– Простите. Мне кажется, что мне неуместно говорить с вами о ней. Но она не возражает, что вы посещаете женщину, которую обвиняют в убийстве ее мужа?

– Она знает, что я забочусь обо всех своих прихожанах.

– Не отделяя агнцев от козлищ?

– Для меня это неважно.

– Стюарт тоже был вашим прихожанином?

– Да.

– И ходил в церковь?

– Стюарт регулярно ходил в церковь.

Табита раскрыла рот, чтобы задать новый вопрос, но остановилась, пораженная только что услышанным.

– Вы говорите об этом без особого восторга.

– Нет, что вы, я совсем не об этом, – сказала Мэл. – Дело в том, что одной из задач моей работы… вернее, одна из приятных сторон моей работы заключается в том, чтобы выслушивать людей, у которых могут быть разные взгляды на религию и на то, как ее исповедовать.

– И он считал, что вы недостаточно набожны?

– У него было свое мнение по этому вопросу, – весело улыбнулась Мэл. – И я отношусь к этому с пониманием. Пожалуй, нам не стоит это обсуждать. В общем-то я здесь, чтобы слушать вас. Чем я могу помочь вам?

– Вытащите меня отсюда!

Мэл издала нервный смешок.

– Ну хорошо, – сказала Табита. – Если это невозможно, то хотя бы расскажите, что сейчас происходит в деревне.

– Даже не знаю, что вам сказать, – произнесла после некоторого раздумья Мэл. – Ведь раньше у нас ничего подобного не случалось. Полиция и журналисты разъехались, а у всех осталось что-то вроде чувства растерянности и горя.

Табита недовольно поморщилась. Растерянность и горе – это понятно, но такие слова больше годились для проповеди, которую Мэл читала в своей всегда пустой церкви. Табиту интересовали конкретные подробности.

– Полиция опрашивала людей? – спросила она.

– Беседовали.

– И с вами тоже?

Мэл улыбнулась:

– Не уверена, что могу об этом говорить.

– Я понимаю, но в таком случае, может, вы расскажете людям обо мне?

Табита посмотрела на Мэл, но та ничего не ответила.

– Ясно, что это непросто, но мне хотелось бы знать, что обо мне думают.

– Они не знают, что и думать, – отозвалась Мэл. – Известно одно: Стюарт Риз убит, а вы, так сказать…

– А меня обвиняют в этом убийстве, – подсказала Табита.

– Ну да.

– Я не совсем вписываюсь в окхэмское общество…

– Ну зачем вы так!

– А Стюарт был дружен со всеми.

Любезная улыбка Мэл чуть скривилась:

– И здесь вы не совсем правы.

Табита помолчала, раздумывая.

– Тогда что вы сами можете сказать насчет этого?

– Ну вы же понимаете. Деревенский народ…

– Что вы имеете в виду? – удивилась Табита. – Я вас не совсем понимаю. Просто мне казалось, что Стюарт знал там буквально каждого, а я – почти никого. Вероятно, такие места, как Окхэм, не могут обойтись без таких, как Стюарт.

– Думаю, он знал всех без исключения, – снова усмехнулась Мэл. – Но ведь и я знаю там всех без исключения. И не все, наверное, испытывают ко мне приязненные чувства. «Вот опять приперлась!» – может, и такое кто-то думает.

– Ну уж это вряд ли. Но мне хочется знать, что думают обо мне. Вы ведь со всем приходом общаетесь.

Мэл глубоко вздохнула, словно решаясь на что-то.

– Табита, вместо того чтобы беспокоиться о мнении других, не лучше ли задать вопрос: а что вы сами-то о себе думаете?

– Не думаю, что это дельный совет.

– Я здесь, чтобы направить вас по верному пути и утешить, как могу.

Мэл наклонилась вперед с выражением такого искреннего сочувствия, что Табита едва удержалась от того, чтобы послать ее далеко и надолго. Но промолчала – Мэл могла ей еще пригодиться.

– Спасибо, – наконец, вымолвила она. – Это много для меня значит.

Глава 13

За окном хлестал мокрый снег. Природа словно бы и не собиралась успокаиваться.

Табита попыталась подсчитать проведенные здесь дни. Поскольку календарь показывал тридцать первое января, выходило, что Табита просидела уже три недели и один день. Завтра будет уже февраль, а это означало, что через неделю она предстанет перед судом. Одна неделя.

Микаэла расчесывала свои длинные волосы, стоя перед зеркалом. Табита избегала заглядывать туда, хотя иногда мельком видела свое бледное лицо, новые морщинки под глазами, кровоточащие губы и нестриженые волосы. Она надела чистую футболку, хотя чистой ее можно было назвать лишь с большой натяжкой. Кардиган протерся на локте, но все же это было лучше, чем старая толстовка.

– Сегодня придет адвокат, – сказала Табита Микаэле. – Надеюсь, с хорошими новостями.

– Следует ли напомнить вам, что вы сказали мне во время нашей предыдущей встречи? – начала Мора Пьоцци.

– Вы так говорите, будто я уже в суде, – отозвалась Табита.

Она заставила себя улыбнуться, отчего ее разбитые губы пронзила боль.

Мора Пьоцци не улыбнулась в ответ.

– Вы сказали мне в прошлый раз, что не можете припомнить ничего нового, что могло бы иметь отношение к делу.

– Это так, – осторожно сказала Табита.

– В самом деле ничего, Табита?

– Думаю, что да.

– Вчера в следственные органы пришло письмо, в котором говорится, что в школьные годы у вас была непристойная связь со Стюартом Ризом.

Табита почувствовала, словно кто-то с размаху ударил ее в живот. Она охнула и зажала рот рукой, чтобы не рассмеяться в голос.

– Так что?

– Что вы имеете в виду под письмом?

– Письмо.

– Кто же написал его? – возмущенно спросила Табита.

Ее лицо пылало, тело обдало жаром.

– Какая разница… Это правда?

– Разумеется, нет.

– И все же Лора Риз подтверждает этот факт.

– Какой именно?

– Я сказала…

– Я прекрасно слышала, что вы сказали. Зачем же спрашивать меня, если уже знаете, что это правда? Пытаетесь меня поймать в ловушку?

Ноздри Моры Пьоцци побелели, а губы вытянулись в тонкую прямую линию.

– Кажется, вам пора бы спуститься с высоты ваших моральных устоев! – резко и отрывисто бросила она. – Ранее вы заверяли меня, что ничего не скрываете. А теперь я узнаю от стороны обвинения, что в возрасте пятнадцати лет вы состояли в сексуальных отношениях с человеком, в убийстве которого вас теперь обвиняют! И вы хотите сказать, что это не относится к делу?

Последовала долгая пауза.

– Итак?

– Вряд ли, если говорить в сексуальном аспекте, – сказала Табита, встретившись глазами с жестким взглядом адвоката.

Ей так хотелось, чтобы ее голос прозвучал насмешливо, но вышло ровно наоборот.

– Вы были несовершеннолетней. Он – вашим учителем. Вы занимались с ним сексом. Потом вы возвращаетесь в деревню и покупаете ближайший к нему дом.

– В пяти минутах ходьбы, – едва слышно отозвалась Табита.

– Несколько недель спустя его находят зарезанным на заднем дворе вашего дома, – продолжала Пьоцци. – Вы никому не рассказываете, что между вами было, – и в самом деле, только что вы отрицали сей факт.

– Чепуха какая-то!

– Чепуха не чепуха, но вы хотите сказать, что это неправда?

– Нет. Просто вы произносите фразу за фразой, которые не имеют друг с другом никакой связи, и создается впечатление, что ваш рассказ логичен. А это не так.

– Господи боже мой, да почему вы не рассказали мне об этом? Вы должны были знать, что рано или поздно эти подробности всплывут на поверхность!

– Это никого не касается, – отрезала Табита. – Этот факт не имеет отношения к делу.

Пьоцци треснула кулаком по столу, отчего Табита отшатнулась назад.

– Да очнитесь вы, наконец! Вы даже не представляете себе, насколько плохо все это выглядит!

– Дела давно минувших дней. Какая теперь разница?

– Не изображайте из себя клоуна!

– Почему вы меня оскорбляете? Вы должны представлять мои интересы.

– Вот именно. Я должна защищать вас, а вы не рассказываете мне о вашей депрессии, о которой я узнаю от доктора Хартсона и из вашей истории болезни. Вы умалчиваете о том, что потерпевший изнасиловал вас…

– Неправда!

Мора Пьоцци уставилась на Табиту. Она не просто нахмурилась, а буквально напустила на себя выражение угрожающего недоверия.

– Табита, вам было пятнадцать лет! А он был вашим учителем.

– Все было не так!

– А как же?

Табита обхватила себя руками и посмотрела в сторону. Разум ее работал очень медленно. Она никак не могла понять, почему не сказала адвокату о… какое тут подобрать слово? Нет, не «отношения», но уж точно не «изнасилование». Как же назвать то, что было у нее со Стюартом? Теперь она понимала, что рано или поздно ей придется в этом разобраться. До сих пор она в нерешительности как бы гнала из головы эту историю, стараясь похоронить ее глубоко внутри себя. Теперь Табита совершенно растерялась и неожиданно ощутила страх.

– Не знаю, – сказала она.

– Что, не знаете, как это все было?

– Не знаю. Не могу сказать. Я вообще не хочу говорить об этом. Пожалуйста!

– Боюсь, что у вас нет выбора.

– Разве? Я думала, что могу просто молчать.

Адвокат вздохнула и провела рукой по лицу. Когда она снова взглянула на Табиту, то выглядела уже не разозленной, а огорченной.

– Я представляю ваши интересы, – сказала она. – Вы должны мне доверять. Я хочу помочь, но смогу это сделать, если вы сами пойдете мне навстречу. Понимаете?

Табита кивнула.

– Теперь-то видите, как обстоят дела?

– Как?

– Честно говоря, неважно. А то, что вы скрыли важную информацию, только усугубляет проблему.

– Да, понимаю.

– Давайте попробуем снова. Можете рассказать, что произошло между вами и Стюартом Ризом, когда вам было пятнадцать?

Табита уставилась на свои руки с браслетом экземы, на обкусанные ногти. Она чувствовала себя маленькой и грязной и не хотела, чтобы на нее смотрели.

– Да тут особо и нечего рассказывать. Это была совершенно другая жизнь, которая ушла безвозвратно, и я больше никогда не вспоминала о ней. Это правда! – поспешила она добавить, поймав недоверчивый взгляд адвоката. – А когда я вернулась в деревню и снова встретила его… знаете, я едва его узнала. Совершенно незнакомый человек. Когда я училась в школе, он выглядел ничего, а теперь разжирел, начал лысеть, зато отпустил бороду, как бы в качестве компенсации.

Это было первое, что Табита сказала ему, когда они встретились через два дня после ее переезда: «Ты отрастил бороду?» Стюарт погладил подбородок, словно удивляясь, что там растут волосы, и сказал, что это куда проще, чем постоянно бриться, хотя Лора не оценила такого решения. Стюарт заметил, что Табита хорошо выглядит, – при этом его взгляд ни на мгновение не задерживался на ней, а метался из стороны в сторону. Затем добавил, как хорошо, мол, что они соседи, и она должна как-нибудь заскочить к ним на чай, по старой памяти. Табита так ни разу и не зашла, но однажды Лора оставила у нее на пороге лимонный пирог.

– Что вы имеете в виду, Табита?

– Я имею в виду, что он стал другим человеком, и я тоже, поэтому прошлое не имело уже никакого значения. Как будто его и не было вовсе.

– Как будто никогда не было?

– Да.

– Не думаю, что присяжные сочтут это убедительным аргументом.

– А, все равно. Но это действительно так.

– Вам нужно быть осторожной. Сколько раз вы занимались сексом?

– Не так много.

– Один, два, десять раз или больше?

– Не знаю, – сказала Табита.

Она чувствовала, как медленно закрывается от внешнего мира и огоньки гаснут один за другим.

– Больше двух раз, – выдавила она.

– И вы никому об этом не рассказывали?

– Нет.

– Почему?

– Так было бы неправильно. Это личное дело.

– Вы были увлечены им?

Табита ощутила рвущийся из ее глотки смех и прикусила кулак.

– Он был грубым?

– Нет.

– Табита, послушайте меня!

– Слушаю.

– Через неделю состоится слушание вашего дела.

– Я знаю.

– В свете этой новой информации нам нужно подумать, как действовать дальше.