в углу свалены, банки пустые – отмыть и отдать Клавдии Петровне, у них тут в деревне это своеобразная валюта!

Ладно, после поищет то, о чём говорила Аделаида, решил Михаил, сначала уберёт тут всё, осмотрит на предмет мышей. Можно же картошки на зиму купить, овощей, из местного чипка в морозы не очень приятно носить будет это всё. Да и кому нужна тут картошка, продавать её – у всех своя в погребе.

Михаил стал таскать весь хлам наверх и складывать во дворе в кучу, потом разберёт, что сжечь, что на свалку увезти. А подвал и в самом деле был большим, стены пестрели старой, кое-где стёртой побелкой, часть пола была засыпана мелким щебнем и керамзитом – это он сам начал когда-то, да вот не успел закончить. Потому половина подвала имела пол земляной.

Таскать мусор Михаил закончил уже к обеду, весь пыльный и потный уселся на перекур и размышлял о том, что баня ещё теплая после вчерашнего, можно сполоснуться будет, осталось только немного подмести в подвале, им всё. Ничего он там не нашёл, хлам один, надо будет сказать Аделаиде, пусть ещё думает, где могут быть подсказки.

Взяв в сарае старый голик, Михаил снова спустился в подвал и обвёл его довольным взглядом – хорошо стало! Надо снова ехать на пилораму и купить доски для полок…

Тёплая волна мягко толкнула Михаила в грудь, отдалась в сердце, какое-то свечение разлилось по подвалу. Удивлённый Михаил обвёл взглядом каменные стены, и увидел, как в углу образовался рой разноцветных искр. Сразу понял – искать нужно там!

Камни, которыми была выложена стена, словно вибрировали, звали его. Прошлого сомнения и страха Михаил уже не ощущал, своё… отложил, так сказать. Подойдя к стене, он стал водить по ним руками, пытаясь поддеть, либо нажать, и самый большой в кладке поддался. Икры брызнули в разные стороны над головой Михаила, но он этого не видел, он вынимал из кладки камень за камнем, удивляясь, как легко они выходят, а ведь кладка смотрелась очень прочно.

Большой кусок стены в углу, под небольшой аркой, оказался «ложным» – это была ниша, а в ней… книги, тетради, скрученные в рулоны листы, перевязанные бечёвкой. Это же… как много записей! Михаил в изумлении стоял, глядя на этот клад. Так вот о чём говорила Аделаида, вот они – записи его предков… предков рода Зверобоя!

Ну, надо с чего-то начинать, решил Михаил и выбрал толстую книгу в кожаном чехле с завязками, на титуле было чёрное тиснение – рисунок. Человек на нём стоял, опершись на тяжёлое копьё, Михаил такие только в кино видел, у богатырей из русских былин.

Подумал, может быть перенести это всё наверх? Но по всей видимости микроклимат в этой нише был особенным, если всё так хорошо сохранилось, даже чернила почти не выцвели, понял он, перебирая свитки. Пусть лежит, как лежало, не им это всё сложено, не ему и вытаскивать.

Он положил камни обратно, и провёл по стене рукой. Ну и хитро́ придумано, даже приглядываясь к стене ни за что не заметишь, что здесь что-то есть! Ну и дела…

Закрыв подпол, Михаил взял новое полотенце, недавно в райцентре купил, расстелил его на столе и бережно положил книгу. На ней не было ни пылинки, словно она не пролежала долгое время в тёмном подвале, а провела это время где-нибудь под музейным стеклом.

Нужно сначала самому отмыться, решил Михаил, весь извозился в грязи и пыли, пока чистил подвал. Обернув книгу полотенцем, он убрал её в ящик комода и пошёл проверить баню.

Уже начало вечереть, солнце висело над лесом, ещё только краем касаясь острых вершин. Посмотрев на кучу хлама, принесённого из подвала, Михаил задумался, может, сейчас сжечь?

– Михаил! Миша! Ох ты ж! – калитка хлопнула и во двор ввалился Николай Васильев, местный, ворогушинский пастух.

Крепкий телом старик, невысокий и коренастый, с белыми то ли от седины, то ли от солнца волосами, он уже больше десяти лет пас деревенское стадо, а до того работал в местном совхозе, пока тот жив был ещё. Каждый год по осени Васильев говорил деревенским, что этот год он в последний раз пастушить брался, тяжко уже ему и на будущий год пусть ищут кого помоложе.

А кого найдёшь, когда в деревне почти уж все такие и остались, молодёжь-то по городам разъехалась, на выходные к родителям и то не всегда приезжают. Потому по весне и шли местные на двор к Николаю Игнатьевичу целой делегацией, просить. Ну, вот теперь запыхавшийся и красный пастух стоял у Миши во дворе, часто и хрипло дыша.

– Идём скорее, – хрипел пастух, – Тут недалеко, за сухим ручьём, и дальше в лес! Ох ты! Только бы жив остался!

Михаил понял – речь идёт о чьей-то жизни, все расспросы надо отложить на потом. Скинул шлёпанцы и быстро обулся, кроссовки на крыльце стояли, на плечи накинул старую ветровку… почему-то подумал про верёвку. Схватил в сарае ту, которой берёзовые ветки на пасеке вязал, тут же на гвозде висели ножны от тесака, сам широкий нож был воткнут в чурбак рядом.

Оба выскочили за калитку, Михаил на ходу цеплял на ремень ножны и расспрашивал пастуха, что стряслось, и куда они собственно бегут.

– Ох, Миша, сердце у меня чичас выпрыгнет, – пастух остановился и оперся на свои колени, нагнувшись, – Помощника мне нонче дали, с ним стадо гоняем, Никитку Прудникова, он у бабки с дедом лето гостит, по осени ему в армию идтить, вот пока тут в деревне у нас обретается. Тот в подпасок согласился, чего не заработать-то, ходи айда, кнутом помахивай. Ну, ничего, парень не ленивый, и мне с им-то не скучно. Сегодня стадо обратно гнали раньше, думали, тут поближе у сухого ручья допасём, и пошли старой изложиной, за брошенной-то конюшней. И поди ж ты, до опушки не дошли, Никиткин крик только я и услыхал, стадо в ор, едва согнал на опушке, побежал Никиту искать, а того нет, как нет! Только полоса широкая в кусты ведёт, словно… волокли его по земле, трава вырвана, будто он за неё цеплялся! Миш… может я думаю, медведь это… озорует… али какой ещё… хищник…

Пастух стал совсем задыхаться от быстрого хода, держался за грудь и хрипел, а Михаил понимал – счёт идёт на минуты… если уже не поздно!

– Дед, ты отдышись тут, – сказал он Васильеву,– А я вперёд побегу, ты мне только укажи, куда!

– Эвон, ложка держись, там старая коновязь ещё цела, в аккурат от неё прямо в лес, по тропе… Я… чичас… Миша… отдышусь только!

Михаил перекинул поудобнее верёвку на плече и побежал туда, где виднелась старая коновязь с резными столбами. Он даже думать боялся, что может не успеть… и знал, кто утащил Никитку!

Глава 15.

То место, о котором сказал старый пастух, он нашёл быстро. Миновал опушку, где небольшое деревенское стадо толпилось без пастуха, животные жались друг к другу, испуганно озираясь и крича.

Михаил вошёл в лес, всё его тело напряглось, чувствуя опасность. Боли в ноге, ставшей уже привычной, он сейчас не ощущал, и к сумеркам, уже окутывающим лес, глаза его на удивление быстро приспособились.

Он видел всё. И примятую траву, пастух прав был – здесь кого-то тащили, и вырванные пучки травы, и едва заметные капельки крови, разбрызганные по осоке. Словно гончая он чуял след, только это был не запах, то, что Михаил улавливал в сгустившемся вечернем воздухе – это была опасность.

Он ступал осторожно и мягко, достав из ножен тесак, он пробирался через кусты, и вскоре понял, куда направляется. Эти места он знал хорошо, здесь он вырос, каждый овражек был им здесь исхожен, вместе с деревенскими товарищами.

Дальше, за небольшим ельником, начинается низина. Раньше это было большое топкое болото, но с временем обмелело, ушло дальше, ниже. Топь была большая, далеко в лес простиралась, из-за неё даже дорогу построили в объезд, хотя сперва собирались топь эту осушить. Но экологи забили тревогу – осушать нельзя, болото питает местные речушки, а те, в свою очередь, и большую реку, с несколькими водозаборами.