«А вот здесь тю-тю. Облом, девочки, расходимся. Лампа оказалась без джинна» – вторая стрелка спускается вниз, теряясь в линии темных волос, идущих от пупка и уходящих под махровую ткань.

– Тю-тю, значит? – грозно щурится Кирилл.

– Ко мне какие претензии? Не наградил боженька, бывает. Ничего. Зато у тебя, вон, зубы… есть. Почти ровные причем.

Айкаю, когда подлой подсечкой меня роняют на себя, обхватывая ногами. Полотенчико долой – не выдержало активности, развязавшись, так что прижимаюсь к Крестовскому по полному максимуму, без посредников.

Ладно, готова признать неправоту: боженька был щедр. Не только зубов засранцу отсыпал.

– Ну что, джинн есть или все-таки нет? – хитро уточняет он, одаривая теплым дыханием и шлейфом ментолового шампуня.

– Ты собираешься валить из моей комнаты?

– Если только вместе. Предлагаю перекочевать ко мне, у меня кровать меньше скрипит.

Вот настырный гад.

– Ты не сдаешься, да?

– У тебя должок.

– Чува-а-ак, – грустно вздыхаю, подпирая подбородок кулаком, чтобы не держать голову на весу. – Что ж ты портишь священные традиции? «Что случилось в Амстердаме, остается в Амстердаме» – слыхал народную мудрость?

– Проблема в том, что в Амстердаме так ничего и не случилось.

– Так почему ты уверен, что здесь обломится?

Спросила девица, лежащая на голом парне, чей вставший член упирается ей в живот. Ага.

– Да ладно, тебе жалко, что ли? Всего разочек, и я от тебя отстану.

Прикол в том, что так оно и есть. И, по сути, перспектива, что он от меня отцепится, звучит даже заманчивее, чем само предложение о разовом сексе. Вот только принципы никто не отменял.

Да и мне вроде как нравится с ним цапаться. Надо ведь себя в тонус возвращать, а то все навыки флирта растеряла за длительными отношениями.

Отношениями, блин! Это ж надо было так вляпаться. А теперь мне подсовывают еще одного индивида, которому точно так же плевать: куда и что втыкать.

Ну уж нет, дудки!

Эх. Хотела я эту ночку посвятить совсем другому, но, видимо, не судьба…

– Жалко у пчелки, – подтягиваюсь ближе, понижая голос до страстного полушепота. – А у меня есть кое-что другое. Никогда не угадаешь…

– М-м-м… – Крестовский аж привстает на локтях заинтересованно, залипая на то, как я кусаю губы.

– Маленькая такая штучка. Но сколько удовольствия она может нам доставить…

– И что же это за штучка?

– Даже не попытаешься угадать?

Какое там. Ему не до этого. Человек завелся. А я тем временем ме-е-едленно приоткрываю верхний ящик стоящей рядом тумбочки и… чмокнув его в нос, пользуюсь заминкой.

Выскальзываю из ослабшей хватки, скатываюсь на пол, сигаю к двери и вылетаю в коридор. Запасной ключ, выпрошенный у его отца, успевает сделать второй оборот, когда ручка с обратной стороны требовательно трясется, но…

– Ты же не думал, что один такой догадливый? – с довольным видом целую свое сокровище. – Я тоже подготовилась.

– Скворцова. Это война, – доносится из моей комнаты.

– Непременно. Но не сегодня. Сладких снов, пупсик. Утром, быть может, выпущу. Захочешь пописать, там где-то бутылка из-под воды валялась.

Смех? Я что, реально слышу смех? Во больной.

Глава четвертая
Могу и попозировать, мне несложно

POV Крестовский

Не отрицаю, я частенько просыпался в чужих женских спальнях. И практически всегда голый. И да, не всегда девушка прилагалась в комплект, так как успевала проснуться и бежала прихорашиваться. Однако запирают меня впервые.

Хотя «запирают» – это, конечно, громко сказано. Дверной замок не сейф в банке, достаточно одного удара, чтобы выломать его с корнем. Но зачем? Скворцова ведь вернется. Да хоть за тем же телефоном, который, к сожалению, оказался запаролен.

Ну а я буду ее ждать, валяясь в залитой светом комнате и занюхивая подушку, пахнущую миксом из растворителя и женского дезодоранта. Специфичный, но занимательный аромат.

Что и говорил, долго куковать не приходится. В какой-то момент слышится характерный звук. Встречаю гостью во всеоружии, распластавшись поверх смятого одеяла в виде звезды, но получаю не совсем то, на что рассчитывал.

Вернее, не того…

– Лежи, лежи. Я не смотрю. – Переступая порог, мать Карины зажимает ладонью глаза, правда, при этом весьма резво ориентируется по территории, обтекая потенциально опасные углы.

– А дочурка где?

Я почти что разочарован.

– Попросила сходить за… – В верхнем ящике комода находят знакомую кислотную одежку для пробежки. – А, вот.

– Что, сама подняться застремалась?

– Спроси у нее сам. Ты, кстати, свободен. Мне разрешили тебя выпустить.

– Да мне и тут хорошо. – Для наглядности запрокидываю руки за голову, а ногу на ногу. Самое ценное, так сказать, прикрыл, чтоб утренний стояк не отсвечивал.

– Заметно. Ты, Кирюш, только не заигрывайся. Дело молодое, горячее, сама была такой, но все же соблюдай рамки, ладно? Чтоб потом не пришлось писать заявлений о домогательствах. Это занятие не самое приятное.

– Знаете не понаслышке? – колкость вырывается прежде, чем мозг дает установку «стоп». Зря Карина вчера пошутила. Или не пошутила.

Комедию перестают ломать, отнимая ладонь от лица и по прямой траектории оборачиваясь ко мне.

– Можно на ты. Я не такая старая.

Это факт. Если бы не знал ее реальный возраст, спокойно подумал бы, что Скворцовы – не мать с дочерью, а сестры. Пусть не ровесницы, но с очень небольшой разницей в возрасте.

– А «мамулей» звать можно?

– Вряд ли ты этого хочешь.

– Не хочу.

– Так и не называй. Можешь просто по имени. Я прекрасно понимаю твое ко мне отношение и не стремлюсь его менять. Но давай не будем скатываться до оскорблений. Я все же тебе не враг.

– А кто? Друг?

– Друг. Пока мою дочь устраивает ваш невинный флирт. Но если что-то пойдет не так… разговор будет другим. Ферштейн?

– Яволь, – согласно салютую покачивающейся пяткой.

– Вот и чудесно. Неплохие ягодицы, кстати. В модельный бизнес податься не пробовал? Средство от геморроя раскупалось бы на ура, – усмехается та, кивая на мою позу, и выходит, оставляя дверь открытой. Однако ключ предусмотрительно прихватывает. Правильно. Зачем мне два? Мне и одного достаточно.

Что бы я ни говорил, а перспектива свободы все же радует, природа так-то зовет. Подзастреваю в сортире, а выйдя, понимаю, что дом опустел: барышни полным составом снова пустились в бега. Замечаю в окно мелькнувший попец в ярких леггинсах.

Отец же… Отец укатывает по очередным делам. Как и всегда, собственно. Сколько себя помню, его дома вечно не бывало. А если и был, то на меня времени ему никогда не хватало.

Отсюда, наверное, и пропасть в нашем общении. Сложно сблизиться, если единственная тема, что нас объединяет, – разбор полетов за очередные косяки.

Вот и сейчас курю на балконе, наблюдая за тем, как его джип выкатывает из гаража, направляясь к автоматически открывающимся воротам.

Что ж, хата в моем распоряжении. Ненадолго, конечно, девы скоро вернутся, так что, полагаю, надо одеться. Я уже и так смутил своим нудизмом какую-то даму бальзаковского возраста, мелькнувшую в окне соседнего коттеджа.

Не уверен, что она рассмотрела все детали с такого расстояния, однако голый мужик точно привлек ее внимание. Та свою крысенышную собаку на руках чуть не задушила от потрясения.

Докуриваю, отвешиваю ей «привет» двумя пальцами от виска и иду в ванную отмывать поплывшую после трения об простыни наскальную живопись.

Честно говоря, лев реально зачетный вышел. Да и таланта Скворцовой не занимать, я оценил наброски в скетчбуках. Ночь-то долгая, а занять себя надо было…

Вот теперь думаю: попросить, что ль, ее нарисовать эскиз? На бумаге. Пускай с него перебивают.

Долго торчу под тропическим душем, замучив мочалку и вылив на себя добрую половину женского геля для душа. Растер кожу до красноты, но карикатурные записульки на торсе стер.

Коза-егоза.

Тю-тю ей, видите ли. Ничего, ничего. Потом на собственной шкурке прочувствует всю степень этого «тю-тю». Не кричать, орать будет. От оргазма.

Стряхивая с волос влагу, неторопливо вылезаю, намочив коврик. Черт, полотенце-то я оставил в Каринкиной комнате…

Ну да ладно, воспользуюсь ее. По иронии эта ванная теперь негласно закреплена за нами двоими, так что есть лишний повод позлить чумичку.

Обтираюсь и, шлепая босыми ногами по ламинату, чешу к себе, слыша голоса внизу. Уже вернулись? Быстро. Или же это я долго ковырялся, спешить-то в кои-то веки некуда. Отпуск. Свобода. Лафа.

Нахожу оставленный с вчера на столе айфон, пухнущий от переизбытка непрочитанных сообщений и звонков. Один от Борзого, все остальное от Эльки.

Понимая, что так проще, нежели клацать пальцами по сенсорной клавиатуре, делаю последней прозвон.

– Почему не отвечал? – тут же давит по барабанным перепонкам мелодичный голосок. Вроде миленький, но какой же бесящий. – Я полночи до тебя дозвониться пыталась!

– Эм… Я как бы спал.

– Один, надеюсь, – уточняет та с нажимом.

Такая интересная, я прям не могу. Прекрасно понимаю ее подозрительность, но чего Эля ждет? Что я тут же каяться начну? Типа, сознаешься – скидка выйдет, истерику не закатят?

Закатят. Еще какую. Проверено.

– Не, с плюшевой игрушкой.

Прикол в том, что в этот раз даже не соврал.

– Смеешься?

– Да не, правду говорю. Погодь, ща фотку скину, – чешу обратно к Карине, устраивать фотосессию гусю. – Отправил.

Ответ не заставляет себя ждать.

– Какой миленький. Откуда такой?

– Достался в наследство вместе с новыми родственничками.

– И как они тебе? Все очень плохо?

– Ну, как тебе сказать… – Нахожу на кровати то, чего тут точно не лежало всего каких-то полчаса назад: подготовленную женскую одежду. Среди которой обнаруживается женский лифчик. – В целом терпимо. – Подцепляю за лямку, разглядывая черную шнуровку на салатовых чашках. А Скворцова шалунья. Буйные расцветки для буйной особы. – Точно лучше, чем я ожид…

– Крестовский, да ты задрал! – оглушает меня злобный ор за спиной. – Еще не все обтер своим задом?

Опачки. Хозяйка притопала.

– Кир, кто это? – раздается напряженный голос в трубке.

Черт, точно. Элька ж еще на проводе.

– Навязанная сестрица, – прикрывая динамик, шикаю Скворцовой. – Ч-ч, не верещи. Не видишь, я разговариваю?

Та едва не задыхается от возмущения. Ловит открытым ртом воздух как рыбка, почти закашливаясь.

– ТЫ. СОВСЕМ. ОБОРЗЕЛ?! – вырывает она у меня свой лифчик, активно принимаясь им же меня и лупить в промежутках между словами. – Нашел где трепаться! А ну свалил из моей комнаты, фетишист придурошный! – В конечном итоге выпинывает меня, хохочущего, в коридор, раздраженно захлопывая дверь. С чувством так. Странно, что стены не посыпались.

Злюка. Чертовски горячая, но злюка.

– Кир, что происходит?!

Мать твою, Элька! Всю малину портит.

– Я тебе перезвоню, о’кей?

– Кирилл!

– Позже. Все позже, малыш. У меня тут по второй линии прорываются.

И снова не вру. Борзый звонит. Переключаюсь.

– Мне вот интересно: кому это больше надо?

Еще один недовольный.

– Чего хотел?

– Я что хотел? Это ты вроде просил маякнуть.

А, да. Точно.

– Просил.

– Тогда вторник. Ты в деле?

– Само собой.

– Как участник или как зритель?

– А это как карта ляжет.

– Значит, приготовь наличку. Адрес скину.

– Добро.

Огонь. Становится все интересней и интересней. Может, задержаться здесь? Я планировал свалить сразу после свадьбы, однако теперь начинаю сомневаться. В Амстере ревнивая Элька, контролирующая каждый мой шаг, а тут…