В одно мгновение левее от него закрутило один из танков. Тот медленно, стреляя на ходу попеременно из пушки и пулемета, полз задним ходом по полю, покинув ровную поверхность шоссе, как удар чем-то тяжелым, вызвавшим сноп искр, остановил его. От бронированного корпуса с треском отделились, взмыли вверх и по сторонам фрагменты его корпуса и гусеничной ленты с одного борта. Уцелевшая часть привода продолжала работать, а потому боевая машина врага развернулась на несколько градусов, подставляя под прицел и новый удар по нему броню меньшей толщины. Попадание вторым снарядом довершило дело. Немецкий танк еще раз встрепенулся и замер на месте. Люк на его башне распахнулся. Из него стал выползать, цепляясь пальцами за выступы на броне, немецкий танкист. Покинув корпус машины, он рухнул на землю рядом с ней и скрылся из вида, исчезнув в складках земли.

Валентин провел прицелом вправо вдоль шоссе и увидел, как два уцелевших немецких танка съехали с него в сторону поля и попытались скрыть свои бронированные тела за плотной пеленой густого черного дыма, источаемого горящей техникой. При этом они повернули свои орудия в сторону позиций, откуда по ним велся огонь, и периодически стали отвечать на него выстрелами, через короткие промежутки времени выезжая либо немного вперед, либо назад. Еще один танк спешно ретировался задним ходом, выйдя из зоны плотного огня, и скрылся в лесном массиве, откуда выходило шоссе. Бронетранспортеры успели развернуться, съехав на поле, и расположились за теми танками, что отчаянно прятались в дымовой завесе. Их стрелки время от времени поливали огнем из пулеметов край леса, откуда работали по немецкой бронированной колонне танкисты Красной армии.

– Что ж сорокапятки молчат? Им самое время сейчас ударить! – заворчал возле снайпера командир роты. – Корма и борта техники открыты. Все как на ладони. Только стреляй.

Едва он это произнес, как будто бы услышав его упреки в свой адрес, взвод противотанковых пушек, расположившийся слева от пехоты в трехстах метрах, куда проследовал некоторое время назад политработник, огрызнулся огненным залпом. Один из снарядов угодил точно в корму одного из бронетранспортеров, отчего задняя бронированная дверь его распахнулась и повисла на единственной уцелевшей петле. Прилетевший спустя секунды после нового пушечного залпа снаряд обездвижил стальную машину, разделавшись с ее ходовой частью прямым попаданием в одну из гусеничных лент. Третий снаряд со снопом разлетевшихся в стороны искр снес с крыши пулеметную установку. Поняв, что по корпусу их бронетранспортера пристрелялись артиллеристы и ведут по нему прицельный огонь, совершив уже несколько попаданий, немецкие солдаты начали в спешке покидать ее, стремясь спастись бегством. За их уничтожение принялись расчеты станковых пулеметов, расположившиеся рядом с позициями сорокапяток, очередной меткий выстрел которых добил вражескую технику. От нее повалил ввысь густой черный дым.

Еще несколько прицельно попавших снарядов разделались с одним из танков, пытавшимся отстреливаться в сторону позиций танкистов Красной армии в лесу слева от шоссе. Загоревшийся бронетранспортер сначала закрыл собой обзор Валентину. Но тому все же удалось разглядеть в оптический прицел винтовки результат работы артиллеристов окопавшегося недалеко от него орудийного взвода под командованием молодого лейтенанта. Немецкий танк получил несколько попаданий бронебойными снарядами, загорелся вместе с экипажем. Объятая пламенем бронированная машина дополнила общую картину результативного боя, ведомого из засады артиллеристами и танкистами. Участок шоссе и часть поля сбоку от него заполнились безмолвно стоящими на месте и чадящими боевыми бронированными машинами врага. Пылал у леса разбитый попаданием в него снаряда трактор-тягач. Лежала перевернутая взрывом пушка. На прибитой к земле сентябрьскими дождями, а потом скованной ночным морозом траве лежали десятки мертвых и умирающих от ран немецких танкистов и пехотинцев. Гремели разрывы уничтоженных огнем боекомплектов. Где-то все еще стреляли очередями пулеметы. Все слилось в единый шум и треск, единожды прерванный сильным взрывом от детонации снарядов в замкнутом пространстве танка.

– Как же они досюда дошли, если мы их так бьем! – с удивлением в голосе протянул тот самый солдат, который первым отреагировал на появление противника на шоссе.

– Разговорчики! – перебил парня командир роты, оторвавшись от наблюдения за полем боя.

– Сейчас сюда пойдут! – прервал его внезапно вернувшийся с позиций артиллеристов политработник. – Вот увидите, товарищ старший лейтенант. Так просто они не отступят. В обход попрут, через поле перед нами. Так что – к бою!

– Вас понял, товарищ старший политрук! – поднялся с его появлением ротный.

– Вон из той просеки вынырнут, вдоль леска за полем построятся, дойдут до нас и ударят по сорокапяткам. Земля сейчас на пашне твердая, морозом за ночь хорошо скованная. Их техника вполне ее пройдет и не увязнет, – приподнял перед собой бинокль политработник и добавил: – Готовьте гранаты, товарищ старший лейтенант. Не исключено, что и нам танки придется уничтожать.

– Уже приготовили. Каждому бойцу по две штуки выдано, – отрапортовал командир роты и скрылся где-то за деревьями, на ходу отдавая приказания и распоряжения своим солдатам.

– Вот так, Валентин, – негромко произнес политработник, с отцовской добротой в голосе обращаясь к молодому солдату. – Сейчас и тебе поучаствовать придется. Так что дыши ровнее, лови момент между ударами сердца и плавно нажимай на спуск. Твоя задача выбивать в первую очередь офицеров, пулеметчиков, связистов, корректировщиков огня и водителей техники.

– Понятно, – тихо ответил солдат, испытывая немалое волнение из-за предстоящего боя.

Отец парня когда-то давно участвовал в Русско-японской войне. Был простым солдатом в пехоте. Его ранили. Долго лечился, но смог почти полностью восстановить утраченное в боях здоровье и вернулся к своему обычному крестьянскому образу жизни в родной деревне. Завел семью, хозяйство, родил и воспитал детей. Мать Валентина стала его второй супругой после смерти первой. Она приняла двоих пасынков и падчерицу как своих собственных детей.

Отец почти никогда не говорил о своем участии в войне. И старался вообще, как казалось со стороны, не вспоминать о ней. Если когда и говорил, то больше на бытовые темы. Мог поведать о пережитых тягостях на маршах и переходах, когда, будучи солдатом, мог преодолеть за день не один десяток верст. И это при почти полном отсутствии нормальных дорог, да еще когда многое из своего скарба нес на себе.

А вот про бои с японцами да стычки с ними он ни разу не упоминал. И на все вопросы сына о них старался сразу уйти от навязываемого разговора, ловко менял тему беседы, отвлекал парня и занимал его внимание чем-нибудь другим. На этом основании Валентин имел представление о военных конфликтах лишь из скупых рассказов тех своих земляков и дальних родственников, кто прошел еще Первую мировую, Гражданскую да еще Советско-финскую войны. Кое-что давали для общего понимания просмотренные ни по одному разу популярные в народе кинокартины, привозимые в сельский клуб кинопередвижками. Но увиденное сейчас молодым солдатом в оптический прицел винтовки сравнить нельзя было абсолютно ни с чем. А потому у него внутри все сжималось от невиданного ранее волнения только от того чувства, что уже очень скоро ему самому предстоит стать участником всего того, что сейчас творилось всего в нескольких сотнях метров впереди.

– Цель я тебе укажу, – добавил к сказанному ранее политработник. – Твоя задача определить дистанцию, внести поправку в прицел, навести, выстрелить и тем самым уничтожить врага.

Солдат промолчал в ответ. Он посмотрел на своего собеседника и снова вспомнил умершего отца. «Вот бы бороду сейчас ему седую и пышную. Точно на батю моего был бы похож! Только глаза совсем не такие. Но взгляд тоже очень добрый», – подумал он.

– Товарищ старший политрук, смотрите вперед! Там такое! – прервал мысли парня голос одного из солдат.

Политработник направил бинокль вперед, туда, куда указывал рукой обратившийся к нему боец.

– Вот же так! А ведь прав я был. Где думал, там они и появились, – сосредоточил он взгляд на противоположной части впередилежащего поля, в той его окраине, где оно заканчивалось оврагом, на противоположной стороне которого виднелся редкий лес.

Валентин направил туда прицел своей винтовки и увидел скопление техники противника, преодолевавшей пологую часть оврага и взбиравшуюся на ту его сторону, где простилалось огромное вспаханное поле. Испуская густой дым от выхлопных газов, танки, тягачи и бронетранспортеры ползли вперед, потом сдавали влево и разворачивались, образуя единую линию построения.

– Не пройдут они там, товарищ старший политрук, – промолвил Валентин, не отрываясь от прицела. – Мороз всего ночь простоял. Корка ледяная на земле лишь поверху пошла, на два-три пальца в глубину все промерзло. А дальше влага, потому как дожди шли. А тут еще и пашня. У нее только комья, что помельче, от холодов прихватило. Гусеницы танков размолотят их и вязнуть начнут.

– Соображаешь, Валентин, молодец! – похвалил парня политработник и постучал ребром сжатой в кулак ладони по земле перед собой, комментируя свои ощущения: – Точно, как камень только сверху. Сразу видно, что ты сын трудового крестьянского народа. Городской человек и не понял бы, что к чему, а ты во как выдал. Не зря свою жизнь до призыва в деревне провел. С пользой для дела!

Молодой солдат никак не отреагировал на слова старшего по званию, решил, что тот сильно переигрывает с похвалой в его адрес.

Тем временем со стороны шоссе прогремел еще один сильный взрыв, а небо над ним украсили яркое пламя огненной вспышки и клубы едкого черного дыма.

– Боекомплект взорвался! – прокомментировал политработник, на несколько секунд переведя оптику своего бинокля в сторону скопления поверженной и пылающей гитлеровской техники. – Не меньше восьми-девяти единиц танкисты с артиллеристами намолотили с утра. Шоссе блокировали. Теперь его только после обеда немцы смогут освободить от своего хлама. Да и то если еще не получат по зубам.

– Приготовиться к бою! Подготовить гранаты, ввернуть запалы! Огонь вести прицельно, бить наверняка, подпускать противника как можно ближе! – кричал на бегу командир роты и следовал вдоль солдатских позиций.

– Ничего, ребятки, ничего! – вторил ему политработник, подбадривая бойцов. – За нами несколько танков стоят. Слева пушечная батарея. Она железо на себя возьмет, а на нас пехота останется. Целься лучше, и все будет хорошо. Разобьем врага, не пустим его к Москве!

Лежащие на земле солдаты замялись.

– Эх, на денек бы пораньше. Мы бы хоть окопаться успели, – тихо посетовал он и посмотрел на Валентина.

Тот не отрывался от прицела и наблюдал, как вражеская бронированная техника, испуская дым, быстро двигаясь, образует строй из почти десятка машин на краю дальнего оврага.

– Кажется, идут на нас! – срывающимся голосом произнес молодой боец.

– Спокойно, спокойно, Валентин. Дыши ровнее, наводи лучше, на спуск жми плавно. У тебя все получится. Настреляешь сегодня немцев полную кучу. Замучаются хоронить, – медленно проговорил политработник, не отрывая глаз от бинокля.

Растянув строй на пару сотен метров, немецкие танки и бронетранспортеры поползли вперед прямо по вспаханному полю.

– А ты прав, парень! – едва не воскликнул старший по званию. – Ледяную корку сверху они перемалывают, а дальше почти вязнут. Вон, от гусениц комья летят во все стороны. Верный знак, что застревать скоро начнут. Главное их сейчас закрутить. А потом можно бить, как стоящих на месте. Куда они денутся?!

В это время два идущих ближе к шоссе танка отделились от общего строя и направились в сторону взвода противотанковых пушек. Еще через полминуты они почти синхронно выстрелили из пушек. Следом ударили пулеметы. Начал бить стрелок с одного из крайних бронетранспортеров. Огонь велся по обнаруженным ранее позициям артиллеристов.

– Значит, нас пока они не заметили, – произнес политработник и добавил: – А вот лейтенанту сейчас туго придется.