Она готова поручиться, что членам Совета от Эйги и Паше не приходится торопить подчиненных им военачальников, добиваясь от них быстрых ответов. Их вертикаль власти непрерывна от трона и члена Совета до генерала и солдата. Преданность несомненна, задачи четко определены. А вот Жиньцунь расколот надвое с тех пор, как его завоевали. Это единственная провинция Талиня, где разграничены западная и восточная части, и все же лишь один член Совета стоит во главе десятка военачальников, действующих и на западе, и на востоке провинции. Венера Хайлижа отнюдь не беспомощна. Но она ровесница Каллы и наивна, как все аристократы, которые выросли, не зная горя, а это значит, что дворец раздергает ее на клочки. Пройдет месяц-другой, и еще какая-нибудь знатная семья вступит в игру, где призом служит Жиньцунь, хоть это и наименее вожделенная провинция из всех.

Калла дала бы Венере от силы месяца три, прежде чем ее собственные солдаты ополчатся против нее, а дворец грохнет по столу кулаком.

Они ждут еще несколько минут. Телефон Венеры молчит.

– Если все затянется до заката, – предлагает Калла, – давайте просто подделаем отчет и уедем.

– Дворцу это не понравится.

– Дворец не узнает, член Совета Хайлижа.

– Но…

– У вас опять звонит телефон.

Венера вздрагивает. Смотрит вниз.

– И в самом деле. Прошу меня простить.

Она отходит. А тем временем дворцовый стражник, кажется, зовет кого-то с расстояния в несколько шагов, и, хотя Калла все слышит, хотя различает повторяющиеся слова «ваше высочество, ваше высочество!», отвечать она и не думает. До тех пор, пока стражник наконец не обращается к ней: «Принцесса Калла!» – сумев моментально привлечь ее внимание.

– Я всего лишь советник, – возражает она. – В титуле нет необходимости.

– Ясно, ваше высочество, – все равно говорит стражник.

Сколько бы она ни возражала, ее голову венчает гладкий обруч из золотистого металла, резко выделяющийся на черных волосах. Но кем бы она ни была – особой королевской крови, советником или просто придворной аристократкой, – все эти титулы означают одно и то же: в Жиньцуне она незваный гость.

– Если получение отчета потребует больше времени, нам придется остаться здесь на ночь. Холодает.

Калла расцепляет сложенные на груди руки, снимает с одной перчатку, подставив кожу ветерку. Горизонт приобрел оранжевый оттенок, возвещая неумолимо надвигающийся закат, уже запустивший длинные пальцы в облака.

Таких пейзажей она не помнит, хотя наверняка видела их прежде. Ее воспоминания о Жиньцуне смутны и далеки, словно логика сна после пробуждения. Она может припомнить ряд событий, случившихся прямо перед тем, как она покинула провинцию, событий, которые побудили ее вселиться в принцессу Каллу Толэйми в возрасте восьми лет. И все же она, глядя на Жиньцунь, не в состоянии признать, что когда-то он был ее родиной.

Она сжимает кулак, ладонь немеет. Всем ее воспоминаниям свойственна непрочность. Она была необходима, чтобы обманывать не только саму себя, но и целый дворец. А теперь ее желудок судорожно сжимается всякий раз, стоит ей засмотреться на равнину, в равной мере изнывая от отвращения и тоски. Где-то в этой провинции гниет на дне глубокой лужи тело девочки, в котором она родилась. Эти места кажутся ей чуждыми, но узы между Каллой и той девочкой привели ее сюда. И направляли ее руку во Дворце Неба, заставив последние пять лет пробыть в роли мятежной, а не удобной принцессы.

– Странно, – замечает Калла. – Прошлой ночью так холодно не было.

Пока она говорит, температура продолжает снижаться. Во рту распространяется кислый привкус. Сердце учащенно бьется, ударяясь о ее ребра.

– Что?!

Услышав резкий возглас Венеры, Калла оборачивается к ней.

– В чем дело? – спрашивает она.

Венера отвечает не сразу, в попытке оглянуться застывает на полпути. Она крепко сжимает телефон.

Калла отталкивается от стены, направляясь к ней.

– Член Совета Хайлижа! – Ее голос звучит так властно, что Венера замирает, наконец взглянув Калле прямо в глаза. – Спрашиваю еще раз: в чем дело?

– Нашли генерала Пойниня, – шепотом отвечает Венера, прикрывая свободной рукой динамик телефона. – Он… он мертв.

Минусовая температура внезапно перестает казаться погодной аномалией.

– Где? В Восточной столице? – уточняет Калла.

– Нет, он здесь, в Западной. За казармами, – выговаривает Венера, а Калла уже бежит к лошади и отвязывает поводья от кареты. – Пытались связаться с его отрядом, но ответа нет, и…

– Скоро вернусь, – перебивает Калла, вскакивая в седло.

Дворцовая стража оборачивается, озадаченная внезапной суматохой.

– Подождите! – Венера убирает телефон. – Если вы едете посмотреть, что там, я тоже…

– Нет! Останьтесь здесь. С дворцовой стражей. – Она указывает на одного стражника, привлекая его внимание грозным взглядом. – Охраняйте ее!

Калла дергает поводья. Лошадь срывается с места. Дорогу до казарм, которые они осматривали ранее, Калла помнит смутно, но прежде, чем успевает усомниться в своей памяти, земля Жиньцуня уже летит под копыта ее лошади с угрожающей скоростью. Ветер бьет в лицо, резкий, как бритва. Сипло дыша, Калла подтягивает выше воротник куртки, пытается прикрыть им глаза и скачет дальше, держа поводья лишь одной рукой, ее лошадь поднимает клубы пыли на главной дороге, ведущей через Западную столицу. Калла проносится мимо двух жалких, запущенных деревушек. Мельком оглядывает их ворота, запоминает названия.

Вон там. Казармы рядом с теми бурыми деревьями. Это она помнит.

Калла резко останавливает лошадь и соскакивает с нее. Вокруг тихо. На удивление тихо, тем более что справа от нее тянется главная торговая улица Западной столицы с ее лавками. Куртка уже не спасает Каллу от холода и дрожи, на миг Калла замирает, вглядываясь в сгущающиеся тучи. Этому явлению должна быть какая-то причина, не столь мрачная, как подсказывает ей чутье.

– Откуда они взялись? – шепчет она себе под нос.

Раздумывать некогда, и Калла устремляется вперед, огибая казармы и на ходу вытаскивая нож из-за голенища ботинка. Взять с собой меч ей не позволили – «это же мирная делегация, принцесса Калла, ваша лучшая защита – дворцовая стража», – так что пришлось довольствоваться лезвием покороче, позаимствованным из дворцового подвала. Ветер треплет ее длинные волосы, мотает их во все стороны, хлещет ими по лицу и глазам.

За казармами она видит троих мужчин, одетых как чиновники. Из ямыня уже прислали кого-то выяснить, в чем дело, когда генерала Пойниня не сумели разыскать и в Восточной столице.

– Ваше высочество! – скованно произносит один из них, заметив приближение Каллы.

Делегацию представляли ему сразу после прибытия, но имени этого чиновника Калла не помнит. Он кланяется, а она неотрывно смотрит на мертвого генерала.

Генерал Пойнинь лежит, подвернув под себя одну руку и откинув в сторону другую. Его левая щека вдавлена в землю, немигающий глаз зловеще налит кровью. С трудом верится, что еще этим днем он болтал без умолку. Возможно, кому-то из местных наконец осточертели его настойчивые попытки искоренить веру в стародавних богов.

– Что произошло? – спрашивает Калла, убирая нож.

– Трудно сказать, – отзывается чиновник, стоящий посередине.

– Специалист скоро будет здесь, – добавляет третий. – Мы послали за ним сразу же, как только увидели генерала. Причину мы установим.

– Позвольте избавить вас от этого расследования. Отойдите в сторону.

Калла наклоняется и переворачивает генерала. Только что левая сторона его лица была пугающе багровой, и уже секунду спустя приобрела тревожную бледность. Должно быть, чиновники тоже заметили это, потому что у одного вырывается возглас отвращения, а Калла жестом велит им отойти еще дальше. Она встает на колени. Распахивает китель на мертвеце.

Двое чиновников из ямыня поспешно зажимают рты.

– Я же советовала вам отойти.

В груди генерала зияет дыра. Зрелище ужасное, но, как ни странно, крови нет совсем: чистый разрез проходит через грудину и ребра, видно пустое пространство под ними. Калла сует в него руку, и звуки рвотных позывов за ее спиной усиливаются. Она осторожно проводит пальцем по белой кости. Край гладкий. Неизвестное оружие еще не закончило работу, а тело уже перестало кровоточить.

– Но это же бессмысленно, – бормочет Калла, поднимаясь.

Повторилось то же самое. В Сань-Эре эти эксперименты с ци были делом рук Сообществ Полумесяца во главе с Лэйдой. Но Лэйда Милю сейчас сидит в темнице Дворца Единства, а у Сообществ Полумесяца нет ни храмов, ни влияния за пределами Сань-Эра. И что же это значит?

Калла опускает воротник куртки, открывая низ лица. Температура, кажется, возвращается к привычной, и эта перемена так же аномальна, как внезапное недавнее похолодание.

– Что он вообще здесь делал? – спрашивает первый чиновник. Борясь с тошнотой, он обмахивается веером.

– Вероятно, желал выяснить, что еще похвального в адрес солдат можно прибавить к отчету, – отзывается третий, все еще зажимая рукой нос. – Пойнинь хлопотал об изменении бюджета. Чтобы меньше доставалось земледельцам и больше – на действия дворца.

– Но… – второй чиновник осматривает траву вокруг трупа, – …отчета нигде не видно.

– Должно быть, он уже передал его.

– Если уже передал, зачем тогда прокрался за казармы?

– Это вы меня спрашиваете? Обратимся лучше к лейтенанту из казарм…

В этом разговоре Калла участия не принимает. Молча выслушав его, она круто поворачивается и шагает к воротам казармы. При виде ее внезапного ухода трое чиновников умолкают, но за ней не следуют. Свернув за угол, Калла опять остается одна, поднимается на крыльцо к двери и входит на обнесенную стеной территорию.

– Небеса… – вырывается у нее шепот.

Когда во время игр Илас была похищена, она нашлась в Пещерном Храме, среди множества других бесчувственных тел. Прошло немало времени, прежде чем Калла привыкла вспоминать увиденное в тот раз без содрогания, обдумывать подробности и гадать, можно ли в ту ночь было пробиться на свободу, не прибегая к грубой силе. Как-нибудь попроще, чтобы ей не пришлось терпеть удар ножом в сердце, а Антону Макуса – вытаскивать ее из храма и выхаживать потом, расчесывать ей волосы, пока его постель пропитывалась ее мимолетным ощущением покоя.

Каждый раз, когда она усилием воли прерывала эту цепочку мыслей, они уводили ее обратно в Пещерный Храм. Ей следовало собраться с силами и вытащить всех остальных. Все эти безымянные лица, жертвы похищения, оказавшиеся не в том месте в неподходящее время. Свою работу она сочла выполненной в тот же момент, как Илас была спасена. Но там было еще столько других людей. И некоторые еще дышали, были еще живы. А она за ними так и не вернулась.

Калла вздыхает, обводя взглядом территорию казарм. Замечает тюки сена, узкие желоба для воды у дальней стены, канаты, свисающие со сторожевых башен, которые возвышаются над периметром.

И тела. Бесчисленные тела в мундирах дворцовых солдат, распластанные и мертвые.

Калла медленно подходит к ближайшему трупу. Он упал, даже не успев выхватить из ножен меч. Едва дыша, Калла наклоняется и осторожно толкает его в плечо так, чтобы повернуть лицом вверх, к быстро темнеющему небу.

Но ран у него на теле нет. Калла хмурится, приподнимает ему веки, видит, что глаза тусклые, но цвет сохранили. Похлопывает солдата по груди. Обыскивает его мундир. Кожа чистая, внутренние органы, кажется, на месте, на земле вокруг нет крови.

Этот солдат просто упал замертво – без каких-либо признаков воздействия, от которого он умер.

Калла выпрямляется. В этих казармах располагался отряд в тридцать с лишним человек. Как могло случиться, что все они полегли безо всяких следов борьбы?

– Что произошло? – бормочет она. – Какой-нибудь бог сошел с небес, чтобы отомстить?

Со стороны желоба для воды слышится шорох.

Калла застывает, быстрым движением выхватив нож. Раздается еще один звук, сдавленный всхлип, и она подкидывает нож, чтобы перехватить его поудобнее.