– Видел, там, в приёмной? Это так называемые «красные» директора прибежали жизни меня учить. Вот один тут рвался ко мне в кабинет, но я его не принял. Он меня к себе на автозавод не пускал на встречу с рабочими, когда я избирался в депутаты. Пришлось туда в багажнике легковушки проникать. И остальные не лучше, пусть сидят и ждут. Они нам в новой жизни не нужны, и их военные заводы тоже. Нет железного занавеса, нет империи зла, нет СССР, так что и армия нам не нужна!

Глеб немного опешил от столь неожиданного заявления. Губернатор это заметил – тут же отодвинулся от Глеба и пересел в кресло за своим столом:

– А ты что, так не думаешь?

– Честно?

– Да, честно.

– Я ещё не знаю, как я думаю, как-то всё это неожиданно. Я сам до недавнего времени работал на военном заводе.

– Вот именно. Работал. А сейчас чем занимаешься? Бизнесом! Вот и люди с этих заводов, все, освобождённые от рабского советского труда, будут заниматься бизнесом: шить сапоги, печь пирожки, делать колбасу, строить пассажирские корабли и самолёты. Представляешь, сколько бездельников, сидящих на бюджете, будут теперь заниматься полезным трудом? Рынок нам поможет. Мы вмиг обеспечим людей жильём, продуктами, дорогами.

– Да… – уже колеблясь, согласился Глеб. – Это хорошо.

– Вот видишь! Так что пусть ждут в приёмной. Я тебе вот что скажу: определяйся со своей позицией. – И губернатор кивнул на приёмную. – А вообще-то, я тебе предлагаю стать моим заместителем и курировать вопросы торговли, продовольствия и строительства.

Глеб от такого неожиданного предложения замялся.

Борис внимательно смотрел на него.

– Так ты с кем, с коммунистами или со мной?

– Я за свободу.

– И я за свободу. И за такими, как мы, будущее. – И Борис осторожно достал из письменного стола листок и протянул его Глебу. – А про это что думаешь?

На листке было написано: «Люди, перевернувшие историю России: Рюриковичи, Романовы, Ленин, Сталин, Хрущёв, Брежнев, Горбачёв, Ельцин, Певцов».

– Как тебе? – спросил губернатор.

– Интересно. Никогда об этом не думал.

– А оказывается, есть люди, которые думают об этом уже сейчас. И меня в дрожь бросает от того, что они меня вставили в этот ряд.

– Ответственность большая, страшно.

– Чёрт не выдаст – свинья не съест. Надо смотреть в будущее. Оно за нами, молодыми. Так ты со мной?

– Конечно, с вами, – ответил Глеб.

И подумал про себя: «Не с этими же злыми мужиками, что в приёмной сидят. Они бы меня раньше и на порог этого здания не пустили, а сейчас я в кабинете губернатора».

Видя, что Глеб задумался, Певцов сказал:

– Ты о заместительстве подумай. Если не согласишься – я тоже не обижусь, станешь моим советником, а советнику губернатора полагается спецтелефон, так называемая «тройка» для оперативной связи. По ней сможешь напрямую связываться со мной и со всеми руководителями области, минуя секретарей и помощников, в любое время суток. Ну что?

– Да я бы сначала советником, а там видно будет…

– Мудро. Считай, что ты уже мой советник. С тобой свяжутся и оформят. А пока всё, давай…

Губернатор нажал кнопку связи с секретаршей:

– Катя, приглашай директоров. А хочешь, – вдруг обратился он к Глебу, – поприсутствуй, послушай, как я их буду… Или жди, у меня после этих директоров большая пресс-конференция. Можешь поучаствовать. Её, кстати, Джордж проводит.

– Да нет, я пойду.

В этот момент стали заходить уставшие от долгого ожидания директора. Глеб вышел из кабинета и стал спускаться вниз. Лестница вела к центральному входу, который, как помнил Глеб, был закрыт, а теперь оказалось, что его уже открыли.

На улице двое рабочих снимали старую красную вывеску обкома КПСС и привинчивали новую, элегантного серого цвета: «Губернатор Нижнеокской области».

Ноги почему-то понесли Глеба к Вечному огню, мимо мраморных плит с именами героев. Подошёл он к монументу, а пламени-то там и не было! Потухло пламя.

Эйфория после разговора с губернатором у Глеба мгновенно исчезла. На душе стало смутно и тревожно, вспомнились только что озвученные лихие планы нового руководителя области. Хотя было заманчиво въехать в Нижнеокский кремль, но Глеб понимал: власть – это всегда навязанная сверху структура, живущая по директивам и приказам. А ему хотелось свободы, возможности проявить себя. В отличие от губернатора он видел будущее иначе.

Глебу был очень симпатичен губернатор. Смелый, решительный, хорошо говорит, но город набит оборонными заводами, что с ними будет? Это сколько же людей без работы останется?! Мысли в голове путались. Глеб пожалел, что не остался на пресс-конференцию.

Часть 2. Болдин

В самом начале перестройки Джорджа Болдина назначили генеральным директором гостелерадиокомпании Нижнеокской области. Он с русским размахом стал усиленно «обмывать» новую должность, кочуя по ресторанам со своими многочисленными друзьями и коллегами.

Об этом «стуканули» в обком КПСС.

Его вызвал второй секретарь обкома партии по идеологии и начал читать нотации: «Вы понимаете, вам партия доверила ответственный пост, вас ввели в областной комитет Коммунистической партии, вы теперь, так сказать, вошли в партийную элиту области и так себя ведёте…»

– Как? – уточнил недавно назначенный генеральный директор.

– Как-как… Женщины, ночные походы по ресторанам. Члену партии вести себя так, как вы, не положено. Вы же гуляете во всю ивановскую. Нет бы, как ваши старшие товарищи, где-то в закрытом санатории или дома под одеялом. А так, как вы, – нельзя!

– Ну, раз нельзя… – Джордж достал свое удостоверение генерального директора областной гостелерадиокомпании, партбилет и всё это положил перед вторым секретарём обкома КПСС на стол. – Тогда так.

У секретаря затряслись губы.

– Вон! – заорал он.

Болдин развернулся и ушёл.

На должности его оставили, но слух о разговоре в обкоме партии быстро распространился по городу. Впечатлительный Борис Певцов разыскал Джорджа и искренне, как настоящему борцу с существующим режимом, крепко пожал руку.

И теперь благодаря Джорджу Борис Ефремович с утра до вечера мелькал по каналам местного и центрального телевидения.

В своих выступлениях губернатор говорил, что очень скоро, вот-вот, у нас будет всё хорошо, как у американского народа. В Америку Боря был влюблён с детства, как только собрал самостоятельно «мыльницу» – свой первый любительский радиоприёмник, чтобы слушать зарубежные радиостанции.

И вот судьба дала ему такую возможность: и свою жизнь, и жизни горожан переделать на американский лад.

Искренне веря, что Соединённые Штаты – самое идеальное государство на Земле, губернатор стал перекраивать область, теперь подчинённую ему, на западный лад. Ему казалось, что с минуты на минуту братья-американцы приедут и денег дадут, и поесть привезут, и научат, как построить светлое будущее в его провинциальной губернии.

И братья-американцы приехали, но с одной лишь целью – увезти что-то материальное или секретное: станки, металл, сведения об оборонных предприятиях и талантливых учёных.

От этой американской «помощи» в Нижнеокске становилось всё хуже. Перестройка перестройкой, но времена настали в городе тяжёлые. Было и голодно, и холодно.

Простые люди стали поругивать и американцев, и губернатора. К тому же никто не хотел, чтобы ими руководил друг Певцова – человек, имевший судимость.

Клим настолько был уверен в своей неприкосновенности, что решил упорядочить криминальное «крышевание» всех крупных кооператоров Нижнеокска. В городе этим занимались не только люди из классического воровского мира, но и просто компании случайных «товарищей», сидевших без денег. От этого в бандитском деле наблюдался хаос. И тут появился организатор. Глеб с ним столкнулся сразу, как только фирма «Русский клуб» вышла по доходам на первый миллиард.

Не стесняясь, Клим обзвонил всех предпринимателей Нижнеокска. В том числе и Глеба. Назвал сумму, которую «Русский клуб» должен будет ему теперь платить, а уж он сделает так, что о поборах со стороны жуликов, бандитов и рэкетиров Глеб Андреевич забудет навсегда.

– А если не забуду? – своим вопросом Глеб поставил перед рэкетиром сложную логическую дилемму…

– Не забуду – это как? – спросил тот, почуяв в вопросе подвох.

– Да так. Память у меня хорошая.

Клим понял, что «Русский клуб» платить не будет, хотя все остальные кооператоры так жёстко ему не отказывали. Отвечали, что подумают, понимая, что это предложение исходит от друга губернатора, первого лица области. Глебу больше звонков от Андреева не было, но в течение следующей недели убили трёх кооператоров. Одного забили насмерть, другого сожгли. Выстрелом в пах смертельно ранили владельца первой Нижнеокской биржи.

Глеб задумался: «Что это? Совпадение или звенья одной цепи? Разорвав государственные путы, попадаем в “блатные” лапы. Хрен редьки не слаще».

Надо было как-то это останавливать. Нижнеокск – не Чикаго, и Клим – не Аль Капоне.

Глеб вызвал Майора и рассказал ему о звонке Клима.

Майор ответил:

– Я со своей стороны переговорил с блатными. Им эта инициатива Клима не нужна, они сами с усами. Вам это надо как-то довести до Бориса Ефремовича. Другого выхода нет. Но не самому, а через силовиков. Вряд лги губернатор в курсе. Дружба – это как любовь, влезешь со стороны и горя не оберёшься. А они давние друзья, как я знаю.

– Ты правильно всё понимаешь, – ответил Глеб и поехал к начальнику госбезопасности, а от него – к начальнику УВД.

Каждый из генералов связался со своими руководителями в Москве. Обрисовали ситуацию: мол, судимый друг губернатора Певцова всюду лезет и всех учит, ведёт себя как хозяин.

В Москву из Нижнеокска обрушился поток докладных и секретных сообщений об активизации преступных группировок в городе, координатором которых является «теневой губернатор», человек с криминальным прошлым, друг и товарищ Бориса Ефремовича.

Клим держал губернатора на «коротком поводке», говоря ему: когда Москве надоест играть в капитализм и к власти опять придут коммунисты, то у него, у Клима, есть для Певцова «место в лодке», если «Борёк решит валить из России».

Тут же раздался звонок из Администрации Президента с предупреждением, что если губернатор Певцов не примет мер, то обо всём, что творится в его области, будет доложено напрямую Ельцину. Впереди выборы в Государственную Думу, а явное и открытое присутствие преступных элементов в местной власти может дискредитировать избирательную кампанию. Сейчас основная задача всех губернаторов – обеспечить Москве нужный результат на выборах. Певцов испугался и запретил пускать Андреева в кремль. На звонок Клима ответил, что он сильно занят, у него на носу выборы. И это была правда.

Это были первые в постперестроечной России выборы в Государственную Думу, и надо было показать, что губернаторы могут их правильно организовать.

В Нижнеокской губернии Певцов поручил курировать выборы Болдину, как человеку опытному в проведении мероприятий и находящемуся в центре политической жизни.

Тот позвонил Глебу:

– Вот думаю, кого в Госдуму выбирать. Я под это дело организовал целый штаб в Доме актёра. Губернатор приказал через пару дней дать ему кандидатуры. И представляешь, Глеб, никто не хочет туда идти. Все хотят в городе, ну на край в области депутатствовать, а в Москву – никак. Может, ты пойдёшь или найдёшь кого?

– Надо подумать, – ответил Глеб.

Москва тогда кипела. Кипела опасно и надрывно, того гляди взорвётся. Из неё постоянно шли какие-то непонятные инициативы, законы, распоряжения. Партии и движения возникали и пропадали, как шарики в руках фокусника. Появилось огромное количество доморощенных вождей, от ярых националистов до безбашенных космополитов с лозунгами «Люди Вселенной, объединяйтесь!», «Да здравствуют свобода, равенство и братство!», «Мы – не россияне, мы – земляне!». Глеб чувствовал, что пройдёт ещё очень много времени, пока появится понимание, куда и как двигаться стране, сколько и каких ей надо партий.