Русский клуб (страница 17)
Вскоре нужно было ехать в кинотеатр на фестиваль. Ричард захотел принять душ. Но это оказалось не так-то просто. Из десяти душевых работали только две. Причём туалеты как раз в этих номерах не работали, зато в остальных были исправны. Но даже это не испортило ему настроение: он был готов уже к любым неожиданностям. Освежившись и переодевшись в светлый шёлковый костюм и тёмную рубашку, он выехал на демонстрацию фильма. А его спутник в жёлтом остался в одной из комнат и стал усиленно молиться.
Около кинотеатра собралась огромная толпа почитательниц его таланта.
Лимузин подкатил не к служебному входу, а к центральному подъезду. И теперь, чтобы попасть в здание театра, необходимо было пройти двадцать метров. Эти двадцать метров шли тридцать минут. Охранники один за другим выбывали из сопровождения – их оттирали обезумевшие от желания прикоснуться к звезде женщины.
От костюма Ричарда остались какие-то лохмотья, висевшие на плечах. Даже ботинки и один носок умудрились снять. Но Гир всё это перенёс на удивление спокойно и с улыбкой вошёл в кинотеатр.
В служебном помещении он переоделся в новый, поспешно привезённый костюм и невозмутимо вышел на сцену.
Зал долго рукоплескал, не давая ему произнести ни слова. Наконец люди успокоились. Гир сказал, что рад приветствовать город, горожан и их губернатора. На этом его миссия закончилась. Он, зная, что в программе его пребывания на фестивале есть прогулка на теплоходе, чуть ли не на коленях упросил Певцова освободить его от присутствия на банкете и отправить покататься по реке. Борис уже нафотографировался, наобнимался с ним и отпустил с миром. То-то было радости у человека!
На небольшом катере с переводчицей и всего двумя охранниками Гир поплыл вдоль высокого берега реки, долго стоял на корме, задумавшись и глядя куда-то вниз по течению. Потом покормил чаек хлебом и попросил пристать к берегу одного из островов. Там он собрал хворосту, развёл костёр и присел рядом на камень.
Стало смеркаться. Холодало.
Но Ричард настолько был отрешён в этой тишине, что, казалось, даже ветер слегка притих – вся природа настроилась в тон его настроению, и люди, находившиеся рядом с ним, улавливали в воздухе звучание плавной тихой музыки, успокаивающей сердца и убаюкивающей души.
– Руки вверх! – прервал идиллию громкий крик. Из кустов выскочили три вооружённых человека.
Охрана выхватила пистолеты. Но что такое пистолет против автомата!
Автоматчики положили всех на песок, обыскали, ничего не нашли. Долго допрашивали, где сети, где рыба. Когда представители рыбнадзора выяснили, что ничего подобного нет, задали давно назревавший вопрос:
– А что вы здесь делаете?
Ричард Гир, ничего не понимая, только улыбался и бросал камушки в воду.
Серебрякова и охранники объяснили инспекторам, кого они задержали, а один из рыбнадзора, тот, что был помоложе, узнал известного американского актёра. Они извинились и занырнули обратно в засаду.
А Ричард Гир со своим сопровождением отправился в гостиницу.
Все участники банкета – от отцов города до гостей – гуляли всю ночь, поэтому провожал звезду только Глеб.
Утром он с Серебряковой поднялся к нему в номер. Завтрака ещё не было. Гир, уже одетый и свежий, стоял у огромного, во всю стену окна, закинув руки за голову. Перед ним открывалась безграничная даль земного простора. Бледно-синяя лента реки ощущалась как мощная гигантская артерия. Гир перевёл взгляд на облака, плывущие над городом как сказочные корабли, и покачнулся, уходя мыслями за синеющее безмолвие неоглядного заречья.
Переводчица, сидевшая рядом, вскочила, чтобы поддержать его. Гир её остановил и, повернувшись к Глебу, сказал, что такого простора и красоты он не встречал нигде в мире.
Глеб через Полину рассказал Гиру, что нижнеокский писатель Зарудин ещё в начале века с этого откоса слышал, «как в Канаде поют петухи». Актёр ещё раз полюбовался видом из окна и, как показалось Глебу, поверил в его слова.
Принесли завтрак: поджаренный хлеб, сметану, салат, чай.
Сели за стол, стали вспоминать вчерашние события. Смеялись над тем, как порвали его одежду. И Глеб спросил Гира, что самое необычное было в его жизни.
Он задумался, поставил чашку с чаем на стол, сложил руки и рассказал:
– Я много путешествовал, и однажды в Австралии, на одном из островов, застучали бубны, выскочили местные жители, одетые в яркие одежды. Они пели, плясали, и вдруг всё смолкло, все застыли. Вышел папуас, у которого сквозь нос была продета не просто косточка, как у всех, а здоровенная тяжёлая берцовая кость. И он её носил с гордо поднятой головой. Это был герой того маленького острова. Его показывали всем туристам. Для племени он был звездой в нашем понимании. Вот и я ощущаю себя тем папуасом, которого показывают людям как чудо. И даже, – он улыбнулся своей обаятельной улыбкой, – трогаю иногда себя за нос – проверяю, не торчит ли у меня там берцовая кость…
Этим закончился завтрак.
Гостя отвезли в аэропорт, загрузили в самолёт несколько десятков подаренных хохломских тарелок. Расцеловались троекратно по-русски. При этом Серебрякова почему-то заплакала. Гир погладил её по голове, что-то прошептал.
Из самолёта Гир помахал рукой и улетел.
Певцов был убеждён, что приезд американской звезды в Нижнеокск поможет ему победить на выборах. Видя его уверенность, Глеб рассказал Борису историю Ричарда Гира о папуасе. И посоветовал иногда трогать себя за нос: не появилась ли у него там берцовая кость.
Губернатор долго хохотал, но весёлость его была недолгой.
К вечеру он позвонил Глебу из Зелёного Бора по спецсвязи и сообщил, что Клим тоже идёт на выборы. И, как тот заявил в СМИ, победит и займёт место своего друга Певцова. Узнав об этом, Борис позвонил Климу, чтобы спросить, что он имел в виду, делая такое заявление.
Клим ответил: «Борёк, это тебе за то, что забыл друга. Я тебя, щенка, на выборах порву, как вчерашнюю газету!» – и бросил трубку.
По тону и спутанной речи губернатора Глеб понял, что тот испугался.
«Вот так Клим! Вот так фокусник! Значит, он не успокоился. Значит, он ещё попортит всем крови. Не дурак, не дурак», – рассуждал Глеб. Он решил обсудить эту проблему не по телефону, а лично с Борисом Ефремовичем в Зелёном Бору.
Это была охраняемая территория в заповедном лесу. Там в советские времена находились дачи партийных деятелей, а с перестройкой эти дома заняли новые руководители области. Самую шикарную дачу, естественно, занял Борис Ефремович Певцов, как губернатор Нижнеокской губернии.
Шофёр Глеба, Сергей Комаров, был очень суетливый и болтливый, хотя водитель от Бога. Если у него было плохое настроение, то это значило только одно – что-то не в порядке с машиной, на которой он работал.
Резво выскочив с Ильинки на улицу Горького, Комаров сбавил скорость: улица больше напоминала полигон после бомбёжки, была вся в ямах и рытвинах. Ругаясь и объезжая колдобины, Сергей медленно двигался по ужасной дороге. Была зима, декабрь, справа парк – бывшее кладбище, слева высотные дома с магазинами «Русского клуба». Глеб увидел, как на обочине замерзает девушка, сверкая от – крытыми коленками в какой-то лёгкой поддергайке и без шапки. Небольшого роста, симпатичная, светловолосая, со стройными ногами и идеальной фигурой.
– Замёрзнет «плечевая», – как бы сам себе и о чём-то естественном забубнил Комаров. – Простудит лёгкие и помрёт, и никому до неё дела нет.
– Стоп, – приказал Глеб.
И не успел Глеб выйти, как та, открыв переднюю дверцу машины, заскочила на сиденье рядом с водителем. Видно было, что она сильно замёрзла, тут же закашлялась и, обращаясь к нему, затараторила:
– Куда поедем? Или в машине? Если едем, то сто долларов, если в машине, то пятьдесят.
– Ты что, дура?! Тут шеф тебе хочет что-то сказать, – остановил её монолог Сергей.
Девчонка резко обернулась к Глебу.
– Чего надо? – с вызовом спросила она.
– Ничего, – ответил Глеб.
– Тогда чего остановился?
– Тебя жалко стало, лёгкие простудишь…
– А твоё какое дело?
– Ты давай не хами, – вмешался Комаров, – а то я тебе…
Девчонка сжалась, но вылезать из тепла ей не хоте – лось.
– Как звать?
– Танечка.
– Танечка? Может, тебя подвезти туда, где теплее, Танечка? – спросил Глеб.
– Мне нельзя отсюда уходить, это моя «точка».
– Оделась бы потеплее, замёрзнешь.
– А у меня больше ничего нет, я приехала из посёлка Шпальный, работы там нет, и здесь приличной работы найти не могу, а деньги нужны. На мне остались младшие брат с сестрой, родители умерли. Вот меня Ахмед и поставил на эту «точку».
– Понятно, – сказал Глеб. – Тогда, Танечка, пойдём со мной. – И, выйдя из машины, открыл ей дверцу.
Девчонка покорно вышла. Они перешли дорогу, Глеб открыл дверь в магазин и пропустил её вперёд. Продавцы, увидев Глеба, засуетились, зашептали: «Шеф, сам шеф пришёл!» Выскочила заведующая магазином.
– Здравствуйте, Глеб Андреевич! – узнала она Глеба.
– Вас как звать? – спросил Глеб.
– Вера Константиновна.
– Тут надо вот девочку согреть. Вера Константиновна, у вас в магазине шубы есть приличные? – спросил Глеб.
– Есть… – ответила заведующая.
– Подберите на неё, – показал он на девчонку.
Продавцы забегали и быстро подобрали шубу. В пол, из чернобурой лисицы. Танечка закуталась в шубу и от удовольствия закрыла глаза.
Глеб спросил её:
– Нравится?