– Ой! Простите, ради Бога! Вы так интересно рассказываете! Но нам нужно спешить! Игрушку необходимо вернуть на елку до того, как бабушка ее хватится.

– Простите, милое дитя, я думал, что вы коллекционируете подобные раритеты. Но теперь понимаю, что это не так. Позвольте полюбопытствовать, а зачем вам эта игрушка?

Ксения рассказала Михаилу Ивановичу и про кота, и про елку, и про то, как много эта игрушка значит для ее бабушки. И, когда она окончила свою речь, Михаил Иванович улыбнулся чуть лукаво и ушел в другую комнату. Маленький деревянный ящичек, выстланный ватой, который он отдал Ксении, заставил ее удивленно поднять брови:

– Это она?

– Да. Берегите ее! Обещайте мне!

– Конечно! Я теперь Василия даже близко к елке не подпущу! Вадим…

Вадик достал было конверт, но Михаил Иванович покачал головой:

– Нет, молодой человек! Не все можно купить за деньги! Сегодня мое сердце наполнено радостью, а в моем возрасте человек уже понимает, как много это значит. Мне хорошо от того, что есть еще такие люди как вы. Которые способны отказаться от своих планов ради того, чтобы не расстроить родного человека. Это очень дорогого стоит! Я старый холостяк, но знаю, что значит семья. Пусть эта безделица порадует вашу бабушку! Я понимаю, что миссия ваша носит секретный характер, но если вы когда-нибудь признаетесь ей в том, что случилось, передайте мой поклон и наилучшие пожелания!

Ксюша, не раздумывая больше, шагнула вперед и обняла Михаила Ивановича:

– Спасибо… Вы даже не представляете, что вы сейчас для нас сделали!

– Поверьте, я понимаю это очень хорошо! И сделал это не только для вас, но и для себя тоже!

Ксения и Вадим успели вернуться домой до приезда бабушки. Ксения как раз вешала Снегурку на елку, когда Валентина Андреевна, охнув, опустилась в кресло и вытянула натруженные за день ноги.

– Господи, как же дома хорошо! Устала… Зато всех увидела, со всеми пообщалась! Столько новостей, что нам теперь на все праздники хватит. Ксюша, детка, а что ты делаешь?

– Да вот, решила поправить немного игрушки. Мало ли! Чтобы не упали.

– А дай мне, пожалуйста, эту Снегурочку!

Валентина Андреевна протянула руку, и Ксении не оставалось ничего иного, как осторожно опустить хрупкую свою находку на ладонь бабушки.

– Дед твой подарил мне ее, когда мы собирались встречать наш первый Новый год вместе. Как я радовалась тогда! У нас была маленькая елочка, а на игрушки денег не хватило. И он купил мне одну-единственную эту Снегурку. Погоди-ка!

Валентина Андреевна провела пальцами по игрушке раз, потом другой и нахмурилась.

– Ксюша, а где моя Снегурочка?

– Бабуль…

– Только не ври мне! Я знаю, что это другая!

– Другая, – призналась Ксения. – А откуда ты знаешь?

– Потому что у моей была трещина. Вот здесь! – Валентина Андреевна провела пальцами по спинке Снегурки. – Я разбила эту игрушку в тот самый день, когда твой дедушка подарил мне ее. Уронила случайно, но очень удачно. Она не разлетелась вдребезги, а раскололась как-то пополам почти. И твой дедушка ее склеил. Специально ходил в реставрационные мастерские, чтобы узнать, как это лучше сделать. Видишь, как хорошо починил? Она столько лет меня радовала. Ксюша, а где моя Снегурочка?

Ксения опустилась на пол перед креслом бабушки и всхлипнула:

– Это я виновата! Надо было привязать елку, зафиксировать! Тогда Василий не смог бы ее уронить! И Снегурочка не разбилась бы, и зайчик остался бы цел…

– И ты из-за этого так убиваешься? – Валентина Андреевна легонько потрепала внучку по щеке. – Перестань сейчас же! Это просто вещи, Ксюша! Понимаешь? Память… Она же не в них. Она в сердце! И мне вовсе не нужна Снегурка, чтобы помнить твоего дедушку. Да, я, конечно, расстроилась, что она разбилась, но это такая мелочь по сравнению с тем, что ты у меня есть, что вы все здоровы. И ты, и Сережа, и Вадим! Разве может быть что-то важнее? Конечно, нет! Поэтому вытирай глазки и пойдем-ка займемся уже готовкой! А то Новый год на носу, а у нас еще ничего не готово!

Василий, взиравший на эту сцену с ничем не замутненной невозмутимостью, спрыгнул с дивана и, задрав хвост, направился на кухню.

– О! Видишь? Наш разбойник полностью со мной согласен! Идем!

А спустя несколько часов, под бой курантов над столом поднимутся бокалы, и Михаил Иванович, которого Ксения с Вадимом пригласят встретить с ними Новый год, на правах гостя провозгласит тост, и все дружно подхватят его пожелания здоровья и счастья. Василий будет тихо сидеть на спинке дивана, а потом стечет с нее черной каплей, пристроившись под боком у Валентины Андреевны. Она потреплет его за оборванное ухо и тихо шепнет:

– Что, разбойник, натворил дел? Спасибо тебе! В нашей маленькой семье, кажется, прибыло и теперь на одного хорошего человека в нашем доме станет больше. А это очень здорово! И за это я прощу тебе даже Снегурку. Спасибо…

Тихое урчание станет ей ответом, и Валентина Андреевна улыбнется новому знакомому, а потом кивнет своим «детям».

И правда, что грустить в такой день? Будем здоровы!

Добро по завещанию

– Ох, Леночка! Как ты вовремя! Я уж и не знаю, что делать!

Елена поставила на лавочку тяжелый пакет с продуктами и вздохнула.

– Что случилось, Вероника Алексеевна?

Спокойно, Лена! Помним – вежливость и еще раз вежливость. Только так со стариками! Пусть и вредными.

А о том, что Вероника Алексеевна Степанцева вредная – знал весь район. Скандальнее даму было еще поискать.

Почему даму?

Да потому, что скандалила Вероника Алексеевна исключительно вежливо, но довести «до ручки» могла кого угодно.

– Милая, вы не совсем правы.

– Я вам не милая!

– Ах, какое несчастье! В наше время женщинам быть милыми считалось за благо, а нынче… Что уж говорить – потерянное поколение! Но вы все-таки уберите за своей собачкой.

– А иначе – что?

– А иначе о вас, дорогая, будет знать весь район!

Тем, кто всерьез не воспринимал подобные угрозы, считая их пустыми и несостоятельными, Вероника Алексеевна довольно доступно объясняла, что с ней шутки плохи в кратчайшие сроки. Причем, делала она это не словами, а делом. Нагрубивший ей уже на следующий же день появлялся «на доске не почета».

Так называла Вероника Алексеевна каждое дерево, столб, доску объявлений и прочие места размещения объявлений, на которых расклеивала листочки с распечатанной фотографией нарушителя и почти всегда одинаковым тестом: «Мы ими не гордимся!». Далее шло описание нарушения, в коем бедолага был замечен. Листочков таких было множество. Принтер, которым научил Веронику Алексеевну пользоваться сосед, работал исправно. Бумагой, благодаря хорошей пенсии и помощи детей, она закупалась в промышленных масштабах. А учитывая то, что своим первостепенным долгом Вероника считала необходимость навести порядок во вверенном ей самой себе районе, то незначительные штрафы, которые периодически назначались ей по решению суда за подобную деятельность, нисколько ее не пугали. Она исправно посещала каждое заседание, уже привычно раскланиваясь с судьями и извиняясь, что приходится отнимать их драгоценное время. От нее уже не отмахивались, как от назойливого комара, а воспринимали как неизбежное зло или благо, в зависимости от отношения и обстоятельств.

Да, иногда ее благодарили. Как, например, в том случае, когда благодаря ее «деятельности» по всему району была отремонтирована ливневая канализация. Это было самым громким «делом» Вероники Алексеевны, стоившим ей почти десяти лет жизни, бессчетных скандалов с чиновниками всех мастей и рангов и массы бессонных ночей. Но после того, как оно увенчалось триумфальной победой, район притих и перестал воспринимать ее как типичную скандалистку. Ибо теперь все понимали, что таковой Вероника Алексеевна не являлась. А владельцы машин, которые, наконец, перестали изображать из себя подводные лодки после каждого ливня, вежливо раскланивались со спешащей куда-то Вероникой и гадали, не их ли физиономии будут красоваться на беленьких листочках, которые сжимала в тонких ухоженных руках эта дама. Каждый вспоминал о своих «грехах» и, перебрав в памяти все возможное, облегченно вздыхал вслед Веронике Алексеевне.

Доставалось от нее собачникам, не спешащим убирать за своими питомцами и выводить их на прогулку хотя бы на поводке, не говоря уже про намордник; заполошным мамашам, которые не считали нужным как следует присматривать за своими отпрысками, предпочитая бутылочку пива и лавочку возможности провести время со своим ребенком; злостным неплательщикам алиментов; «тихим» и «громким» алкоголикам; а также всем тем, кто элементарные правила сосуществования считал чем-то лишним, предпочитая жить по собственным порядкам и не считаясь с окружающими.

Конечно, далеко не все были довольны ее деятельностью. И однажды Веронику Алексеевну даже подкараулили в темном переулке поздно вечером, когда она спешила домой от разболевшейся сестры. Били ее недолго, так как подонков кто-то спугнул, но этого хватило, чтобы рвение ее не иссякло, а, напротив, возросло. Ведь если кого-то задело то, что она делает, до такой степени – значит, все не зря!

Синяки прошли, а вот сломанная нога срослась не совсем правильно. И с тех пор беспокоила Веронику Алексеевну каждый раз, когда менялась погода.

Но и тут эта удивительная женщина находила некоторые плюсы:

– Зато я точно знаю, брать ли с собой зонт! Разве не прелесть?

Виновников появления природного барометра, в который превратилось колено Вероники Алексеевны, нашли довольно быстро. Они получили самое суровое наказание, ведь в судейской коллегии Веронику Алексеевну знали практически все. Благодаря своей деятельности она давно уже стала там притчей во языцех.

Ну и кроме того, благодаря случившемуся Вероника Алексеевна приобрела крайне полезные связи в виде трех участковых и одного следователя, которых не стеснялась беспокоить время от времени там, где не могла справиться сама.

– Алешенька, милый, ты мне чертовски необходим! – звонила Вероника участковому.

И «Алешенька», усатый великан, по совместительству являющийся, после покупки собственной квартиры, еще и ближайшим соседом Вероники Алексеевны, спешил на ее зов. Да и как иначе? Ведь эта странная, сухонькая, словно былинка, вежливая, но грозная во всех отношениях женщина, сумела буквально за полгода завоевать сердца не только его супруги и детей, но и матери, которую Алексей боялся как огня. А случилось это, когда, благословляя небеса, он смог, наконец, разъехаться со своей неугомонной родительницей, изводящей его, невестку и внуков день и ночь. И именно Вероника Алексеевна была той, кто объяснил ей, что «шастать к великовозрастному сыну каждый день по поводу и без не самая лучшая идея».

– Милая моя, вы так плохо его воспитали?

– Что вы такое говорите! Я – прекрасная мать!

– Нисколько в этом не сомневаюсь! Но позвольте! Если ваш сын получил такое хорошее воспитание, неужели ему до сих пор нужен ваш платочек и ваше участие? С участием, положим, все понятно. Мать есть мать. Но платочек, милая! Платочек!

– Какой еще платочек? – сбитая с толку мать Алексея терялась, не зная, как отвечать на вопросы этой женщины с колючим и как будто даже недобрым взглядом.

– Носовой, разумеется. Вы же до сих пор вытираете ему носик! Разве не так? Бог мой, как это печально, когда ребенок в таком возрасте не умеет бороться с насморком самостоятельно! Что за дети пошли?! Сколь ни вкладывай в них, как ни воспитывай, а приходится держать все под контролем… Сочувствую вам, дорогая! Это, безусловно, достойно сожаления!

Нужно ли говорить, что визиты матери Алексея сократились до такой степени, что его семейство вздохнуло, наконец, спокойно? А уровень благодарности к Веронике Алексеевне, которая смогла объяснить то, что не представлялось возможным, в двух словах и паре вздохов, зашкаливал.