Он круто поворачивается. Доктор Готце тоже что-то почувствовал. Жизнь на воде формирует в человеке чувствительность к вибрациям, как у акулы. Salve Vagina едва заметно покачивается – кто-то идет по мосткам. Ступает на борт.

– Эй? Тут очень темно. – Аж заглядывает под навес. На ней то же свободное платье серого цвета, что и накануне вечером. При дневном свете ее тилак еще больше бросается в глаза. – О, извините, у вас доктор Готце. Наверное, мне лучше зайти позже…

«Наверное», – соглашается про себя Томас Лалл. Ее боги дали тебе этот единственный шанс, прогони ее, исчезни сам и не оглядывайся. Но она знала, как его зовут, еще до их встречи, а теперь оказывается, что ей известно и имя доктора.

Томасу Лаллу никогда не удавалось отказаться от решения загадки.

– Нет-нет, оставайтесь, выпейте кофе.

Аж принадлежит к типу тех людей, у которых улыбка полностью преображает лицо. Она хлопает в ладоши, по-детски обрадованная.

– С большим удовольствием, спасибо.

И вот теперь он пропал.

На часах появляется цифра «тридцать», и Лиза Дурнау выплывает из глубин воспоминаний. Космос, решает она, это место для того, чтобы надираться вдрызг.

– Эй, – хрипит Лиза. – Вода тут есть?

Она чувствует, как затекли все ее мышцы.

– Трубка справа от вас, – отвечает капитан Бет, не поворачивая головы.

Лиза вытягивает шею, чтобы высосать из трубки немного теплой и затхлой дистиллированной воды. Дружки женщины-пилота в заднем отсеке станции болтают и флиртуют с командиром. Никогда не прекращают ни того, ни другого. Лиза не может не задаться вопросом, а доходит ли у них когда-нибудь до дела? Или же они настолько ослаблены длительным пребыванием в космосе, что от траха могут и переломиться?

Внезапно еще одно воспоминание наплывает на нее.

Она снова в Оксфорде, на пробежке. Как Лиза любила бегать по этому городу! Как щедр Оксфорд на удобные дорожки и зеленые лужайки! И студенты там традиционно спортивные.

Она бежит по своему старому маршруту, вдоль канала, через полянки Крайст-чёрч, по Беар-лейн, затем, лавируя среди прохожих, к воротам церкви Всех Душ, а оттуда – на Паркс-роуд. Этот путь очень нравился Лизе, она чувствовала себя здесь уверенно. Ступни касались знакомой, приятной земли. Сегодня она повернула мимо заднего фасада Мертона через Ботанический сад к колледжу Магдалены, где должна была проходить конференция.

Оксфорду идет лето. Студенты группками сидят на траве. Глухой стук мяча и крики – играют в европейский футбол – звуки, которых ей так не хватало в Америке. Еще Лизе очень недоставало света, того особого английского золотистого света, который заполняет окружающий мир, когда день начинает клониться к закату, обещая восхитительный вечер.

На тот вечер у нее был запланирован душ после пробежки, быстрый просмотр отчета о совершенно непредвиденном массовом вымирании морских обитателей на Альтерре, а затем ужин в обеденном зале университета – вполне официальное мероприятие с фраками и смокингами, завершавшее конференцию. Насколько же приятнее находиться здесь, на многолюдной улице, залитой золотистым светом, который мягким мотыльком скользит по обнаженным участкам кожи.

В комнате ее ждал Лалл.

– Рад тебя видеть, Эль Дурнау, – сказал он. – Рад тебя видеть в этих нелепых лайкровых шортиках в обтяжку, и в маленьком-маленьком топике, и с бутылкой воды в руке.

Лалл сделал шаг к ней.

– Я собираюсь снять с тебя эти смешные шортики прямо сейчас.

Обеими руками он рванул вниз шорты и трусики. Лиза Дурнау вскрикнула. Одним движением содрала с себя спортивный топ, сбросила кроссовки и прыгнула на Лалла, обвив его ногами. Так, прижавшись друг к другу, они направились в ванную.

Пока Томас скидывал с себя одежду, проклиная эластичные носки, Лиза включила душ. Он вломился следом и прижал ее к кафелю стены. Лиза, работая бедрами, вновь обхватила Томаса ногами, попыталась направить его член себе во влагалище. Лалл отступил, осторожно отстранив ее. Лиза откинулась, оперлась на руки и застыла, крепко обхватив ногами Томаса. Наклонился вперед и вошел в нее языком. Почти захлебываясь в потоке воды и почти теряя сознание от удовольствия, Лиза хотела закричать, но сумела побороть это желание. И от того, что ей удалось сдержаться, она получила еще большее наслаждение. Задыхаясь, она тонула, перевернутая вниз головой; затем снова крепко сжала Лалла бедрами: он подхватил ее, мокрую, обвивающуюся вокруг него, швырнул на постель и трахал под вечерний звон оксфордских колоколов.

В университетском банкетном зале она сидела рядом с аспирантом из Дании, у которого глаза горели от счастья: ведь он получил возможность побеседовать с самой создательницей проекта «Альтерра». Сидя во главе стола, Томас Лалл обсуждал проблемы социал-дарвинизма и генной инженерии с самим Мастером. Лиза лишь однажды бросила взгляд в его сторону, услышав слова: «Уничтожьте браминов сейчас, пока их не так много».

Таковы правила. Отношения конференций. На одной все начинается, на последующих доходит до апогея. Когда же настанет время неизбежного разрыва, условия расставания будут оговорены в промежутке между панельными дискуссиями.

Но до той поры секс был восхитителен.

Лиза Дурнау всегда думала о сексе, как о чем-то, с чем полный порядок у других, но что не входит в ее жизненный сценарий. Уж не настолько это фантастическое занятие. Она вполне счастливо могла жить и без него. И вдруг с самым неожиданным человеком Лиза открыла в себе сексуальность, куда могла привнести и свой природный атлетизм.

Ей встретился партнер, который любил ее потную, пахнущую солью, в ее обожаемой спортивной экипировке, любил al fresco ^[37] и al dente ^[38], и их секс был приправлен всем тем, что на протяжении почти двадцати лет хранилось в запертых подвалах ее либидо. Ведь спортивная дочурка пастора Дурнау не может заниматься такими вещами, как игры в изнасилование и тантрический секс.

В то время конфидентом Лизы была ее сестра Клер, жившая в Санта-Барбаре. Они проводили вечера у телефона, в подробностях обсуждая грязные детали и вульгарно хохоча. Женатый человек. Ее босс. Теория Клер гласила, что Лиза смогла развернуться в своих фантазиях именно по той причине, что ее отношения с Лаллом были аморальны и настолько засекречены.

Все началось в Париже в зале ожидания для вылетов Терминала 4 аэропорта Шарля де Голля. Вылет в Чикаго задерживался. Какая-то ошибка в авиадиспетчерских системах в Брюсселе ввергла в полный хаос работу всех аэропортов вплоть до Восточного побережья США. Рейс ВАА142 откладывали уже на целых четыре часа. Предшествующая неделя оказалась для Лизы и Лалла особенно изнурительной, так как им в столкновении с группой французских неореалистов пришлось яростно отстаивать мысль Лалла о том, что термины «реальное» и «виртуальное» суть совершенно бессмысленные слова. К моменту приезда на аэродром Лизе хотелось только одного: как можно скорее добраться до своей веранды и проверить, исправно ли господин Чекнаворян, сосед, поливал ее травы.

На табло появилось сообщение, что вылет снова откладывают – на шесть часов. Лиза застонала. Она уже сообщила о своем прибытии по электронной почте. Скорректировала счета. Просмотрела «Альтерру», которая в данный момент переживала относительно спокойную фазу в развитии между двумя бурными вспышками эволюции. Было три часа утра, и от усталости, скуки и досады, из-за которых Лизе казалось, что преддверие ада временно перенесли в зал ожидания парижского аэропорта, она опустила голову на плечо Томасу Лаллу. И почувствовала, как его тело подается навстречу. Еще мгновение – и они целовались. За этим последовало быстрое перемещение в сторону душевой аэропорта, где служитель протянул им два полотенца, прошептав: «Vive le sport!»

Ей всегда было приятно общество Лалла: великолепный рассказчик, он обладал блестящим чувством юмора. Кроме того, у них имелось много общего во взглядах на жизнь. А еще – любимые фильмы и книги. Даже еда. Легендарные обеды «Мексиканская пятница». Все это было далеко от того траха по-собачьи, который они устроили на влажном кафеле душевой Терминала 4, но, если подумать, не так уж сильно. Где еще начинается любовь, как не за соседней дверью? Ты влюбляешься в то, что видишь каждый день. В парня, который живет по соседству. В коллегу, сидящего рядом. В друга противоположного пола, который понимает тебя лучше всех остальных.

Лиза знала, что в ней всегда жило какое-то чувство к Томасу Лаллу. Она просто не могла подыскать ему название – или как-то реализовать его до того момента, когда усталость, нервное напряжение и расстройство ослабили ее Лиза-Дурнауность.

У Лалла было такое и раньше. Лиза знала все имена, многих знала и в лицо. Он рассказал ей о своих женщинах, когда остальные вернулись к своим партнерам и семьям, а они вдвоем остались в компании кувшина «Маргариты» и догорающих масляных ламп. Никаких шашней со студентками: жену Лалла слишком хорошо знали на кампусе. Обычно он затевал интрижки во время конференций, и связь длилась всего одну ночь в промежутке между двумя днями работы научного форума. Хотя однажды Лалл замутил по электронной почте с писательницей из Сосалито. А вот теперь очередная зарубка на столбике его кровати – Лиза. Она не знала, где и как все закончится. Но пока они оставались частыми гостями в различных душевых.

После обеда и приема с коктейлями Томас и Лиза вырвались из бесконечного круга ученой болтовни и направились к Черуэлл-Бриджес, в более дешевый район. Здесь располагались студенческие бары, еще не ставшие жертвой корпоратизации. Одна выпитая пинта легко переходила в две, а затем и в три: им полагалось шесть бокалов эля от заведения в подарок.

Где-то на четвертой пинте он остановился и сказал:

– Эль Дурнау. – Она любила это имя, которое он ей дал. – Если что-то случится со мной – не знаю, правда, что люди имеют в виду, произнося эту фразу, – так вот, если что-то случится со мной, ты обещаешь позаботиться об «Альтерре»?

– Боже, Лалл! – А она называла его так. Лалл и Лиза Дурнау. Слишком много «л» и «а». – Что должно случиться? Ты же не болен… чем-то?

– Нет-нет-нет. Просто никогда ведь не знаешь, что тебя ждет. Я уверен, что могу полностью положиться на тебя в том, что ты не бросишь «Альтерру». И в том, что ты не дашь им присобачивать долбаные баннеры «Кока-колы» на облака.

Когда они возвращались в кампус по теплой и шумной ночи, Лиза сказала:

– Конечно же, я позабочусь. Если ты сможешь уладить дело с факультетом, я позабочусь об «Альтерре».

Два дня спустя они прилетели в Канзас-Сити на последнем ночном самолете: за ними сразу же закрыли здание аэропорта. Лиза до такой степени устала, что не заснуть в машине ей удалось только из-за джет-лега. Она высадила Томаса Лалла на его огромной зеленой лужайке у дома на окраине.

– Увидимся, – прошептала Лиза.

Она уже достаточно хорошо его знала, чтобы не ожидать прощального поцелуя, даже в три часа ночи.

К тому времени, когда она поднялась по ступенькам веранды, открыла дверь-ширму, бросила дорожную сумку в прихожей, Лиза чувствовала, как накопившаяся за несколько часов усталость буквально разрывает ее тело на части. Она направилась к своей большой постели. Раздался сигнал наладонника. Она решила не отвечать. Но это был Лалл.

– Ты не могла бы приехать? Кое-что случилось.

У него никогда раньше не было такого голоса. Испуганная, полная дурных предчувствий Лиза вела машину по тусклым предрассветным кварталам. На каждом перекрестке воображение подхлестывало ее ожидания и страхи, но за всем стоял главный кошмар: их раскрыли.

В доме Лалла во всех комнатах горел свет, а двери были распахнуты настежь.

– Где ты? – громко спросила Лиза.

– Здесь.

Томас сидел на старом раскладном диване, который Лиза помнила по факультетским вечеринкам и по воскресным вылазкам за город. Диван и два книжных шкафа – вот и вся мебель, оставшаяся в комнате. Остальное вынесено. Крюки от картин на стенах смотрелись, как висячие испанские вопросительные знаки.