И уже собирается метнуть свое оружие при первом же признаке движения, как из-за желоба выглядывают две детских головы.

– Ах ты ж… – Калла едва удерживает нож, прямо-таки ловит его уже в полете и сует обратно за голенище. – Эй вы, там!

Дети снова прячутся за желобом.

Калла спешит к ним. Бежать им вроде бы некуда, но она не желает напугать их. И потому изображает все дружелюбие, на какое только способна, нарочно медленно заглядывая за желоб.

– Привет, – говорит она. – С вами все хорошо?

Дети визжат.

– Тсс, тише! – уговаривает она, стараясь изо всех сил. Видимо, дружелюбное выражение лица ей не удалось. – Вам нечего бояться. Вы в безопасности! – Она вскидывает руки, показывая пустые ладони. – Видите? Я хорошая, мне можно верить. Я вас не обижу.

Мальчишка слева прерывисто вздыхает. Успокаивается, обхватив себя руками. Девочке требуется больше времени, чтобы перестать плакать, всхлипы накатывают на нее приступами, но каждый раз слышатся все тише и тише, пока не прекращаются совсем.

– Вот так. Ничего плохого с вами не случится. – Калла присаживается на корточки, чтобы ее глаза и глаза детей оказались на одном уровне, однако остается по другую сторону желоба. – Можете рассказать мне, что произошло? И почему вы здесь?

Молчание. На мгновение Калла задумывается, говорят ли дети по-талиньски, но эту едва возникшую мысль она решительно отметает. Это не тот мир, в котором можно растить детей и не учить их талиньскому языку. В таком случае кто-нибудь точно донес бы на эту семью, постучался бы в двери ямыня, желая получить награду, и наказание со стороны городского главы последовало бы незамедлительно.

И все же…

– Мне можно рассказать, – шепчет она.

Прошлое шумит у нее в ушах, оставляет странный привкус на языке. Не успев осознать, откуда всплыло это слово, она произносит его вслух – «пожалуйста», а она-то думала, что напрочь забыла весь жиньцуньский диалект, – и двое детей вскидываются, их глаза блестят по-новому.

– Вы говорите на нашем тайном, – отзывается мальчик.

– Да. – Калла оглядывается через плечо. Скоро сюда явятся чиновники из ямыня. Своей цели она уже достигла и потому переходит обратно на талиньский. – Я такая же, как вы. Я могу помочь. Расскажите, что случилось.

Дети переглядываются. От них веет осмотрительностью, отчего они кажутся старше и гораздо разумнее, чем следовало бы в таком возрасте. Еще не зная, к какому решению они пришли, Калла видит, как девочка еле заметно кивает и подается ближе к желобу, выглядывая из-за него так, что над деревянным краем видны только два серых глаза.

– Нам разрешают играть здесь и доедать рис, если он у них остается, – настороженно бормочет она. – Мы не солдаты.

Калла сдерживает улыбку:

– Да, я так и поняла. Сюда приходил враг?

– Никто не приходил. – Осмелев, мальчишка решает встать. – В казармах вдруг стало ужасно холодно. А мама говорит, что надо бежать, если сильно холодает воздух. Холод значит, что украли ци. Прадедушка так умер.

Украли? Калла смотрит в сторону, на трупы, усеявшие территорию казарм. Перед ее мысленным взором снова появляется Пещерный Храм и вскрытые тела. Кража ци. В обычное время она считалась провинциальным суеверием, таким же, как вера некоторых в то, что боги наказывают не в меру любопытных, вселяясь в их тела и высасывая из них ци.

– А такое… – она не знает, как выразиться, чтобы не показаться сомневающейся горожанкой, убежденной, что все стародавние боги давно мертвы, – такое часто здесь случается?

Дети мотают головами. И молчат.

– Но вы не убежали.

– Это я решила, – заявляет девочка. Она тоже встает, словно ради защиты собственного достоинства. Какая же она маленькая, чуть выше талии Каллы. У Каллы возникает нелепая мысль, что эту девчушку при желании она могла бы схватить и засунуть в карман. – Подумала, что спрятаться будет надежнее.

– И правильно сделала, – бормочет Калла. Никакие враги не приходили. Просто в мире стало холодно, и солдаты королевской армии упали замертво. А двое деревенских детей рядом с ними остались совершенно невредимыми.

– Вот вы где!

Калла оглядывается через плечо. От входа бежит женщина, у нее серые глаза – точно такие же, как у обоих детей. Ребята выбираются из-за желоба, спешат к матери. Только тогда Калла замечает царапины возле места, где прятались дети. Три линии – достаточно просто, чтобы выглядеть случайным совпадением.

Но лишь немногое оказывается случайностью, когда происходит необъяснимое.

– Что это? – спрашивает Калла, указывая на линии.

– Печать, – без раздумий отвечает девочка, цепляясь за материнское платье. – Для защиты от…

– Дижа! – перебивает ее мать. В голосе слышен упрек – строгий, но завуалированный. – Помнишь, что мы говорили о выдумках? – Женщина переводит взгляд на Каллу и продолжает: – Прошу меня простить. Можно увести их домой? Не стоит им видеть такое.

Странно, что женщина и не думает спросить, что произошло. И, похоже, ничуть не шокирована видом такого множества трупов.

– Конечно, – тем не менее дает согласие Калла.

– Ваше высочество! – Новый возглас со стороны ворот. Трое чиновников из ямыня наконец догоняют ее. – Ваше высочество, дворцовая стража приближается!

Это известие она воспринимает вскользь, все еще размышляя о случившемся и пытаясь разобраться, что к чему. Услышав чиновников, девочка эхом повторяет: «Высочество?» — с оттенком удивления, и Калла коротко кивает в ответ. Впервые в жизни она задается вопросом, не умеют ли в провинции прятать тайны от дворца лучше, чем она думала.

– Лучше поскорее уходите отсюда, пока не явилась стража наводить порядок, – небрежно говорит она и смотрит на мать детей. – Если они захотят рассказать о случившемся что-нибудь еще, попросите городского главу связаться лично со мной.

Женщина почтительно опускает голову.

– Да, ваше высочество.

«Я такая же, как вы», – недавно сказала Калла детям. А потом ее окликнули чиновники, и дети услышали другое: «Я совсем не такая, как вы».

Она смотрит им вслед. Входят чиновники. Они переговариваются, обсуждают случившееся, строят предположения о том, чем оно могло быть вызвано. Калла больше не смотрит на три линии, опасаясь привлечь к ним внимание, но рисует их на тыльной стороне ладони. Этот символ напоминает ей другой – две линии, которые носили «полумесяцы» в Пещерном Храме.

Она едва слышно чертыхается.

Стоит дворцовой страже ввалиться на территорию казарм, Калла наконец собирается с мыслями и принимает решение, спеша к воротам.

– Пусть ямынь разбирается с этим, – заявляет она. – Мы уезжаем.

Глава 3

В день пятнадцатилетия Галипэя Вэйсаньна дворец приставил его к принцу Августу. Выбор пал на него случайно, как на одного Вэйсаньна из списка ровесников принца, способных тенью следовать за ним. Таким спутником мог с легкостью стать один из кузенов Галипэя, тоже Вэйсаньна, поскольку все они были взаимозаменяемыми – разумеется, если имели серебристый оттенок глаз, наследуемый генетически и надежно оберегающий их от попыток вселиться в их тело.

Так или иначе, палец члена Совета, просматривающего список, остановился на имени Галипэя, и начальнику стражи был отдан соответствующий приказ. Августа в то время только что объявили наследником Каса. Требовалось, чтобы кто-нибудь оберегал его от неприятностей, особенно после недавнего скандала колоссальных масштабов во Дворце Земли: попытки Отты Авиа и Антона Макуса совершить набег на сокровищницу. Теперь Отта была одной ногой в могиле, восемнадцатилетнего Антона изгнали на улицы Сань-Эра, а у несчастного принца почти не осталось друзей.

– Прошу сюда.

Галипэя провели в одну из гостиных на втором этаже восточного крыла, куда почти не проникал солнечный свет. Должно быть, гостиной пользовались редко, потому что навстречу ему взметнулось облако пыли, и он раскашлялся, заработав насмешливый взгляд от капитана стражи. Маюнь Милю ничего не сказала, однако Галипэй поспешил приструнить свое зудящее горло, и без того оробевший, чтобы привлекать к себе лишние взгляды. Ежедневные задания от начальства королевской стражи он обычно получал заочно, вместе с остальными младшими Вэйсаньна. И никогда прежде не удостаивался персонального внимания, а тем более не вступал в прямой контакт с самим капитаном стражи, которую на этот раз сопровождала дочь. Так Галипэй познакомился с Лэйдой. В его воспоминаниях появление Августа навсегда затмило это знакомство.

– Садись, садись, – велела Маюнь. – Дать тебе что-нибудь? Воды?

Галипэй сглотнул. У него пересохло в горле, но просить воды у Маюнь Милю он не собирался.

– Нет, госпожа.

Стул под ним скрипнул. Большой ковер покрывал почти весь пол в комнате, но ничуть не приглушал звуки, которыми отзывались половицы. Старые портреты мрачно взирали со стен поверх деревянных стульев, расставленных по кругу. Разглядывать здесь было почти нечего, и Галипэя до сих пор удивляет, как в тот день он запомнил комнату во всех подробностях – от серебристых штор на окнах до обоев темно-бордового оттенка.

– Да не напрягайся ты так. – Капитан Маюнь Милю плюхнулась на стул напротив него. – Воспринимай все это как небольшие перемены в твоем ежедневном распорядке. Тебе по-прежнему предстоит есть, спать и ходить в школу. С той лишь разницей, что при этом ты будешь находиться рядом с принцем.

Ее дочь подошла и встала у нее за спиной, уставившись на Галипэя с беззастенчивым любопытством. На лбу у нее виднелся мазок блеска точно такого же оттенка, как и синие глаза Милю. А раньше он ни разу не оказывался настолько близко к Лэйде, чтобы заметить это. До того момента Галипэй Вэйсаньна входил в число невидимок, каких много во дворце. Был очередным мальчишкой, который тренировался по утрам, а днем ходил в академию, чтобы не остаться неучем. Еще одним сиротой, которому по вечерам нечем заниматься, кроме как продолжать тренировки. Еще задолго до того, как его родители погибли во время происшествия на службе, он был преподнесен в дар королевству как расходный материал. Их пути с Милю или Шэньчжи никогда не пересекались.

А потом в двери вошел Август, и жизнь Галипэя приобрела смысл, его судьба круто изменилась. Права выбора в этом вопросе ему не давали, но, если бы ему предложили начать все заново, он не стал бы менять ничего.

– Здравствуй. – Август приветственно склонил голову. – Ты, должно быть, мой.

Да, решил Галипэй. Август стал его единственной целью. Что требовалось Августу, то Галипэй и обеспечивал. Чего хотелось Августу, то и отыскивал. В последующие годы он был не просто спутником – он стал продолжением Августа; шел туда, куда принц не мог, учитывал то, о чем принц не задумывался. Галипэй не нуждался в благодарностях. Ему нужно было осуществить свою цель, а поскольку речь шла об Августе Шэньчжи, то и цель изо дня в день оказывалась недосягаемой и окрыляющей.

Может, поэтому в последнее время Галипэй чувствовал себя выбитым из колеи. На протяжении многих лет для него существовал только один путь вперед. И одна цель, оттенок которой в основном придавало время, которое Август и Галипэй проводили вместе. Сначала ее прошептали на ухо Галипэю в ночной темноте, когда Август выбрался из своей постели и присел на корточки рядом с товарищем. Когда Галипэй уже собирался сесть и спросить, что случилось, Август удержал его, положив руку на плечо. Другую руку он поднес ко рту и прижал палец к губам. За дверью покоев Августа стояли на страже Вэйсаньна. Август заговорил еле слышным голосом. Только Галипэй услышал его слова.

– Я свергну короля Каса.

Убеждать Галипэя присоединиться к нему не понадобилось. В его глазах это не было государственной изменой. Галипэй был предан лишь одному из членов королевской семьи.

– Ладно, – отозвался он и поднял правую руку, словно уже присягал на верность своему новому королю. – С чего начнем?