– Блять, Алис, прости, повело меня, – опускается ко мне на колени, обнимает, дарит волнение, которое чуть не ушло вместе с обидой. Хотя, кого я обманываю, я бы повторила. Эта беспомощность пугала, но будоражила сознание. Наверное, потому что я знаю, что Миша никогда не причинит мне реальной боли. По крайней мере Алисе точно.

Он жадно целует меня, слизывает слезы, мнет грудь, щипает соски. Его руки жадные, наглые, они словно дьявольские путы, и я не хочу, чтобы они меня отпускали. Финал неизбежен, а я готова на все, чтобы его протянуть. Хочу остаться в этом раю, не думать, не переживать, просто наслаждаться.

Я уже на нашей одежде, песок колет кожу, но зато мне больше не холодно. Тело Миши уже на мне, а его готовый к новому раунду член скользит вдоль адски влажных складок. Я вздрагиваю, стоит кончику коснуться клитора, надавить на него, ударить тяжелым шлепком.

Вытягиваюсь струной в любимых руках, раздвигая ноги шире, более того, подтягивая колени к груди.

– Хочешь, буду нежным?

– Только попробуй, – шепчу зло и тут же получаю сильный, безжалостный толчок. Движения резкие, непрерывные, словно меня таранит не человек, а фабричная машина. Я понимаю, что давления на матку мне не выдержать. Всего пара десятка толчков и тело взрывается агонией оргазма. Я стискиваю член мышцами, открываю глаза, рассматривая гримасу мучений на лице Миши. Он пережидает, когда меня отпустит, а потом возвращается на танцпол, где доводит партию до конца, вконец меня измучив.

Глупо надеяться, что все этим закончится. Да я и не хочу. Каждый миг с ним, как глоток свежего воздуха под толщей воды. Совсем скоро воздуха не останется, и я просто пойду камнем на дно, ну а пока…

Сама растираю смесь наших смазок по своему телу, груди, соскам. Чувствую, как он наблюдает за тем, как кожу стягивает словно пленкой. Но вместо того, чтобы помыться, он поворачивает меня на живот и раздвигает ягодицы. Я настолько расслаблена и возбуждена, что просто киваю на его вопрос. Он накрывает ртом мое тугое отверстие, отчаянно пытаясь отыскать там что-то языком, пока я не чувствую, как кто-то вливает в меня новую порцию распущенного возбуждения. Когда уже плевать на все, главное – ощутить его внутри.

– Расслабься.

– Отвали…

– Это вряд ли, – усмехается он в ухо, прилично его прикусывая, посылая по нейронам новые искры похоти и желания. Втягиваю воздух, чувствуя распирающее давление. – Не дергайся.

Боль такая, что лишает зрения. Это не просто больно, это какой-то ад.

– Миш, больно! Больно! Не надо. Давай в другой раз, но сейчас реально больно! Пожалуйста, – дергаюсь я под ним, пытаясь сбросить тяжелое тело. Уже реву, дежавю такое, что хоть волком вой.

– Да все-все, малыш, ну ты чего. Думала, я тебя насиловать буду? – уже обнимает он меня, слизывает капли с щек, целует в губы. Так сладко. Так необходимо.

Его дыхание с моим смешивается. Его присутствие как воздух. И это пугает. Чертовски пугает. Как я потом жить-то буду, если смогу все довести до конца. А если не смогу. Не смогу. Глупо думать, что теперь я смогу предать Мишу. А еще крамольная мысль пробралась в сознание, что мы можем зачать еще одну дочку. Потом, когда все уляжется, когда Ирина смирится с поражением, мне достанут спираль, а Миша примет мою правду с достоинством.

– Замерзала? Пойдем под одеялко?

– Да, – жмусь к нему как можно крепче. – Миш, а ты… Не знаю. Думал о детях.

– А чего о них думать, их делать надо. Но тебе не рано? Или ты уже не хочешь учиться?

– Конечно, хочу!

– Ну и все. В любом случае мои головастики всегда в твоем распоряжении. А, кстати, учиться можно и заочно, – подмигивает этот шельмец и накрывает нас одеялом. Я жмурюсь от восторга, что слышу все это. Сложно будет, да. Но мы справимся. Поговорю с Ириной, потом с ним. Он поймет. Он все обязательно поймет.

Мы засыпаем ненадолго, потому что тела словно просят очередного сакрального контакта под сиянием луны, в котором Миша прекрасен. Немного дикий, одержимый взгляд, напряженные руки, плечи и пресс, который сталкивается с моим животом при каждом сильном толчке.

На утро нас будит сильный стук в дверь нашего бунгало. Вставать не охота, каждая мышца в теле словно свинцом налита.

– Миша, Алиса, открывайте!

– Кать, съебись до обеда, – утыкается Миша носом мне в шею, обнимая со спины еще крепче, так крепко, словно я могу упасть.

– Да не могу я! Ирина в аварию попала! Нас срочно домой зовут!

Несмотря на сильные руки, что стягивают меня коконом, я падаю. Падаю в пропасть, пытаясь захватить воздух руками в последней надежде на что-то… Самое страшное, что я не удивлюсь, что эту аварию Ирина подстроила специально, чтобы вытянуть меня из рая. Но я ей не позволю. Вернуть меня в ад. Все в прошлом. Нужно просто это принять. И объяснить ей, чтобы она там не придумала.

Глава 21

Молчание. Если эти полторы недели оно меня не тяготило, то теперь убивает.

Мы молчим, пока собираем вещи, молчим, принимая душ и занимаясь любовью.

Медленно, неспешно, а потом дико, причиняя друг другу боль.

Молчим, пока едем в аэропорт. Молчим в самолете.

Молчим. Молчим.

МОЛЧИМ!

– Алис, что с тобой происходит? – прижимает Миша меня к себе, а я лицо у него на груди прячу.

Не могу сказать. Не знаю, как. А самое ужасное, что, думая об аварии, я желала Ирине смерти. Ужасно, дико, отвратительно, но меньше всего я хочу выслушивать, что я слабачка и ни на что не способна. Она может просто все отменить, но тогда придется рассказать все Мише. И от осознания того, как он на меня посмотрит, немеют конечности, и мороз по коже проходит.

Я сама его целую. Снова и снова. Ласкаю губы, язык, слышу, как его сердце бьется о мою грудь.

Мы почти не разлипаем, только на взлете и снижении. А когда выходим, Катя вдруг берет его за руку.

Меня как молотом по голове. До звона. Ощущение такое, словно она этим горло мне перерезала.

– Нахуя, – тоже не понимает Миша, пытаясь достать руку, а та хмурится.

– Напоминаю, что мы счастливые молодожены. Давай не будем рождать лишние слухи. Тем более, нас встречают мои родители.

Миша оборачивается на меня, а я киваю. Словно ему разрешение на фарс даю. И страшно, страшно. Потому что красивая сказка осталась на том острове, а здесь суровая реальность, с которой нужно смириться. Сложно, но нужно.

Я смотрю на удаляющуюся спину Кати, которая вцепилась в Мишу, словно утопающий в спасательный круг. Она так легко приняла новые правила. Спокойно забыла обо всем, что произошло там. Смирилась. И даже выглядит довольной. Хотя совсем недавно рассказывала мне, как счастлива, что все вышло именно так, а не иначе.

– Вы поссорились? – спрашиваю Глеба, который последний выходит из самолета.

– Да так, считай фигня. Замутил там с одной островитянкой, а Катя не оценила.

Я застываю. Смотрю на Глеба и не верю, что он так просто разрушил их отношения. Он же так давно о ней мечтал. Что случилось?

– Алиса! Че ты там встала! – орет Миша у самого края рукава, и я тут же прихожу в движение. Как кукла, ожидающая команды. Но продолжаю возмущаться уже вслух.

– Ты хотел ее с самой школы. Даже Мишу подставил, чтобы она тебя заметила и что? Все кончилось?

– Ты переоцениваешь силу моей любви. Две недели с одной телкой – это прям много, я чуть не сдох от скуки.

Я шагаю вперед, смотря то на Мишу, то на Катю. Она знает. Знает, что Миша изменял ей, но никогда не унижал ее прилюдно. Сказка и правда закончились. Она вряд ли будет терпеть мое присутствие рядом и тем более не даст ему развод.

По телу прокатывается неприятная дрожь, а ноги становятся ватными. Во что я вляпалась. Зачем влюбилась в него так сильно, что теперь даже смотреть на их руки чертовски больно.

– Тебе плохо, сладкая, давай сумку подержу.

– Не трогай меня, – отпихиваю его руку. Скотина. Он никого не насиловал, но поступает гораздо хуже.

– С какого хера не трогай. Ты помнишь нашу договоренность.

– Нет, не помню, – выпрямляю корпус и снова иду вперед.

– Ты охуела?

– А что? Неприятно, когда обманывают? – фыркаю я напоследок, надевая маску приличной сводной сестренки. – Скажем всем, что ты мне изменил, и мы расстались. Это очень близко к правде.

Нас встречают родители Кати. Они обнимают молодоженов, улыбаются нам с Глебом, который так и норовит взять меня за руку. Но Миша умудряется незаметно толкнуть его так, что тот летит в ближайший чемодан.

– Эй, друг, аккуратнее.

Я только отвожу глаза и встречаюсь с Мишей взглядом. На душе тут же становится теплее. Это между нами. Это не ушло, только потому что он взял за руку свою законную жену. А скоро поцелует ее. А скоро ляжет с ней в постель. Вот это реально больно. Больно настолько, что каждый шаг отдается болезненным толчком по нервам.

На улице мы рассаживаемся в разные машины. Катя усиленно тащит Мишу в машину родителей, а меня Глеб пытается потянуть к машине семьи Хворостовых. Но и тут встревает Миша.

– Не могу же я сестру одну оставить. И так почти на отдыхе не виделись. Алис, поехали с нами.

Я даже не думаю возмущаться, хотя и понимаю, что слышать вопросы родителей Кати будет тяжело и неприятно.

И словно зная об этом, Миша дает мне наушники. Тут же включает плейлист мелодий, которые мы собирали вместе. Просто то, под что мы гуляли или порой трахались.

Я сижу с краю, пристегнутая им же, прижатая его горячим напряженным телом. В какой-то момент просто опускаю голову ему на плечо и засыпаю. Меня будит толчок машины и рука на бедре.

Я открываю глаза и вижу дом Хворостовых.

– Алис, – мать Кати привлекает мое внимание, пока я глазею на трехэтажный дом, как на что-то чужеродное. Я не хочу туда. Ощущение беды усиливается настолько, что напряжение можно резать ножом. – Маму твою из больницы домой привезли, она очень хочет тебя увидеть.

Мы молча выходим из машины. Идем в дом, а там расходимся по своим спальням. Я долго просто сижу на кровати, смотрю на зеркало. Если его разбить, то можно пораниться осколками. А можно даже умереть от потери крови.

Ужасно, но, когда мама умерла, а я попала в тюрьму, я не думала о том, чтобы уйти из жизни. Даже когда умерла Элла, не думала. А теперь что? Силы кончились? Или поняла, какого это по-настоящему быть счастливой, словно все эти дни пребывала в наркотической дымке, а теперь наркотик у меня забрали, и началась ломка. Даже знобит немного.

– Алиса? – в комнату без стука заходит Сергей Павлович. Меня как подбрасывает. – Какая ты стала красивая, загорелая. Дай обниму тебя.

Он подходит вплотную, а меня отвращение уничтожает. Хочется оттолкнуть, но я просто терплю.

– Мама твоя очень ждала тебя. Мы волновались. Что у вас было с телефонами.

– Роуминг, наверное…

– Ну конечно, роуминг. Просто молодежь отрывалась. Ты довольна поездкой?

– Конечно. Как может быть иначе, – все-таки высвобождаюсь из объятий, но чувствую на себе влажный взгляд. Он словно ждет от меня чего-то. Но я обнимаю себя. – Пойду к маме. Она ждет меня.

– Конечно, конечно. Я очень рад, что ты вернулась.

– Ага, – только и выдыхаю, сбегая из собственной комнаты. Оказываюсь в коридоре, натыкаюсь на взгляд Миши. Напряженный, даже злой.

– Что он… – начинает говорить, но не успевает. Я тяну его в ванную, врезаюсь в тело, как одержимая целую губы. Прошло так мало времени, но я уже соскучилась.

Он чуть отталкивает меня, закрывает двери, разворачивает спиной, наклоняя над раковиной. Зажимает шею, ведет пальцами к груди, стягивает ее в кулаке, смотря в глаза. Такой красивый в своей ревности, что колени дрожат.

– Что он хотел, Алис?

– Поздороваться, сказать о матери. Плевать, Миш. Просто возьми меня. Просто сделай это.

Его не нужно уговаривать. Он сдергивает с меня спортивные штаны, с себя тоже, вместе с боксерами. Пристраивает уже твердую головку между ног, но я качаю головой.

– Что?

– Ты хотел в попу. Сделай это.

– Тебе больно было, Алис.