Артиллерист промолчал в ответ, испытывая сильные муки от контузии. Видя его страдания, Валентин не стал дожидаться конечного результата боя маневренной тридцатьчетверки с немецкими танками. Он поднял солдата и повел в предполагаемом направлении расположения своей роты, чтобы передать его санитарам.

– А ты комиссара видел? – не удержался и спросил он артиллериста, когда они далеко отошли от места сражения бронетехники и до них перестали отчетливо доноситься звуки орудийных выстрелов. – Пожилой такой старший политрук. Лет пятидесяти, с пышными усами.

Он продолжал вести контуженного солдата и пытался выведать у того хоть какую-то информацию о судьбе политработника, опекавшего его в последнее время и находившегося рядом во время боя.

Уже не молодой, но довольно опытный военный, как человек, немало повидавший и познавший на своем веку, даже внешне напомнивший молодому солдату облик покойного отца, запал ему в душу. Поистине отеческая забота, неформальные разговоры с ним, основанные не на воинской тематике, а больше на жизненном опыте и наблюдениях, запали в душу парня.

– Неужели не видел? Он к вам должен был прийти в расположение, когда вас первый раз огнем накрыло, – пытался он выяснить у артиллериста хоть какую-то информацию об интересующем его человеке.

Солдат посмотрел измученным и уставшим взглядом на Валентина. Он явно ничего не знал о политработнике.

– Понятно, – последовал ответ бойца.

Он продолжил вести артиллериста в направлении позиций своей роты и по пути сожалел о том, что не попросил, не уговорил сержанта, назначенного старшим в разведку, пойти к тому месту на краю леса, где начиналось огромное пахотное поле и где состоялся бой взвода сорокапяток. Он хотел найти старшего политрука, увидеть того, надеялся застать живым, питал надежду на то, что тот вышел из боя, не погиб, не ранен, не попал в плен к врагу. Верил в то, что еще увидит пожилого политработника, что встретит того, когда вернутся в роту и сможет снова пообщаться с ним, поговорить, поделиться пережитым и увиденным.

Глава 2

– Соблюдать маскировку, никому не высовываться, отставить курение, огня без приказа не открывать! – пригнувшись и придерживая полы шинели, говорил быстро шедший по траншее командир стрелковой роты.

За ним поспевали ротный политрук и младший лейтенант – командир того самого взвода, позиции которого обходил в данный момент старший по званию.

Валентин проводил их взглядом. Он медленно повернул голову к оптическому прицелу своей винтовки, который тщательно замаскировал, прикрыв сверху ветками с желтыми, под окрас местности, сухими листьями. Отблеска оптики, по его мнению, не должно было быть. Ярко светившее несколько дней назад солнце скрылось за плотными серыми и низкими октябрьскими облаками. Немного потеплело. Только взамен с северо-запада подул холодный ветер, стало сыро, воздух наполнился влагой, а потому ночами солдаты мерзли, грелись у костров на передовой или посменно уходили для короткого отдыха и сна в крайние избы местных жителей, что были оставлены ими по приказу воинского начальства и распоряжению властей.

Оптика молодого солдата не подводила. Уже несколько минут он наблюдал вдалеке, у края того самого леса, с противоположной стороны которого состоялось несколько дней назад его боевое крещение, остановившуюся группу немецких мотоциклистов. Те достигли редких в том месте деревьев и начинавшегося широкого поля с уходящей по нему дорогой и не смогли дальше по нему двигаться из-за непролазной для их техники осенней грязи. Распутица, сырость и вязкий, липкий чернозем сделали свое дело. Вдобавок проселочные дороги были сильно разбиты гусеницами активно передвигавшихся по ним танков Т-34 и БТ-7, что несколько дней назад прибыли на ближайшую железнодорожную станцию, были сгружены там с платформ и уже успели провести несколько результативных и успешных боев.

Валентин с наслаждением вспоминал сражения с их участием, что воочию наблюдал сам трижды всего за один день или даже за пару часов. Два десятка единиц вражеской техники уничтожили храбрые танкисты и артиллеристы прямо на его глазах. Орудийные выстрелы, рев моторов, удары снарядами по броне, взрывы, всплески языков пламени четко запечатлелись в его памяти. Он охотно делился своими впечатлениями с товарищами, рассказывал в деталях, как ловко и быстро крутилась на краю леса возле шоссе тридцатьчетверка, то и дело метко и результативно стреляя по врагу из пушки. Рассказывал, сопровождая свои слова жестами, о том, как взрывались и горели немецкие танки и бронетранспортеры, как охватывало их пламя и окутывал черный смолящий дым.

Многие его товарищи не видели всего того, что довелось наблюдать Валентину лично. Кто-то из-за страха в первом бою не поднимал головы из укрытия, вжимался всем телом в землю и ждал, когда все закончится. Не всем пришлось пойти по приказу командира взвода в разведку с ним и сержантом, которым выпало стать свидетелями огненной схватки тридцатьчетверки в одиночку сразу против двух немецких танков и выйти из боя с победой. Только ему одному по стечению обстоятельств довелось видеть сражение на шоссе, где была остановлена и почти полностью уничтожена вражеская бронированная колонна.

Сейчас Валентин наблюдал с помощью оптики прицела своей винтовки за действиями немецких мотоциклистов, техника которых не одолела осенней распутицы и завязла в дорожной грязи. Оставив свои трехколесные машины, гитлеровцы перебрались на окраину леса и в бинокли рассматривали подступы к открывшемуся их взорам населенному пункту, окраина которого начиналась с противоположной стороны разделенного неглубоким оврагом поля перед ними. Не менее получаса они бороздили взглядами открывшуюся картину, разместившись за деревьями, где развернули походную рацию и, по всей видимости, сообщали данные разведки своему командованию.

Именно по этой причине, как только было доложено о появлении вражеской передовой команды на мотоциклах, командиры на местах объявили о мерах соблюдения маскировки, запретили все перемещения, разведение костров и курение. Из окопов за противником вели наблюдение только дежурные передовые посты и снайперы.

Немного дальше, в просвете между деревьями, за которыми стояли вражеские мотоциклисты, Валентин заметил еле видимое вдалеке движение техники. Его глаза сумели поймать мелькнувший у горизонта вражеский танк.

– Товарищ младший лейтенант, – позвал он к себе командира взвода, который, судя по доносившемуся до бойца голосу, находился где-то рядом.

Взводный отреагировал на жест солдата и прильнул глазами к биноклю, осторожно выглядывая из укрытия.

– Молодец Сафронов, – похвалил он Валентина. – Сразу видно, что охотником был до призыва. Заметил врага на дальних подступах.

– Это прицел оптический, товарищ младший лейтенант, – ответил взводному молодой солдат. – Невооруженным взглядом так далеко не достать.

– Раз, два, три, – вполголоса считал тот, не отрывая глаз от окуляров бинокля, – кажется, четыре вижу. Танки подходят.

Он взглянул направо, туда, где позиции стрелковой роты огибал далеко растянувшийся овраг. С той стороны его пересекала по невысокой насыпи дорога, что соединяла окрестные деревни и села, а также земли и угодья близлежащих колхозов с районным центром, оборона которого и являлась главной боевой задачей собранных в этом районе воинских подразделений.

– Дорога их цель, – пробормотал взводный. – Перед нами овраг. За нашими спинами деревенька, а в семи километрах дальше уже начинается город. Овраг минуют, деревню возьмут, а там им прямой бросок по шоссе останется сделать. В этом случае придется драться в уличных боях. И если не сдюжим, то для врага откроется прямой путь на Тулу, а там и до Москвы рукой подать. Понял, Сафронов?

– Так точно, – с грустью в голосе выдавил из себя Валентин, осознавая, какая ответственность ложится на него и его товарищей в боях за тот рубеж, оборону которого они сейчас осуществляют.

– Продолжай наблюдение, а я к ротному, – опустил бинокль командир взвода, повернулся и, хлюпая сапогами по жиже, наполнившей дно траншеи из-за промозглой погоды, направился в сторону ротного командного пункта.

– Есть! – негромко ответил Валентин и снова прильнул глазом к прицелу своей снайперской винтовки, стараясь уловить движение техники противника, которая разворачивалась в эту минуту где-то близко к видимому горизонту, далеко за пределами широкого оврага, что растянулся в обе стороны перед позициями его стрелковой роты.

Через некоторое время возле него снова появился командир взвода.

– Докладывай, Сафронов, – коротко произнес он.

– Пять танков и до трех бронемашин. В полутора километрах от нас остановились. За деревьями их не видно, товарищ младший лейтенант. Но справа от них я заметил в воздухе дымок от выхлопных газов. Кажется, что противник на технике сейчас движется в нашу сторону. Только количество машин я определить пока не могу.

– Молодец, боец Сафронов, – нахмурился, но все равно похвалил взводный Валентина и прильнул, как и раньше к биноклю, стараясь отыскать с его помощью увиденный молодым солдатом танк или бронетранспортер, отделившийся от основной группы немецкой бронетехники и предположительно следовавший в направлении позиций бойцов Красной армии.

Звук приближающейся к оврагу машины и вскоре ее появление не заставило себя долго ждать. На дороге появился вражеский танк. Пехоты на его броне видно не было. Была только открыта крышка люка на командирской башенке, из-за которой виднелись голова и плечи немецкого танкиста.

– Разведку немцы выслали вперед, – пробормотал взводный. – Только не мотоциклистов или бронетранспортер отправили, и не легкий танк, а средний. Вон, видно, пушка короткая, ствол толстый. Семьдесят пять миллиметров калибр. Броня толстая. Боятся нас. Дали им наши танкисты с артиллеристами прикурить на шоссе пару дней назад. Нажгли техники.

Валентин все то время, что говорил командир его взвода, внимательно смотрел в прицел. Он прикинул в уме расстояние, быстро просчитал упреждение и моментально завелся от возможности сделать именно сейчас меткий выстрел по врагу.

– Товарищ младший лейтенант, – обратился он к взводному, – разрешите танкиста на башне…

– Отставить, Сафронов! – перебил парня взводный. – У нас приказ! А это едет разведка. Пусть себе катится по дороге. Там дальше танк встретят как надо.

Валентин от досады плотно сжал губы. Он был уверен в метком прицельном выстреле, который мог сделать. В его силах было достать из винтовки немецкого танкиста. Но приказ нарушать было никак нельзя. Взводный осек его и не дал вмешаться в планы командования.

– У тебя, Сафронов, возможности набить гадов фашистских еще много будет. Бой предстоит жаркий, – произнес младший лейтенант. – Тебе, как снайперу, нужно в первую очередь выбивать офицеров, пулеметчиков, связистов. Сейчас их сюда много набежит.

Валентин и его командир встретились глазами.

– Вот и работай, – продолжил тот. – Только старайся каждый раз менять позицию. Не забывай о маскировке. Побольше перемещайся по траншее. И не робей. Тебя товарищ старший политрук многому успел научить. Два дня назад ты уже открыл свой счет. Вот и продолжай так же.

Валентин снова плотно сжал от досады губы. Он вспомнил своего наставника – пожилого политработника, о судьбе которого никто в подразделении ничего не знал. А сам он видел того в последний раз уходящим по краю леса в сторону расстреливаемого врагом взвода противотанковых пушек, что вел бой с немецкой бронетехникой слева от них, в том самом бою, когда была разгромлена на шоссе большая наступающая фашистская колонна.