Мы останавливаемся перед небольшим домиком, возвышающимся среди сада, как нечто особенное. Он совсем не похож на тот, где я была раньше. Простая и изящная архитектура: деревянные панели, бумажные двери с узорами, отблеск света фонарей на крыше. От него исходит что-то… странное. Не тепло и не уют, а чувство необъяснимого величия и непоколебимой власти. Холод пробегает по позвоночнику.

Кийо останавливается у входа и лёгким движением отодвигает дверь. Жестом приглашает меня войти. Я делаю шаг, переступаю порог… и сразу замираю.

Воздух внутри тяжёлый, наполненный чем-то необъяснимым. Как будто переступила границу между мирами. Комната кажется простой: татами, несколько изящных ширм, небольшие полки с древними свитками. Но в этом минимализме прячется что-то пугающее.

Мир вокруг будто останавливается, звуки сада за спиной резко затихают, и я остаюсь наедине с этой незримой тяжестью. Сердце бешено стучит. Что-то здесь не так. Не знаю, что именно, но этот дом явно не хочет, чтобы я расслабилась.

Темнота комнаты кажется почти осязаемой, как мягкий бархат, поглощающий даже слабый свет. Воздух насыщен ароматом благовоний, в котором угадываются нотки сандала, ладана и чего-то цветочного, едва уловимого. Делаю ещё шаг, а потом вижу… её.

За низким столиком, окружённым тонкими ширмами, на которых проступают изображения стилизованных драконов и журавлей, сидит женщина. На её фигуру невозможно не обратить внимания, даже если бы я пыталась.

Осакабэ-химэ.

Она изящна и грациозна, и в то же время от неё исходит такая аура силы, что у меня перехватывает дыхание. Тёмное двенадцатислойное кимоно, переливающееся, как вороново крыло, украшено тонкими серебряными нитями, будто рисующими ночное небо с луной и звёздами. Длинные рукава лежат на татами, словно крылья, а воротник, открывающий тонкую шею, украшен нитью из нефритовых бусин. Волосы уложены в сложную причёску, закреплённую массивными шпильками с подвесками, которые тихо звенят от малейшего движения. Они отражают свет так, что создаётся ощущение, будто она окружена сиянием.

Но взгляд… Он заставляет меня застыть. Её глаза невероятно тёмные, почти чёрные, и в них – всё: мудрость веков, холодное спокойствие и что-то такое, что подсказывает мне: стоит ей захотеть, и я умру, не успев моргнуть. Даже взмах ресниц кажется угрожающим.

В горле пересыхает. Понимаю, что передо мной не просто ёкай, древний дух, а нечто большее. Настоящая сила, завёрнутая в оболочку человеческой красоты. Точнее, не очень-то и человеческой. Страх, почтение, восхищение – всё это вспыхивает во мне одновременно, оставляя лишь одно желание: выжить.

Я опускаюсь в низком поклоне, почти касаясь лбом пола. Голос Кийо звучит где-то за моей спиной:

– Осакабэ-сама, Ямада-сан прибыла.

Руки дрожат, но я делаю всё, чтобы не показать это. Боюсь поднять глаза, даже сделать лишнее движение, понимая, что в этой комнате каждая мелочь может стать фатальной.

Комната погружается в напряжённую тишину. Чувствую, как взгляд Осакабэ-химэ прожигает меня насквозь. Будто она изучает всё, что скрыто внутри меня, проникает в самые тёмные уголки души. Улыбка на её лице спокойная, но от неё становится не по себе.

Длинные пальцы плавно делают жест, приглашая сесть напротив. Я не решаюсь ослушаться и осторожно опускаюсь на татами, стараясь не издавать ни звука. Спина выпрямлена, руки сложены на коленях, хотя внутри всё трясётся. Как будто этот низкий столик – граница между жизнью и смертью.

Когда я наконец устраиваюсь, из темноты появляются фигуры. Призрачные служанки, едва видимые, словно сотканные из дымки. Их движения беззвучны, они буквально парят, оставляя за собой лёгкое мерцание. Кийо, уже мне знакомый, тоже принимает участие, но его роль скорее ведущего.

Начинается чайная церемония.

Служанка с почти прозрачной кожей выносит чайник из чёрного лака с золотым рисунком гор. Её движения безупречны, словно отрепетированы тысячи раз. Она ставит чайник перед Осакабэ, и та, не отрывая от меня взгляда, берёт его с грацией, которую невозможно повторить. Другая служанка, с чертами лица, утонувшими в дымке, подаёт чашку.

Стараюсь запомнить каждую деталь. Чайный набор выглядит так, словно ему сотни лет. Всё, от чашек до подноса, сияет лёгким фосфоресцирующим светом. Мне кажется, будто я вижу в их рисунках звёздные карты или древние символы.

Кийо, стоящий чуть позади, подаёт знак, и передо мной оказывается чашка. Опускаю взгляд на тёмно-зелёный чай, который выглядит больше зеркалом, чем напитком. Пар медленно поднимается вверх, и на мгновение мнится, будто в нём виднеются лица – то ли призраков, то ли чего-то ещё.

Моё сердце колотится так громко, что, кажется, его могут услышать. Пальцы дрожат, когда я беру чашку, стараясь подражать плавным, медленным движениям слуг.

Осакабэ-химэ наблюдает за каждым моим шагом. Даже не пробуя чая, чувствую себя участницей какой-то мистерии, где от правильности каждого действия зависит моя судьба.

Подношу чашку к губам и делаю небольшой глоток. Горьковато-сладкий вкус разливается по языку, обволакивает всё тело теплом. Не успеваю осмыслить этот момент, как понимаю, что в комнате вновь повисла тяжёлая тишина. Все ждут, что скажет Осакабэ.

Она же, поставив чашку обратно на стол, ненавязчиво улыбается – улыбка, которая одновременно успокаивает и пугает. Её голос, низкий и мелодичный, прерывает тишину:

– Ямада-сан… Я слышала, вы недавно попали в… необычную ситуацию. – И тут же: – Как вам наш сад?

Вопрос простой, но явно задан не просто так. Я сглатываю, стараясь не выдать разброда чувств. Конечно, давайте поговорим о саде, пока я буквально сижу в центре фантасмагории.

– Очень красиво, – осторожно отвечаю, чувствуя себя неловко под её пристальным взглядом. – Даже слишком… красиво. Я бы сказала, необычно.

Осакабэ тихо смеётся. Это мягкий, но странный смех, от которого у меня пробегает холодок по спине.

– Необычно – это лестно. Мы много работаем, чтобы сохранить его таким, – отвечает она и на миг отводит взгляд, словно наслаждается собственными словами. – Вам понравился пруд?

– Да, – киваю, думая, что лучше не углубляться в подробности, как я едва удержалась от паники, проходя мимо тех существ у мостика. – Он выглядит… живым.

– Живым? – Осакабэ-химэ слегка наклоняет голову, словно обдумывая мои слова. – Интересная мысль. Жизнь есть везде, даже там, где вы её не видите.

Мне кажется, что её фраза – это намёк, только я не могу понять на что. Всё больше ощущаю себя мухой в паутине, где каждое движение привлекает внимание.

– Как вы вообще здесь оказались? – внезапно спрашивает она, меняя тему.

Вопрос застигает меня врасплох. Конечно, как я оказалась? Машина, дорога, что-то странное, и вот я здесь. Но чувствую, что объяснять это в деталях бессмысленно.

– Меня привезли, – коротко отвечаю, глядя в чашку, чтобы избежать её взгляда.

– Привезли, – повторяет Осакабэ, будто пробует слово на вкус. – Надеюсь, это было комфортно.

– Не совсем, – вырывается у меня раньше, чем я успеваю подумать.

Ну да, меня чуть не сожрали. Такой себе комфорт.

На мгновение в комнате становится так тихо, что я слышу, как капли дождя начинают стучать по крыше. Осакабэ-химэ чуть приподнимает бровь, её интерес, кажется, только возрастает.

– Неудобно? В нашей скромной обители?

– Дело не в этом, – спешу объяснить я, чувствуя, как от неё исходит напряжение. – Просто я… не совсем понимаю, что здесь делаю.

– А разве это не лучшее состояние? – Её тон становится загадочным. – Быть там, где вы не понимаете, но ощущаете. Это даёт простор для… возможностей.

Её слова звучат как головоломка. И почему-то мне кажется, что именно я должна её разгадать. Ками, с кем я спуталась? Точнее, спутали меня.

– Возможно.

– Хорошо, что вы открыты для новых идей, – заключает Осакабэ и делает ещё глоток чая. – Иногда непонимание – лучший учитель.

Нет, определённо это хождение вокруг да около до добра не доведёт. Поэтому я спрашиваю в лоб:

– Что вам от меня нужно?

Глава 3

Осакабэ-химэ спокойно подносит чашку к губам, делая небольшой глоток. Её движения неспешны, как будто времени не существует. Да что там… словно она сама его контролирует.

– Этот чай собирают на рассвете, – произносит она, не поднимая глаз. – Каждый листик отбирается вручную. Вкус особенный, не так ли?

Невольно делаю глоток. Чай действительно удивительный: мягкий, обволакивающий, с тонкими нотками чего-то цветочного и землистого. Я плохо разбираюсь. Но сейчас его вкус кажется мне лишь ещё одной частью этой странной атмосферы.

– Очень, – отвечаю, стараясь сделать это невозмутимо.

Осакабэ-химэ улыбается едва заметно, её взгляд всё так же сосредоточен на чашке.

– Приятно слышать. Чай – это не просто напиток. Это целая философия. Он учит нас терпению, пониманию и внутренней гармонии.

Терпение. Как раз то, чего мне сейчас не хватает. Сердце стучит слишком быстро, каждая клеточка тела напряжена. Мне хочется кричать, спрашивать, требовать объяснений. Но я знаю: стоит только выдать свои эмоции, и это будет конец.

– Вы согласны? – продолжает она, вдруг пристально глядя на меня.

– Думаю, да, – отвечаю, хотя слова звучат будто издалека.

Осакабэ-химэ одобрительно кивает, будто читает мои мысли. Снова делает глоток, явно наслаждаясь каждым мгновением.

– Торопливость разрушительна, – говорит, ставя чашку на стол. – Она не ведёт к цели, а лишь усложняет путь.

Её слова проникают глубоко, заставляя внутренне сжаться. Я киваю, но на самом деле мысленно спорю: а что, если время действительно имеет значение?

– Возможно, вы правы, – отвечаю, стараясь выглядеть покорной.

– Я всегда права, – отвечает она без тени шутки.

Сложновато иметь дело с такими людьми. Точнее, нелюдьми. Но особого выбора у меня нет.

Эти слова, сказанные настолько спокойно, почему-то добавляют ещё больше напряжения. Снова беру чашку, чтобы занять руки. Стараюсь сделать вид, что наслаждаюсь чаем, но взгляд то и дело возвращается к собеседнице.

Терпение. Я должна терпеть. Это, похоже, единственное, что от меня сейчас требуется. Даже если хочется в кого-то швырнуть этой чашкой.

Осакабэ-химэ медленно кладёт руки на колени. Глаза, глубокие и бездонные, словно озёра в ночи, сосредоточенно смотрят на меня.

– Между миром ёкаев и онрё существует хрупкое равновесие, – начинает она ровно и тихо, будто рядом шелестят бамбуковые листья. – Это не мир в привычном понимании. Скорее, соглашение.

Я хмурюсь, пытаясь уловить суть её слов. Соглашение? О чём вообще идёт речь?

– Изначально, – продолжает она, не замечая моего замешательства, – это было необходимо, чтобы хаос не поглотил всё. Ёкаи и онрё… Мы, как тени, существуем на границе вашего мира, но наша природа различна. Онрё – это гнев, месть, боль, воплощённые в духах. Ёкаи олицетворяют иное. Их много. Мы все – история, эхо старого мира, наследие, которое продолжает жить по сей день.

Я слушаю, но слова звучат как загадка. Зачем мне это всё рассказывают?

– Мы установили правила, – продолжает Осакабэ-химэ, чуть склонив голову, её длинные чёрные волосы слегка касаются плеч. – Их нельзя нарушать. Нарушение приводит к последствиям, которые затрагивают все стороны.

Нахмуриваюсь ещё больше, пытаясь осмыслить. Почему она рассказывает мне это? При чём тут я вообще?

– Простите, но… – Осторожно подбираю слова, стараясь не звучать слишком резко. – Какое это имеет отношение ко мне?

Осакабэ-химэ смотрит на меня, её глаза будто бы чуть светятся в полумраке комнаты.

– Имеет, Ямада-сан, – отвечает она после паузы. – Гораздо больше, чем вы пока понимаете.

От её слов становится холодно. Сердце замирает на мгновение, а затем начинает биться быстрее.

– Простите, но я всё равно не понимаю, – признаюсь, чувствуя, как накрывает нервозностью.

Её взгляд смягчается, однако только на секунду, прежде чем снова становится неумолимым.