Прекрасно. Прекрасно. Если король Каса пожелал заклеймить Макуса как революционеров, значит, это наследство Антон и примет. Он закончит то, что якобы начали его родители.

И тогда Калле Толэйми тоже придется ответить за все, что она сделала.

Глава 2

После

На дальней окраине Талиня у самой его границы расположена провинция под названием Жиньцунь, которая когда-то называлась иначе. Если спросить местных жителей, как раньше они именовали свою родину, окажется, что отвечать им запрещено. Десятилетие пребывания в деревнях солдат внушило местным здоровую дозу страха, вкус которого они ощущают на своих зубах всякий раз, когда прижимают к ним языки, чтобы заговорить. Они повидали немало обезглавленных тел на кольях возле ямыня, выставленных в назидание тем, кто еще помнит давнее название провинции. Они предпочитают выжить, чем стать еще одним наглядным примером.

Калла Толэйми раньше знала настоящее название Жиньцуня. Но в какой-то момент утратила его вместе с собственным именем.

– Вам уже случалось бывать в провинциях, советник?

К разговорам в карете Калла старается не прислушиваться. Этим утром они прибыли в Жиньцунь, заехали к генералу Пойниню и продолжили путь к ямыню в Западной столице. Генералу так и не удалось завязать беседу с Каллой, поэтому он довольствовался в качестве слушателя последним из членов Совета от провинции Жиньцунь.

– Я здесь впервые, – отвечает советник. И стреляет взглядом серовато-голубых глаз в Каллу, безмолвно упрашивая о помощи. – Отец никогда не брал меня с собой, выезжая с визитами.

Венера Хайлижа – старшая дочь Болиня Хайлижа, недавно скончавшегося во сне. Его место в Совете перешло к Венере, и, хотя остальные его члены сомневались, что столь юному советнику разумно продолжать визиты в Жиньцунь, королю не терпелось сплавить новоиспеченного придворного с глаз долой сразу после коронации. У Каллы не было времени молить о прощении или вопрошать, как, во имя небес, он предстал перед ней вот таким. Едва завершилась коронация, от Каллы отделались, Вэйсаньна выпроводили ее вон по мановению королевской руки. А несколько часов спустя, пока она вышагивала по гостиной за пределами королевских покоев, слушая, как на все ее просьбы о встрече с королем отвечают отказом, ей сообщили, что она должна сопровождать делегацию Совета в Жиньцунь.

– Вы удивитесь, увидев здешнюю отсталость, – говорит генерал Пойнинь, хлопая себя ладонями по ляжкам. – Когда я впервые встретил тех, кто до сих пор поклоняется стародавним богам, то решил, что это шутка.

– Мне известно, что в провинциях молятся до сих пор, – вежливо отзывается Венера.

– И не просто молятся. Непременно обратите внимание на то, сколько в здешних деревнях фигурок птиц. Предлагаю на днях отдать приказ по всей провинции избавиться от них. Это неподобающе.

Калла хмурится, отвернувшись так, словно выглядывает в окно. По земляным обочинам мощеной дороги еще виден слежавшийся снег. Хранить фигурки птиц – в любом случае самое большее, что может сделать обычный деревенский житель, желая почтить стародавних богов, и приказ избавиться от них – это перебор.

– Я внесу эту задачу в расписание. – Венера кашляет. – Сначала можно приказать солдатам выяснить, сколько их всего.

По-видимому, этим ей удается задобрить генерала Пойниня. Он ерзает на сиденье, устраиваясь поудобнее, и складывает руки на груди поверх белого кителя.

Калла сразу чувствует, что он вновь смотрит на нее.

– Принцесса Калла, похоже, вы не согласны.

Она подавляет вздох. Эта поездка – чистейшая формальность, инспекция, затеянная напоказ. Дворец не узнаёт ничего нового, а уж провинции тем более ничего не выигрывают, когда члены Совета являются в сопровождении свиты, чтобы сделать записи о количестве зерна и уровнях воды. Жиньцунь и Юуля – единственные провинции Талиня, официальные визиты в которые все еще вносят в дворцовый календарь: слишком уж они удалены от столицы и присоединены настолько недавно, что надежных и четко обозначенных дорог здесь нет. Вместе с тем они так убоги, что никто из членов Совета не обзавелся здесь виллами, выезды на которые, чтобы переждать самые жаркие недели за пределами Сань-Эра, обычно считаются достаточной заменой инспекционным поездкам в другие провинции. Если кто-то из дворца намеревается посетить Жиньцунь, для этого в самом деле нужна целая делегация. Территория этой провинции простирается на много миль без каких-либо признаков жизни – эти обширные излишки земли были обнесены заграждениями после того, как престол захватил деревни вместе с озером среди них. Посланцам из дворца приходится обращаться за помощью к местным генералам, дислоцированным здесь достаточно долго, чтобы знать дорогу и давать указания. На западной оконечности провинции есть и побережье, и бушующий океан, но никто не знает, сколько времени займет путь от одной деревни до другой.

– Не говорите со мной.

В карете становится тихо. Два других советника неловко ерзают.

– Я… с вами… что, простите? – переспрашивает генерал Пойнинь.

Она раздумывает, не пойти ли на попятный, чтобы скрыть свое откровенное презрение. Можно сказать, что внесенное генералом предложение избыточно – ведь есть же дворцовый указ. Все языки, кроме талиньского, запрещены в провинциях законом, поэтому молиться по-настоящему деревенские жители не могут, ведь все молитвы к стародавним богам составлены на их родном языке. Не в меру рьяное отправление религиозных обрядов в провинциях уже удалось пресечь. Дворцу незачем лишний раз навлекать на себя гнев земледельцев.

– Не говорите со мной, – вместо всего этого повторяет Калла. – Голос у вас охренеть какой резкий.

Перед приходом к власти Август Шэньчжи подготовил особый указ, в котором назначал Каллу своим советником, прощал ей все былые преступления и возвеличивал ее саму вместе с ним. Никто не смог бы отменить этот указ, разве что сам Август решил бы отказаться от своего слова и лишить Каллу нового титула.

Но тогда у народа могли возникнуть вопросы.

Тогда Совет начал бы присматриваться, принюхиваться и в конце концов понял бы, что король Август – никакой не Август, а Антон Макуса, отказывающийся покинуть тело, в которое он самовольно вселился. Теперь же, пока Антон позволяет Калле сохранять имеющуюся у нее власть, ни одна душа в этом королевстве не скажет ни слова против, и Калла намерена извлечь из этого обстоятельства всю возможную пользу.

Остаток пути они проводят в молчании.

– Полагаю, мы уже почти готовы, – объявляет Калла, разминая шею, пока не слышит щелчок.

Солнце садится. Им следовало выехать гораздо раньше, двинуться в путь как можно скорее, вместо того чтобы третью ночь проводить на деревенских койках.

Ею овладевает нетерпение. Понадобилась целая неделя, чтобы добраться сюда в карете, и, скорее всего, столько же уйдет на возвращение в Сань-Эр. Время не станет ждать Каллу. Отослав ее на дальние рубежи королевства, Антон волен творить, что ему вздумается, и она ничегошеньки не узнает. Эта мысль вызывает у нее нестерпимый зуд, возбуждает в ней неутихающее беспокойство, распространяющееся по конечностям.

– Верно. Дать вам одеяло, ваше высочество?

Калла бросает взгляд вниз. Окидывает им свой торс, ноги, заляпанные грязью ботинки. С ее точки зрения, должна быть какая-то причина, по которой Венера Хайлижа задала свой вопрос – например, заметив, что Калла невольно дрожит, – но с ней все в порядке. Калла прислоняется к стене ямыня, скрестив руки на груди. Стена пачкает сажей кожаную куртку, в которую Калла по-прежнему одевается – вместо роскошных одежд и тонких шелков, как другие обитатели дворца. Она все еще выглядит так, будто прячется в закоулках Сань-Эра и вынуждена сливаться с вечной тьмой городов-близнецов, участвуя в королевских играх. Если уж на то пошло, сейчас ей теплее, чем кому-либо из присутствующих. Даже дворцовая стража, сопровождающая делегацию, явно зябнет в своих мундирах из практичного черного хлопка. Как и лошади, уже оседланные и впряженные в кареты.

– Нет? – Ответ Каллы звучит как вопрос. – А похоже, что оно мне нужно?

– О нет, я спросила просто на всякий случай. – Венера смотрит поверх ее плеча на строение за стеной. – Может, ямынь не откажется от лишних одеял.

– Ямыню одеяла не нужны, – сухо сообщает Калла.

– Им многого не хватает. Несколько окон разбито, и…

– Позвольте высказаться точнее. – Дневные тени меняют очертания, свет скрывается за горизонтом. – Ямыню не нужны одеяла от нас. Оставьте их в покое. Вы же видели, как они вели себя на протяжении всего нашего пребывания.

Оно продолжалось всего три дня, и прием, оказанный им в Жиньцуне, был предельно холодным. Провожать их деревенские не выходят. Местным жителям дворец без надобности, разве что сам дворец найдет им применение. Пока другие советники совершали осмотры и принимали донесения от военачальников, Калла или сидела в ямыне, или с мрачным видом таскалась вслед за Венерой Хайлижа, мыслями возвращаясь в Сань-Эр. Тех, с кем она успела поговорить, можно пересчитать по пальцам одной руки.

Венера хмурится:

– Ни к чему весь этот аристократизм.

– Но ведь я и впрямь такая. – Калла оправляет перчатки. – Нас не любят. Вот и пусть – все лучше, чем изображать щедрость.

– Я ничего не…

– Еще как изображаете, – перебивает она, глядя, как стражники выходят из ямыня: их последний перед отъездом перерыв на посещение туалета закончен. – Мы ведь, как вы говорите, аристократы. Будь вы по-настоящему щедрой, вы открыли бы для всех казну рода Хайлижа вместо того, чтобы бросать жалкие крохи. Скажите же, что не станете. Вам это позволительно.

Венера открывает рот. Но прежде чем она успевает хоть что-нибудь сказать, Калла – все с тем же небрежным видом – указывает на ее карман:

– Телефон звонит.

Вздрогнув, Венера достает из кармана сотовый телефон, вытягивает антенну на всю длину и отходит, чтобы ответить на звонок. Как только подчиненные ей военачальники вернутся после осмотра Западной столицы, делегация может отбыть. Дворцовая стража, кажется, тоже изнывает от нетерпения: с десяток человек держится неподалеку от столичного ямыня, готовясь к отправлению в любой момент. Руководить действиями во время поездки Венере удается с трудом. И неудивительно. О семье Хайлижа Калла знает лишь с чужих слов, но помнит слухи о том, как во Дворце Земли воротили носы от Венеры за отказ от родного тела. Не то чтобы дворцовая знать не помогает своим детям втихомолку сменить тело, когда те утверждают, что вовсе не мальчики, и требуют иного обращения: суть в том, что Венера сама проделала это в подростковом возрасте и семейство Хайлижа просто не смогло сделать вид, будто ничего не произошло, по примеру других аристократов.

– Странное дело, – говорит на ходу возвращающаяся Венера. Ее головной убор съехал влево, голубые камушки сбоку запутались в черных волосах.

– Только не говорите, что отъезд откладывается.

Венера хмурится, поднимая сотовый телефон к небу. В Жиньцуне сигнал всегда слабый, здесь работают только специальные телефоны для провинций.

– У лейтенанта Фожиня возникли сложности при попытке связаться с генералом Пойнинем. Он перезвонит, как только выяснит, в чем дело, в ямыне Восточной столицы. Занять много времени это не должно.

– Зачем нам вообще ждать генерала Пойниня? Он только и делает, что дает вам скверные советы.

Венера притворяется, будто не слышала ее.

– Ему уже следовало быть здесь с итоговым отчетом Восточной столицы. – Венера опускает телефон. Потом замечает выражение на лице Каллы. – Мы должны привезти во дворец из провинции оба отчета.

– Правда? – задумчиво переспрашивает Калла, хоть ей известно, что так и есть. – Виновата.