Эля не могла нарадоваться на мальчишку. Между тренировками и уроками Максим старался помочь ей, охотно возясь с сестренкой, которая быстро поняла, из кого можно вить веревки, и беззастенчиво этим пользовалась. Эля смотрела, как подросшая дочка топает к брату, который, вернувшись из школы, скидывает в прихожей рюкзак и подхватывает на руки сестренку, которая тут же обнимает его, и тихо молилась, чтобы это длилось как можно дольше.

Но то ли небесная канцелярия была слишком занята, то ли время, отпущенное им на тихое семейное счастье, истекло, а только, когда Соне исполнилось три, их такая, казалось, налаженная жизнь, окончилась, едва на пороге их дома появилась Лиза. Без предупреждения, неожиданно, она просто прилетела, чтобы забрать Максима обратно в Москву.

– Это не обсуждается! – Лиза отодвинула чашку с нетронутым чаем и нахмурилась. – Мы с самого начала договаривались, что все это временно. Разве не так?

– Так, – Андрей уже битый час пытался договориться с бывшей женой, но все его доводы разбивались об ее неизменное «нет».

– Тогда я не понимаю, зачем эти обсуждения? Пусть твоя жена соберет вещи Максима. У меня мало времени.

– Жена эта пока еще предмет одушевленный и, на минуточку, присутствует здесь. А вы в моем доме, в котором ваш сын, кстати, прожил не год и не два, – Эля убрала чашку со стола. – Поэтому право слова, наверное, имеет тоже. Равно, как и ваш ребенок. Вы у Максима спросить не забыли, с кем он хочет жить?

Лиза разглядывала Элю с такой гаммой чувств на лице, что та невольно фыркнула.

– Что? Не ожидали, что «эта» может голос подать? Лиза, вы не на своем поле. Поэтому не стоит обращаться с нами как с вашей прислугой. Вам ли не знать, как это неприятно.

Лиза невольно покраснела. Ведь последние годы она работала именно прислугой в Испании, расставшись с иллюзиями о собственной исключительности, когда осталась там одна, без гроша за душой, брошенная тем, с кем надеялась построить гармоничные и «правильные» отношения.

– Зачем мне спрашивать у ребенка, чего он хочет? Я его мать и мне лучше знать.

– Лиза, мне кажется, вы здравомыслящий человек и многое повидали в жизни, поэтому давайте без эмоций, хорошо? Вы не видели сына несколько лет. Он очень сильно изменился. У него здесь собственная устоявшаяся и налаженная жизнь. Может быть, вы хотя бы поговорите с ним? Ведь вы только поздоровались и все. И послушаете, что он вам скажет?

– А зачем? Я повторяюсь, а этого очень не люблю. Все равно будет так, как решу я.

Эля вздохнула и посмотрела на Андрея. Тот был темнее тучи, и она видела, как закипает в нем гнев, который она видела за всю их совместную жизнь всего пару раз, когда случалась какая-то несправедливость.

– Ну вот что, Лиза. Ты поговоришь с сыном и выслушаешь все, что он тебе скажет. И примешь любое его решение. Иначе я вынужден буду снова пойти в суд.

– И что ты там скажешь? – Лиза откровенно усмехнулась, глядя на бывшего мужа.

– Приведу свои аргументы, почему ребенок должен жить здесь.

– Ребенка оставят с матерью! – Лиза начинала закипать.

– Не уверен. У тебя нет жилья, работы, насколько я понимаю, тоже нет. Ты одинока. А у нас полная семья, мы оба уважаемые в городе люди, и ребенок здесь живет так, как должен жить мальчик его возраста, учась и занимаясь спортом. Как думаешь, на чью сторону встанет суд?

Лиза побледнела.

– Ты не посмеешь!

– Посмею, Лиза, посмею. Ты уже однажды сломала мне жизнь, второй раз я этого не допущу ни по отношению к себе, ни по отношению к Максиму.

– А ты изменился… – Лиза с интересом посмотрела на бывшего мужа. – Даже странно видеть тебя таким.

– Давай мы не будем ругаться? Это ни к чему хорошему нас не приведет. Просто выполни нашу просьбу. Поговори с Максимом. Он уже достаточно взрослый и имеет право голоса.

Лиза молча кивнула. Эля и Андрей вышли из кухни и позвали Максима.

– Иди, сын, мама хочет с тобой поговорить, – Андрей взял мальчика за плечи. – И помни, мы рядом. И что бы ты ни решил, всегда будем с тобой. Ясно?

– Да, пап.

Разговор с Максимом дался Лизе непросто. Она быстро поняла, что от того маленького мальчика, который беспрекословно слушался ее, не осталось ничего. Это был совершенно другой ребенок, который неожиданно понравился ей. Она видела его уверенность в себе и спокойствие, которое, как она понимала сейчас, должна была дать ему она, но дала другая женщина. И от этого становилось так больно, что Лиза боялась, что этот ком в груди, который не давал ей глубоко дышать, никогда не исчезнет.

– И ты хочешь остаться с отцом?

– Если ты разрешишь, да! Я мог бы приезжать к тебе на все каникулы. Мама, у меня здесь все, понимаешь? Соня, друзья, школа… Все. А там нет ничего.

Дверь на кухню тихонько открылась, и Соня искоса глянула на эту странную красивую женщину, которая сидела уже битый час за столом и не собиралась уходить. Она не понимала, что происходит, но чувствовала, что это как-то связано с Максимом. Она видела, как он нервничал, и старалась как могла его успокоить. Даже любимого единорога ему притащила, но это почему-то не сработало. Она молча подошла к брату и прижалась к нему, спрятав лицо у него в ладонях.

– Ты чего, Сонечка? Я сейчас приду, погоди, ладно? Иди пока к маме.

Соня помотала головой, отказываясь.

Лиза внимательно посмотрела на сына и неожиданно кивнула.

– Хорошо. Оставайся. Но на каникулы ты приедешь в Москву.

– Это будет классно! Спасибо, мам! – Максим потянулся, чтобы обнять мать, но остановился, когда вспомнил, как она этого не любит.

– Иди сюда! – Лиза прижала к себе сына и незаметно вытерла слезы. – Я буду ждать тебя, хорошо?

– Я приеду!

Ивушка

– Не трогай меня! Отпусти! Не надо!

Крик разнесся над водой и замер, почти никем не услышанный и не понятый.

Томная июльская жара приглушила звук, небрежно отмахнувшись от отчаяния, прозвучавшего в нем. Тоненько звенел комариный писк в зарослях возле реки.

И только пробиравшийся по берегу худой плешивый пес бабки Марьи вдруг остановился, насторожил уши и потрусил туда, откуда, как ему показалось, пришел этот странный призыв о помощи. Пес был старый и давно уже перестал хорошо слышать. Но сейчас не ошибся.

Бабка Марья сильно удивилась бы, увидев своего Шарика в эти минуты. Куда делся кудлатый, ободранный недокормыш? На пригорке у старой ивы стоял сейчас зверь. Оскалившийся, со вставшей дыбом на загривке редкой шерстью, и готовый броситься в драку с кем угодно, не думая о том, чем она для него закончится.

Пес опустил голову, и его низкий рык дал понять, что он не шутит.

Светлая футболка мелькнула в кустах, и все стихло.

Пес принюхался, не особо надеясь на свое чутье, и, осторожно ступая, пробрался туда, где в траве виднелся какой-то странный лоскут.

Подойдя ближе, Шарик понял – никакой это не лоскут, а сарафан, да еще такой знакомый, что пес вдруг заметался возле, а потом присел и завыл. Отчаянно и так громко, насколько смог. Он звал. Ведь той, которая подкармливала его и иногда трепала по загривку, даря такие ласковые, непривычные, но приятные слова, так нужна была сейчас помощь…

Виктор, возвращавшийся из города, решил сократить путь и пошел не по дороге от остановки автобуса, а вдоль реки. Он подобрал где-то по пути палку и, вспомнив детство, шел не спеша, сшибая головки чертополоха и напевая себе под нос что-то веселое. Настроение было лучше некуда. Светка, наконец, дала свое согласие, и сейчас он нес в кармане маленькую бархатную коробочку с кольцами, купленными в городе. Тоненькое колечко с маленьким бриллиантиком было именно тем, что так понравилось Светлане. Она долго крутила его в руках, разглядывая и несмело надевая на палец, а потом вздохнула и отложила в сторонку, понимая, что Виктору такая покупка не по карману.

– Нравится?

– Да, ничего так. Красивое. Но вот это не хуже.

– Простое совсем.

– Ну и что? Разве кольца – это главное?

Улыбка Светланы была той самой. Нежной, теплой, такой родной. Именно так она улыбалась на фотографиях, сделанных в детском саду, а потом в школе. И везде рядом стоял серьезный хмурый Виктор.

– Вот парочка! – хохотали их матери. – Витька! Успокойся уже! Не убежит она никуда от тебя! Слышишь? Никуда не денется! Учись улыбаться!

А он и правда боялся. До одури, до потери дыхания. Боялся, что Света пропадет куда-то, потеряется, оставит его…

Но Светлана об этом и не помышляла. Зачем? Лучше Виктора друга у нее не было, а со временем она поняла, что и любить она никого на свете больше не сможет. Они словно вросли друг в друга за эти годы. Как разорвать такую связь? Поэтому то, что они поженятся, было понятно давно и всем, но в какой-то момент Светлана вдруг уперлась.

– Учиться поеду!

– Зачем тебе это? – мать Светланы недоумевала. – Хозяйство есть, работа в поселке тоже найдется. Вон, в магазин тебя свекровь будущая пристроит. Так к чему тебе эта учеба?

– Так надо, мам! Так правильно! Чтобы никто потом не сказал, что я деревенщина-недоучка!

– Да кто тебе такое скажет?!

– Мало ли! Найдутся охотники! Нет, мам, не отговаривай меня. Я уже все решила.

– Решила – так поезжай. Помогу. А как же Витя?

– А что Витя? Если любит – подождет!

Виктор ждал. Куда было деваться? Над ним посмеивались, но он старался не обращать внимания. Если не верить той, что дороже всего на свете, то кому тогда? А Светлане он верил как себе.

– Никого не слушай, Витя! Кроме тебя нет никого и не будет! Понял? – Света обнимала суженного. – Ты только еще немножечко подожди, хорошо? Вот я окончу институт и вернусь!

В это не верил никто. Даже мать Светланы.

– Зачем ей возвращаться сюда? – делилась она с соседками. – Там город, перспектива, работу хорошую найдет. А здесь что? Витька? Так и получше себе присмотрит. Чай, не уродина!

Виктор про эти разговоры знал. Что утаишь в деревне? Мрачнел, помалкивал и ждал…

Светлана вернулась. Устроилась на работу в школу, и сама спросила Виктора:

– Замуж звать будешь или еще подождем?

Дом, который Виктор с отцом ставить начали сразу, как только парень вернулся из армии, был почти готов. И даже мать Светланы слова не сказала против, когда жених с родителями появились на пороге ее дома.

– Забирай! Только знай – обижать будешь ее – спрошу с тебя по полной! Не посмотрю, что ты мне почти родной! Такую красоту за себя берешь – вот и береги ее как зеницу ока! Понял?

Виктор даже отвечать на это не стал. Просто кивнул молча, сжимая Светкины тонкие, но такие сильные пальчики. Разве мог он обидеть ту, без которой и дышать-то не смог бы даже минуты.

Ромашки, растущие вдоль тропинки, были, конечно, не самым дорогим подарком для любимой, но Виктор знал, как Света любит эти простенькие цветы. Сколько раз, сидя под ивой на берегу реки, она гадала, со смехом обрывая лепестки:

– Любит – не любит, плюнет – поцелует, к сердцу прижмет – к черту пошлет… Любит… Вить, любишь ты меня!

– А ты сомневаешься?

Вой старого Шарика Виктор услышал, когда наклонился, чтобы сорвать очередной цветок. Рука замерла, а уже готовый букет упал на тропинку.

Только раз Виктор слышал такой собачий вой. Тогда сосед, уснув, забыл погасить сигарету. Дом его, старый, деревянный, вспыхнул как спичка. И соседский кобель, почуяв неладное, заметался на цепи, натягивая ее до упора и хрипя от натуги, а потом сообразил, что это не поможет, и завыл. Страшно, истошно, так, что проснулись в окрестных домах все, начиная от младенцев, зашедшихся испуганным плачем, до стариков, тут же сообразивших, что пришла беда.

Соседа вытащил отец Виктора. Обгорел сам, но спас того, с кем сидел когда-то за одной партой. Дружба их давно расстроилась благодаря зеленому змию, но разве можно бросать человека в беде только потому, что дороги ваши разошлись?

Вот и сейчас Виктор сразу понял – беда. Просто так собака выть не станет.