– Это он сам предложил?

– Мне бы такая дичь даже в голову не пришла.

– Ну да. У таких людей, как Михаил и его отец, всегда были стерты границы морали.

Меня гложет любопытство, что же такого сделала Ирине эта семья. Она всегда говорит, что это не мое дело и их грехов по отношению ко мне достаточно.

– Поезжай, а после вашего возвращения сделаем то, что планировали.

– Сразу?

– Да, ждать больше смысла не имеет. Меня тоже подгоняют.

– Кто?

– Не твое дело, – говорит она и собирается уйти, но застывает и поворачивает голову.

– Море, песок, солнце. Все это может вызвать у тебя романтические настроения, но ты всегда должна помнить, что эти люди сделали с тобой. Что из-за них умирала твоя мать и твоя дочь.

– Я помню… Не надо мне напоминать…

– Надо, Алиса, надо, потому что я вижу, как ты на него смотришь. Пока ты будешь отдыхать и трахаться, не отключай телефон, я буду присылать тебе интересные статейки.

После ее слов видеть Мишу, да и кого бы то ни было желания нет. Я просто закрываюсь в своей комнате. Воспоминания душат, в груди дыра, которая со временем затягивается, но Ирина упорно ковыряет ее пальцем.

Перед глазами сцена, как мать пытается защитить меня от Виктора, от того самого, кого она так долго боготворила. Он пытался меня изнасиловать, но мать не позволила. Тогда он просто толкнул ее, и она ударилась головой об угол стола. Я думала, умру вместе с ней, я думала, что во мне нет жестокости, но смерть единственного дорогого человека, надругательство Миши надо мной просто уничтожили во мне все хорошее. Я напала. Я убила. И не пожалела ни на секунду, потому что педофилы жить не должны.

– Алиса! – в дверь стучат, но я просто накрываюсь с одеялом, я не хочу никого видеть, тем более я вряд ли смогу сейчас заняться сексом. Только не сейчас. Пусть уйдет. Пусть до ночи оставит меня в покое. – Алиса!

– Отвали! – кричу в закрытую дверь.

Слышу удаляющиеся шаги, радуясь, что он послушался. Завтра. Завтра я буду нежной, ласковой, податливой, а сейчас я хочу быть собой. Той забившейся в угол девчонкой, которая сидела на кухне вся в крови и рыдала над телом матери.

Вдруг дверь в комнату открывается, и я выглядываю из-под одеяла.

– Я же просила уйти!

– Ты поговорила с матерью и убежала. Что она тебе сказала?

– Ничего. Отвали, сказала, – не даю к себе прикоснуться. Ударяю по руке, но он словно мазохист упорно лезет. – Миша! Я сделаю тебе больно!

Глава 16

Миша

– Ну так сделай! Сделай мне больно! – ору в ответ, откидывая одеяло. – Хочется сделать больно, делай! Сделай хоть раз то, что тебе реально хочется! Потому что пока ты мне напоминаешь заводную куклу!

Я сам не знаю, чего жду. Что она сорвется, скажет наконец, что с ней происходит. Потому что ощущения такие, что она тащит на своих тонких плечах два мешка, в каждом из которых личность для нее неподъемная.

Мне бы нахуй это не надо было. Гораздо проще жить, как жил, и не думать о другом человеке, о том, что мучает его так сильно.

Но я уже смирился.

Понял, что отпустить, забыть не выйдет. А смотреть, как с другим сосется, просто невыносимо. Она выводит, доводит, меняет планы, но одно дает понять точно. Она ко мне неравнодушна. А мне словно этого и достаточно. Любой ее эмоции, которую она мне подкинет как кость.

Она вдруг взрывается, взлетает на кровати, чуть не падаю, и довольно сильно бьет меня по лицу. Прилично так, с оттяжкой.

Тут же ахает, закрывая лицо руками и падая на матрац. Насилие не для нее.

– Тебе больно?

– Не смеши. Почти как погладила, – вообще, конечно, вдарила она прилично, словно всю силу вложила, но терпеть можно, это не мужик на ринге. Я роняю свое тело рядом с ней, накрывая нас обоих одеялом. – Когда в детстве отец на меня орал или применял силу, я бежал к себе в комнату и прятался под одеялом. Почему-то был уверен, что он меня не видит, а значит больше не причинит боль.

Всхлипы Алисы затихают, она открывает глаза, которые я почти не могу различить. Лишь крохотные отблески.

– Сколько тебе было?

– Не помню, маленький был.

– Почему тебя бил отец?

– Ну как это? Воспитывал мужчину, конечно. Хреновенький только из меня мужчина вышел, – тяну ее на себя, подминаю, открываю одеяло, впуская свет.

Она смотрит на меня, раскрыв глаза широко, чуть надув свои пухлые губы. Знала бы она, какие мысли у меня о них ходят, давно бы уже сбежала. Меня так прет от нее. Хочется…

Просто смотреть. Просто рядом находиться. Дышать в унисон. Лежать на ней, вот так. Чувствовать под собой идеальное тело. И она не сопротивляется, хотя я внутренне готовлюсь к любой фигне, которую она сделает или скажет.

– Хочешь еще меня ударить? – шепчу почти в самое лицо, перевожу взгляд на губы, обдаю их дыханием, чуть касаюсь, осторожничая.

– У меня другое на уме, но давай закончим этот день так, как должны.

– Меня начинает тошнить от всей этой мишуры.

Она вздыхает, странно на меня смотрит, а я ничего прочитать не могу. Не получается, лишь легонько толкаюсь сквозь одежду, имитируя половой акт, о мыслях о котором у меня уже протекает башня.

А потом вдруг сама целует. Меня как током. Эти ее губы пухлые. Запах от которых просто внутренности узлом сворачивает. Она целует мягко, сдержанно, словно сама боится своих действий. А меня уже колотит как от озноба.

Я просто хватаю затылок, вплетаясь в мягкие волосы, лицо удерживаю, чтобы больше никуда не делась. Толкаю язык между дрожащих соленых губ, купая его в сладкой слюне, слышу хрип, стон.

Поясницу ломит от боли, и соображать все сложнее.

Дыхание все тяжелее, а движения тел все синхроннее, как в танце. Не знаю, что чувствует она, но я сейчас позорно кончу в штаны. Тяну ее руку к себе в штаны свадебные, она сама ремень расстегивает, пальчиками туда лезет.

Как кипятком возбуждение шпарит.

– Лис, прикоснись ко мне. Черт. Сожми сильнее.

Сам задираю ее платье, трогаю влажную ткань. Она выгибается в моих руках, сжимает член крепче. Доводит до точки. Я как пацан просто стреляю ей в руку, не успев даже коснуться влажной киски.

– Ссука… Как школьник, блять.

Ее улыбка тут же теряется в недрах грусти. Она достает руку, обтирает ее об постель. В душе селится тревога. Опозорился? Она поэтому такой стала?

– Алиса.

– Идти надо.

– Ты не кончила, иди сюда.

– Нет, Миш, нас правда потеряют.

– Да стой ты, – срываюсь к ней, в себя спиной вжимаю.

– Думаешь, я скорострел?

Алиса смеется, поворачивает и обнимает меня.

– Поверь, это последнее, о чем я думала.

– Тогда, о чем? Блять, все бы отдал, чтобы в твою голову залезть.

– Тебе не понравится то, что ты там увидишь, – убирает она мои руки от себя. С большим трудом, но отпускаю ее. Меня ломает. Тело как после затяжной болезни. Готов возненавидеть ее только за эту зависимость, которую приобретаю с каждым днем все больше.

– Может поэтому и хочу знать. Чтобы хоть что-то в тебе нравиться перестало.

– А как же мой флирт с твоим отцом?

– Я просто ревную, – никогда не думал, что признаться в этом будет так легко. – Скорее его убью, чем от тебя откажусь.

Она замирает, смотрит на меня во все глаза. Хлопает ресницами…

– Какой же ты дурак!

– С хера ли я дурак?! Разве своими выкидонами ты не влюбить меня хотела?

– Да кто вообще влюбляется за неделю! Неделю, Миша! Ты даже не знаешь меня, не знаешь ничего обо мне, даже не доверяешь мне! – кричит она, и я киваю. Верно, все чертовски верно. Только это ничего не меняет.

– Я знаю, что чувствую рядом с тобой и, как оказалось, этого достаточно.

Тяну ее на себя, не хочу даже слышать ответа, просто прижму ее к себе и пойму, отвечает ли она взаимностью, потому что находиться рядом с ней и прикасаться сплошная пытка.

Она бьет меня по плечам, рукам, пытается вырваться, обзывает так, что уши вянут. Но при этом на поцелуй отвечает. Сама стонет в рот. Льнет всем телом. Пьет меня словно воду залпом, почти не дыша.

Нас прерывает стук в дверь, но это уже все неважно, самый главный ответ я получил, так что лишь улыбаюсь в ее немного пришибленное выражение лица.

– Пойду оформлю нам билеты. Посиди здесь, ладно?

– Мне надо закончить.

– Другие закончат, сиди здесь и ни с кем не разговаривай.

Было ужасно сложно вернуться к гостям, но мое состояние было эйфорическим, и многие бы это списали на любовь к невесте, которая сама смущалась и частенько поглядывала на хмурого Глеба.

После мероприятия мы попрощались с гостями, сделали еще пару сотен фотографий в кругу семьи и наконец сели в машину. Чемодан заторможённой Алисы пришлось собирать мне. Она лишь кивала, когда я спрашивал, что именно ей нужно. Мне хотелось скорее уехать из этого дома, сесть в самолёт, оказаться там, где никто больше не потревожит ее равновесия.

– Что ты делаешь?! – кричит она, когда я просто выкидываю ее телефон еще в аэропорту. – Миша!

– Я куплю тебе другой, когда вернемся. Но больше никакого общения с матерью, она плохо на тебя влияет.

– Ты больной! – бьет она меня по рукам, пока я тяну ее к самолету. Глеб и Катя рядом плетутся, о чем-то тихо болтают. – Слушай, может тебе Катю за руку взять. Увидят же… Да отпусти! Прилипала!

– Да кого кто тут видит, посмотри, сколько народу? – мы наконец на паспортном контроле. Проходим успешно и попадаем в самолет, где я усаживаю Алису сразу с собой в бизнес-класс.

– А сколько нам лететь? – спрашивает она, пока я выбираю, что посмотреть. Замечаю, что она дико нервничает, постоянно оглядывается.

– Ты никогда не летала?

– Нет. Тут безопасно?

– Да ладно? Вы вроде не бедные, неужели мать никогда тебя на море не возила?

– Не возила, и давай закроем эту тему. Какой фильм ты выбрал? – переводит тему.

– А какой ты хочешь?

– Если честно, я просто хочу поспать, – отворачивается она от меня, снова закрывается. Я вздыхаю через стиснутые зубы. Как с ней сложно-то! Даю ей передохнуть пару часов, выспаться как следует, а потом приносят обед. Мы молчим, но у меня куча вопросов, на которые я вряд ли получу ответы.

– А тебя не били в детстве?

Она давится соком, чуть откашливается, смотрит напряженно. Но качает головой.

– Нет.

– Просто нет?

– Просто нет.

– Мне тебя вообще ни о чем спросить нельзя?

– Лучше о себе расскажи. Ту гитару подарила тебе мама? Ты так о ней беспокоился.

– Мама, да. В глубоком детстве, она купила мне ее. Даже тайно наняла педагога. Но потом отец узнал и поставил ультиматум. Либо он забирает гитару, либо я никогда больше к ней не притрагиваюсь и иду в спорт.

– Ты не хотел идти в спорт?

– Скажем так, не пылал к нему страстью. Но потом, конечно, втянулся.

– Мама никогда тебя не защищала?

– Не помню. Да и что она могла, сама на птичьих правах. Правда, когда она онкологией заболела, мы стали больше общаться. Я слушал ее, понимал, что она действительно меня любила, хоть и по-своему.

– Это после школы было? – вдруг спрашивает она.

– Да. Я тогда в больнице долго лежал, а она мне по секрету рассказала. Ну и мы вроде как ближе стали. Она все торопила меня со свадьбой, с внуками. Сначала я хотел жениться на Лизе Лебедевой. Мы с ней в одну спортивную школу ходили. Она правда тогда меня отшила, но потом вроде ничего, прониклась. Но у нее уже мужик был, так что у нас даже до секса не дошло.

– И какая девушка упустит шанс стать твоей женой.

– Сарказм?

– Вроде того. А потом вернулась Катя?

– Да. Мы оба понимали, что все мои ухаживания лишь дань родителям, которые очень хотели видеть нас вместе. Даже спать начали, чтобы поскорее ребёнка зачать. Ну короче вот. Теперь желания родителей исполнены, можно пожить и для себя.