– Принцесса-звездонесса, у тебя тормоза есть? – стирая мокрые брызги с подбородка, «любуюсь» на испачканные краской пальцы. – Или сожгло ко всем чертям?

В ответ угрожающе потряхивают баллончиком.

– Раз-два, раз-два. Левой-правой, левой-правой. Не мешай полету фантазий, иначе сам станешь арт-объектом! Я предупредила.

– Давай. Но потом не верещи, когда я нагну тебя и… – Ловлю насмешливый взгляд ее мамаши, невольно осекаясь. Вроде бы и похрен, однако посторонние рушат весь эмоциональный запал. – Сама скоро узнаешь, короче.

– Насколько скоро? А то только обещаешь. Начинаю разочаровываться.

Вот су…

– Скоро. Очень скоро, – обещаю… и иду наверх отмываться. Правда, подзадерживаюсь, проходя мимо ее спальни. Не заперто, ключ вставлен с обратной стороны в замочную скважину. Всем своим видом так и манит поклептоманить.

Ну что ж, не станем сопротивляться порыву.

Прихватываю его как сувенир. Теперь не запрется, болтушка. И пусть ждет гостей. Возможно, этой же ночью.

POV Скворцова

По большей части я предпочитаю работать акрилом, но в маминой мастерской, под которую В. В. отдал ей подвальное помещение, нашла профессиональные масляные краски и не смогла удержаться.

Хотя все равно частично смешиваю технику, так как акрил сохнет быстрее и его хорошо использовать в качестве подмалевки на начальном этапе.

Поэтому сперва заполняю им основную часть картины и прорабатываю объемные места. Жду, пока высохнет, параллельно воюя с навороченной кофемашиной на кухне, а вернувшись, начинаю накладывать слои.

Вообще получается прикольно. Масляные краски достаточно гибкие в использовании, при смешивании дают шикарные оттенки, а за счет густоты выдерживают нужную глубину и насыщенность. Плюс с помощью мастихина^[5] получается хорошая фактура.

Жаль, у меня нет с собой кольцевой лампы. Засняла бы и залила на свой канал «Творческая мастерская мадам Ка», куда я скидываю короткие ролики творческого процесса, лайфхаки для начинающих да и где просто делюсь опытом.

А вот готовое портфолио выставляю исключительно на личный сайт, который мне помогла создать мамина коллега-менеджер.

Великим художником себя, конечно, еще назвать не осмелюсь и на заказ ничего не делаю, однако уже законченный продукт пускаю на продажу. Чтоб не пылился.

Стоит заметить, картины покупаются. Периодически. С учетом того, что я себя особо не раскручиваю и громким именем ма не прикрываюсь, это воодушевляет, вселяя надежду.

Родительница любит повторять знаменитые слова французского драматурга: «Карьера художника подобна карьере куртизанки: сначала для собственного удовольствия, потом для чужого – и, наконец, ради денег».

Самая печаль в том, что именно так все и происходит, если увлечение выходит за границы хобби, превращаясь в основной заработок. Для меня это предрешено, но пока я все же оттягиваю момент, оттачивая стиль и работая просто ради кайфа.

Вот и сегодня на ночь глядя петух клюнул меня начать что-то новенькое, хотя у Славы дома лежит недописанная картина. И мольберт. И краски. И кое-какие шмотки. И…

Да много чего. Все, что было вывезено из общаги. Надо доехать, забрать, да только пока не соберусь с духом. Поэтому и заимствую рабочий инвентарь у ма.

Знаете, какие на вкус масляные краски?

Не очень. Масло. Обычное льняное масло с горчинкой. Но это точно приятнее акрила, хоть и не менее вредно. Знаю, что так делать нельзя, и все равно не могу отделаться от дурной привычки грызть мягкий ворс кисточек, смакуя химический привкус.

Это давно стало чем-то вроде вдохновляющего релакса. Который мне самым подлым образом обламывают, когда в лицо прилетает… что-то. Тряпка. Мужская тряпка с разводами розовой краски.

Хм, понятно.

Проворачиваюсь на деревянном табурете, спуская на шею громоздкие наушники, за музыкой которых было не слышно присутствия посторонних. Несмотря на то, что я их ждала. Пустую замочную скважину я так-то сразу оценила.

Крестовский решил не запариваться. Судя по мокрым волосам и обернутому вокруг бедер полотенцу, он только из душа вылез, а одеться либо забыл, либо посчитал излишним. Трусами, интересно, тоже пренебрег, решив проветрить хозяйство?

– Это что? – брезгливо снимаю с себя мужской кашемировый свитер, держа на вытянутых пальцах.

– Дарю. В нем все равно ходить уже невозможно.

– Немного растворителя, и все сойдет как миленькое.

– Ну вот и оттирай. Неужели я буду?

– Спешу огорчить: я тоже не собираюсь. – Скидываю «Тома Форда» на пол, отпинывая. – Домработнице отдай. Она его отмоет, продаст и всю месячную зарплату зараз отобьет.

– Ты недооцениваешь моего отца. – Заваливаясь на МОЮ кровать, вальяжным ленивым котом вытягиваются в полный рост, подминая под себя подушку. Тело – на всеобщее обозрение, татуировки – на всеобщее обозрение. Волосатые ноги – и то на всеобщее обозрение. «На, любуйся, детка». – Он платит на порядок больше положенного, чтобы у прислуги не возникало желания тырить все, что плохо лежит.

– Прислугу? Не унижай тех, кто, в отличие от тебя, зарабатывает на жизнь трудом и потом.

– А как их еще называть? Обслуживающий персонал? Это то же самое.

Нет. Не то же самое. Важна интонация, с которой это говорится, а Кириллу за его интонации хочется влепить ножницами промеж глаз. Заносчивый индюк, который, наверное, ни разу швабры в руках не держал.

Заносчивый и несоизмеримо наглый, потому что лапает без разрешения Василия!

– Положь на место моего парня.

– Твоего парня? – ухмыляется в ответ, выкручивая гусю шею. – Такие ролевые игры ты любишь, да? А настоящего парня попробовать не хочешь?

– Уже попробовала. И осталась неудовлетворенной.

Не говоря о том, что злой. Хотя нет, не столько злой, сколько разочарованной, потому что прошли сутки, а телефон упрямо молчит.

Ни сообщения, ни звонка. И если Славик сейчас не в реанимации после того, как его отмудохал дружок, то это дно. Человек разочаровал меня даже больше, чем я могла представить.

– Неудовлетворенной? Это не дело. Давай помогу. Как насчет сатисфакции? Восстановим космический баланс?

Это он снова так незатейливо на секс намекает? О да. Как тут не согласиться, если та-а-ак просят? Держите мое бельишко, оно сейчас само свалится.

Кто не понял, машу табличкой: «Сарказм».

И попутно высматриваю крафтовую коробку с припиской на боку. Среди других многочисленных коробок с приписками на боку.

Блин. Надо бы разобрать барахло, потому что эти баррикады плохо сочетаются с интерьером и перекрывают доступ к окну, но так лень. Успокаиваю себя тем, что ничего ж не валяется. Все аккуратненько лежит, никому не мешает. А раз они лежат, то и я полежу.

Ага. Коробку нахожу. Забитую под завязку канцелярией и скетчбуками. Правда, чтобы достать ее, приходится попыхтеть и потрудиться.

– Тебе помочь? – галантно интересуется Крестовский.

– Не утруждайся. – С горем пополам справляюсь, едва не устроив обвал. А все ради кофра с маркерами. – Лучше заморозься и не дыши. – Перетаскиваю увесистый сундучок на постель, выискивая нужный цвет, и, зажав зубами чпокнувший при открытии колпачок, укладываюсь рядом с ним.

– Это что-то новенькое.

– Заморозься и не дыши, сказала. Ты ветошь, – напоминаю, заворачивая ему руку так, чтобы получить доступ к плечевой части.

Если что мне в Кирилле и нравится, так это его татуировки. Реально. Левый рукав забит лицом девушки, растрепанные волосы которой плавно перетекают в часы с шестеренками вместо циферблата. Правый же, в нижней части, светит непонятным поцом в недодоспехах с вороном на плече, за которым по тропе шагает лев.

На этом полноценная отрисовка заканчивается, потому что на плече намечен лишь контур еще одного льва, на этот раз в виде одной морды. По чернилам заметно, что набросок совсем свежий.

– Денег не хватило? – Устраиваюсь поудобнее на животе, кончиком черного маркера касаясь тусклых линий.

– Времени, – с любопытством наблюдая за мной, отзывается. – Должен был на следующих выходных дозабиваться, но пришлось покупать билет на ближайший рейс.

– Сочувствую твоему горю.

– Непониманию. Что отец нашел в твоей матери?

– Слабо спросить его об этом?

– Слабо. У нас нет предрасположенности делиться личным.

– Может, потому что ты козел? – Холст недовольно дергается. Приходится снова фиксировать его, исправляя искривившийся львиный нос. – Чего ерзаешь? Оскорбилась, кисейная барышня? Салфетки дать слезки подтереть?

– Ехидна.

– А ты неженка. На правду не обижаются. И батя твой вполне ничего.

– Лучше твоего?

– Сто процентов лучше моего.

– Он знает, что его бывшая на следующей неделе выскакивает замуж?

– Очень удивлюсь, если он вообще помнит, как выглядит его бывшая. Не думаю, что такими нюансами заморачиваются, насилуя молоденьких официанток в общественном сортире. Да что ж такое, хватит дрыгаться! Свяжу!

Притихает. Я бы сказала, чересчур послушно притихает. Зато чувствую сверлящий макушку взгляд.

– Так ты…

– Последствие уголовной статьи? Типа того. Только ма так не вякни, на люстре подвесит за ребра. И не смей на нее батон крошить, она у меня мировая.

– Ты дикая, знаешь? Кто ж разбрасывается такой информацией, еще и столь небрежно?

– А ты настолько ущербен, что додумаешься использовать ее против меня? – Замираю, оценивая результат стараний. Грива не айс. Надо подкорректировать. – Но ты, конечно, лошара. С лету повелся. Тебя провести все равно что у младенца соску отобрать, – добавляю, усмехнувшись, вдоволь насладившись реакцией.

– Не понял. Ты просто угарнуть решила?

– А ты что думал? Что я тебе всю подноготную как на духу выложу и детскими фотоальбомчиками шлифану для надежности? Боже, не будь наивным. Но про ма, если что, не шучу. Загрызу и утоплю, понял? А сверху газонокосилкой пройдусь. Так что фильтруйся, открывая рот в ее присутствии.

– А в твоем присутствии можно не фильтроваться? А то я тебя как вижу, одни пошлости на ум лезут.

– Какой ум, такие и замашки, – фыркаю, прикрывая увлекательнейшую беседу и заканчивая уже в тишине. Настолько увлекаюсь, болтая в воздухе пятками, что в ход идут маркеры других оттенков, придавая львиной морде цвет, насыщенность и награждая ярко-синими глазами. – Хех, слегка белый ходок^[6] получился.

– Норм. Мне нравится.

– Ну и славно. Тогда принимай работу и вали. Первый сеанс, так и быть, бесплатный.

– Что, уже все? Еще хочу.

– Понравилось быть подопытной крысой?

– Чего бы не побыть, если вид такой славный открывается.

Какой вид?

Впервые за последние, наверное, четверть часа поднимаю на него голову и понимаю, что все это время Крестовский смотрел далеко не на процесс, а тупо палил мои сиськи.

В смысле, у борцовки же вырез будь здоров, а спортивный топ я давно сняла. И лежу так четенько, что все добро вываливается на обозрение.

Тьфу. А я-то думаю, чего это он такой послушный!

– Все тридцать три удовольствия. Жопа не слипнется?

– За нее не беспокойся. А вот в других местах поджимает, не сомневайся.

– М-да? – скептически оцениваю полотенчико, которое не сильно-то и топорщится. Что, кстати, обидно. За мой стриптиз тряпочка должна болтаться как на флюгере.

Привстаю на коленки, снова приводя маркер в боевой режим, и на этот раз склоняюсь над мужским прессом, щекоча кожу спадающими волосами.

Раз, два и готово. Тут попроще.

– Ценяй, Дон Жуан, – подмигиваю, довольно выпрямляясь.

Ценяет. Что, конечно, не очень удобно делать снизу-вверх, но предложения не особо длинные, а он не до такой степени тупица, чтобы не разобрать мой почерк.

«Тут ниче так» – вещает первая надпись и стрелкой указывает на кубики.