Даша виновна. Таиса сделала эту мысль центром всего, позволила себе гнев, даже питала его. Она знала: люди могут не разбираться в особенностях поведения так же тонко, как психологи, но многое они считывают интуитивно. Если бы она раньше сказала Даше, что считает ее виновной, результат получился бы сомнительный, потому что Таиса не была бы ни в чем уверена.

Однако разговор с Никой внес определенную ясность в мотивы всех – и Даши, и ее отца, укрепил обвинение. Таисе нужен был последний штришок, признание, пусть и не добровольное.

Она искала в толпе именинницу, когда ее внимание привлек к себе смартфон – звонок заглушила музыка, но вибрацию в кармане Таиса почувствовала. Она проверила, кому понадобилась в такое время, и была немало удивлена, обнаружив на экране имя сестры.

– Есть минутка? – поинтересовалась Женя, когда Таиса ответила. – Господи, что у тебя там за грохот, ты что, в клубе?

– На вечеринке у убийцы, которая празднует смерть двух пацанов.

– Ну и шуточки у тебя… Завязывала бы ты с этой работой, я за тебя волнуюсь!

– Жень, ты же явно не из-за моей работы звонишь. Случилось что? – поторопила сестру Таиса.

– Случилось, но звоню в некотором смысле из-за твоей работы. Со мной тут связывалась Оля Покровская, это дочь…

– Дальше не продолжай. Я знаю, чья это дочь, и с твоей подачи она уже связалась и со мной. Я ведь просила этого не делать.

– Ты просила не сводничать – а я и не собиралась! Но вот разговоры про секту – это совсем другое.

– Женя, какая еще секта в центре Москвы?

– А что, у сект есть предсказуемая среда распространения? – огрызнулась сестра. – Я не уверена, что все настолько серьезно, но звоночки тревожные… Я поговорила не только с Олей, созвонилась с общими знакомыми, и многие говорят, что Денис прервал с ними общение, все время пропадает где-то…

– Это возраст, после тридцати ты тратишь больше времени на объяснения того, почему не хочешь общаться, чем на дружеское общение. Он не продал квартиру? Не бросил работу? Не ушел в монастырь?

– Нет…

– Ну и все. Женя, я очень занята, а детеныш Дениса чуть ли не прямым текстом призналась, что хочет меня подставить. Давай, потом поговорим!

У Таисы действительно не было сейчас времени даже думать об этом, у нее появилась идеальная возможность для разговора. Даша наконец отдалилась от своей свиты и направилась к дому, там народу было поменьше. Таиса отключила смартфон и поспешила вперед.

Они пересеклись у задней двери, и Даша привычно выдала лучезарную улыбку, за которой пряталась и от друзей, и от врагов.

– Здравствуйте, рада и вас видеть на моем дне рождения! – прощебетала она.

– И это не единственное дно, связанное с тобой, – усмехнулась Таиса. – Я все-таки получила доказательства, Даша. Я знаю, что ты это сделала.

– Мой папа платит вам не за это.

– И с такого ты начинаешь спор о своей невиновности?

Она провоцировала Дашу намеренно, надеялась, что малолетка хоть немного поддастся чувству вины, которое, согласно Достоевскому, должно было преследовать ее все эти дни.

Не вышло. Потому что чувства вины не было.

Даша без труда удержала улыбку, со стороны наверняка казалось, что они по-прежнему беседуют очень мило. Какой любопытный самоконтроль для восемнадцатилетней девушки… Но не шокирующий. Если Даша действительно нацелена на то, чтобы становиться лучшей всегда и везде, ее нельзя воспринимать как обычного подростка.

А еще это достаточный самоконтроль для того, чтобы направить разогнавшуюся машину прямо в бетонную стену.

– Не я должна говорить о моей невиновности, а ты, – тихо сказала Даша. – Потому что это единственная версия, у которой есть шанс на будущее.

– В доказательства не веришь?

– Почему же? Верю. Я просто считаю, что они не имеют значения. Любые улики будут косвенными. Любых свидетелей я заткну – я уже догадываюсь, кто решился пасть открыть.

– Не боишься, что я сейчас это на диктофон записываю?

– Не боюсь, – рассмеялась Даша. – Я вообще ничего не боюсь. Я знаю, как сделать так, чтобы папочка мне поверил, а этого достаточно, потому что именно за спиной у папочки всё. Мои адвокаты, твой гонорар – или твои проблемы, если не уймешься. Кому он поверит – своей дочери или какой-то старой дуре, которая могла и продаться кому-то другому? Короче, не лезь в это. Шутку про фарш слышала? Тех двух уродов ты уже из обрывков не склеишь, дело закрыто, ты уходишь в любом случае, с деньгами или без. Вот это, тетя, и называется умением побеждать!

Глава 4

Николай Форсов прекрасно знал, что говорит сейчас с серийным насильником. Тут многие догадались бы, узнав историю Насти Токаревой. Но профайлеру не нужны были даже эти факты, ему хватило бы и пяти минут беседы с Борисом Бояровым, чтобы во всем разобраться.

Он давно уже заметил, что преступники, которые привыкают доминировать над жертвой, обретают особую уверенность, ту, что позволяет им смотреть на «простых смертных» с презрительной снисходительностью. Нет, понятно, что любой преступник доминирует над жертвой – в этом и суть. Но насильники и убийцы выходят в этом отношении на особый уровень. Они сами бы сказали, что поднимаются выше. Николай же считал, что они попросту вкапываются в дно.

Они нарушали не только закон общества, они отнимали у своих жертв нечто бесконечно ценное, стирали все границы, оставляли травму души и тела – или отнимали все до конца, но и в этом находили удовлетворение. Обратная дорога к нормальной жизни существовала разве что для тех, кто убил случайно, без злого умысла. Но те, кто, как Бояров, уничтожали людей снова и снова, становились своего рода наркоманами: они уже не получали удовольствие из привычных источников, им требовался дополнительный заряд жестокости. Как же иначе удержать самоназначенное звание бога?

Именно поэтому Бояров теперь вел себя так… Перед Николаем сидел еще совсем молодой человек – ему двадцать восемь, это профайлер уже выяснил. Невысокий, полный, какой-то водянистый и неприятно мягкий, Бояров будто намеренно отказался от любой работы над собой, зная, что и так обретет желаемое. Он, такой неприметный в толпе, получал чуть ли не любую понравившуюся женщину – включая тех, за которых более успешные мужчины боролись. Николай прекрасно знал, как работает этот принцип. Насилуя жертву, преступник наслаждался тем, что «поимел» и ее, и соперников, и общество, установившее правила, которые ему не нравятся.

Так что для Боярова не имело никакого значения то, что Николай старше, умнее и успешнее его. У этого типа были свои критерии для определения ценности человека. Избавиться от отвращения к нему профайлер не мог, но мог без труда скрыть собственные эмоции. Не из вежливости, просто таков уж стандарт профессии.

– Сколько еще мне будет аукаться эта крайне неприятная история? – Бояров выдал одну из хорошо отработанных, но совершенно не искренних улыбок. Хотя искренней ей быть и не полагалось. – Я и так потерял на этом очень много времени и денег!

– А Анастасия и Елизавета Токаревы – жизнь, – напомнил Николай.

– А сегодня с утра в Африке уже окочурилась примерно тысяча детишек, и что с того? Я всех жалеть должен?

– Нет, но можно сделать исключение для тех, к чьей смерти вы имеете непосредственное отношение.

– А я ни к чьей не имею, – отмахнулся Бояров. – Не совсем понимаю, зачем вы пришли… Снова спрашивать, насиловал ли я эту Анастасию? Нет. Она упилась, переспала с кем-то, потом пыталась шантажировать моих знакомых… Не она первая, не она последняя.

– Если бы она была такой матерой шантажисткой, покончила бы она с собой просто из-за неудачи?

– Я так думаю, ей в полиции хвост накрутили, с ними и говорите. А вторую эту, как ее… Которая младшенькая, в общем. Ее я в глаза не видел. У них там какой-то семейный подряд шантажисток был! Возможно, попытались полезть к кому-то еще и попались на этом.

Он ни на миг не терял уверенность в себе. Да и с чего бы? Бояров сидел в роскошном офисе в небоскребе Москва-Сити, оформление его кабинета стоило больше, чем четырехкомнатная квартира в провинции. Он, похожий на позавчерашний пельмень, был одет в костюм из коллекции, которую дизайнер даже показать не успел. Бояров четко определил атрибуты хозяина жизни и окружил себя ими. Вероятнее всего, после Анастасии Токаревой у него было с дюжину других жертв, и все молчали. На этом фоне он мог считать двух погибших девушек допустимой погрешностью.

Пока Николай размышлял об этом, Бояров продолжал разглагольствовать:

– Знаете, я иногда думаю, что стоило бы заплатить ей. Не такие уж большие деньги!

– Она назвала цену?

– Нет, но только потому, что я не спросил. Так ведь не первый день на свете живу! Все эти любительницы легкого заработка в итоге называют сумму, которая им самим кажется нереально огромной, а для меня – копейки. Или вы ожидаете от них большого ума и богатой фантазии?

– И часто у вас такие ситуации бывают? – уточнил Форсов, проигнорировав издевку в голосе собеседника.

– Иногда. Но с этим сталкивается любой успешный человек… и молодой. Стоит только заработать – и тут же возникают желающие получить это, ни черта не делая. Особенно женщины, у нас ведь культура такая: всем в уши вдувают, что «мужчина должен». И появляются такие насти… Короче, надо было заплатить, тогда все уже забыли бы о случившемся. Но в итоге она сиганула из окна, или откуда там, и на восстановление репутации мне пришлось потратить куда большую сумму. Не хотелось бы, чтобы она увеличилась.

Вот они и подошли к самому интересному. Когда Николай назначил встречу, продюсер даже не попытался отказаться, хотя мог бы. Тогда профайлеру снова пришлось бы задействовать связи, просить об одолжении знакомых, и он приготовился к этому… Как оказалось зря, Бояров чуть ли не хотел этого разговора.

Значит, у него уже была своя стратегия решения проблемы. О том, что проблема есть, он наверняка узнал после того, как Екатерина Токарева сумела-таки привлечь внимание полицейского руководства. Теперь Николаю было любопытно: что же его ждет? Подкуп, раз Бояров уже не единожды про свое богатство упоминал? Угрозы в духе девяностых, о которых этот чуть забродивший юноша знает разве что понаслышке? Или неумелая попытка манипуляции со стороны того, кто слишком много о себе возомнил?

Бояров выбрал угрозы.

– Знаете, я верю в глобальную справедливость, – вкрадчиво произнес он. – Это почти мистическая вера, но она не раз получала подтверждение. Вот взять ту же Токареву… Она пыталась доставить мне серьезные неприятности на ровном месте – и как она закончила?

– Можно ли предположить, что так заканчивают все, кто пытается доставить вам неприятности?

– Статистику сложно вести – такое случается редко. К счастью. Я живу, никому не мешая, и предпочитаю, чтобы не мешали мне.

– А как же ваша совесть? – усмехнулся Николай, легко выдерживая взгляд Боярова. – Не гложет вас за то, что из-за ваших неприятностей погибают люди?

– Мне-то чего переживать? Если некая мистическая сила так решила, кто мы такие, чтобы спорить с Богом?

– Примерно те же, кто приписывает Ему собственные желания.

Бояров по-прежнему говорил с уверенностью, но уверенности этой не чувствовал. Он привык, что люди пасуют перед ним быстро, его круг общения был куда более ограниченным, чем ему казалось. Но вот пришел какой-то дед, который смотрит на него, как на насекомое, намеки явно понимает, просто игнорирует. И что теперь, гнуть свою линию до конца?

– На что вы вообще рассчитывали, когда пришли сюда? – нахмурился Бояров.

– Ровно на то, что уже получил: понять, что вы собой представляете, Борис.

– И что же?

– Мне не нужно об этом говорить, – покачал головой Николай. – Вы это сами знаете. Не выставляете напоказ, а знаете в глубине души. Я предлагаю вам выход: признание, сотрудничество со следствием, уменьшенный в результате этого срок.