– Кто же хотел убить Рафферти? – задумчиво протянула Мэри, глядя на двух старушек, пересекавших улицу по направлению к парку. На обратном пути они обязательно заглянут, чтобы купить кукурузный хлеб и пару тарталеток.

– А это точно была не ты? – хмыкнула Бет.

– Думаю, я бы это запомнила.

– Чтобы Эббот от тебя отстал, надо просто предоставить ему алиби, – веско сказала Бет. – С этого обычно начинается разработка подозреваемых.

Мэри пожала плечами:

– Алиби, кажется, нет. Я была ночью дома и спала. Это мог бы подтвердить только Маффин, но он не умеет говорить – только есть, спать и бить посуду.

– Жаль.

– Ну извини, кто же знал, что мне понадобится алиби? Знала бы – устроила пробежку по городской площади и била бы половником по кастрюле, чтобы меня все видели.

В эту секунду звякнул дверной колокольчик, и в дверях появился Эммет Сандерс – давний друг Мэри.

Эммет занимал два верхних этажа над пекарней и был самым преданным поклонником ее знаменитых тарталеток. Каждое утро он появлялся на пороге «Сладких грез» в своем неизменном зеленом пиджаке, который умудрялся сочетать с рубашками и брюками всех цветов. Эммет был дизайнером интерьеров, но также неровно дышал к миру моды. Весь город терялся в догадках, где он брал клиентов, поскольку народ в Уиллоу-Брук был консервативен и очень редко менял обстановку, а новых жителей в городке появлялось не так уж много. Только Мэри и Бет знали, что Эммет изредка брал заказы в Лондоне, а в остальное время жил на деньги, полученные в наследство от отца. Тот был известным ресторатором и любителем экстремальных видов спорта. Когда в свои 73 года он сорвался в пропасть, в одиночку покоряя Эверест, Эммету, как единственному сыну, досталось целое состояние. В принципе, он мог бы никогда в своей жизни больше не работать, но из любви к своей профессии соглашался время от времени на переделку интерьеров для богатых актрис или биржевых акул, которые с восторгом принимали его сумасшедшие идеи вроде бассейна в гостиной или кроватей с балдахином из соболиных шкур. В Уиллоу-Брук никто и не догадывался об этой стороне жизни Эммета Сандерса. Для всех местных жителей он был безобидным милым чудаком, который, очевидно из нужды, постоянно носил один и тот же пиджак. И только Мэри знала, что эта часть гардероба всего лишь элемент эпатажа, а в шкафу у друга висело целых десять одинаковых зеленых пиджаков.

Эммет перебрался в Уиллоу-Брук, погнавшись за модой на провинциальную тишину и пасторальность, которая охватила богему лет десять назад. Дизайнеры, художники, музыканты и завсегдатаи клубов потянулись из Сохо за город – искать вдохновение в старинных поместьях и заросших прудах. Волна этой моды подхватила Эммета Сандерса, выдернула его из теплой постели в его модной квартире на улице Манетт и перенесла в сонный и тихий Уиллоу-Брук, где на одной из улиц его агент по недвижимости нашел прелестную квартирку напротив совершенно прекрасного городского парка. Однажды Эммет появился на Гринлейн, прикатив на такси к дому номер десять, и первым делом направился не в квартиру наверху, а прямиком в пекарню Мэри. Странноватый приезжий объяснил это тем, что прежде, чем снять жилье, он должен убедиться, что пекарня внизу соответствует его требованиям. Да, особо въедливые читатели могли бы указать Эммету на некоторое несоответствие его желания познать простоту захолустья и сохранить при этом столичный комфорт, но простим нашему герою его ветреность. Тем более что он был так покорен выпечкой Мэри и неторопливым течением жизни среди холмов Нортгемптоншира, что решил остаться здесь навсегда. Теперь Эммет появлялся в Лондоне нечасто – для того, чтобы принять отчеты у управляющих ресторанным бизнесом и отреставрировать недвижимость очередной поп-звезды-однодневки.

– Всем доброе утро! Доброе утро, мои дорогие! – пропел Эммет, который любил эффектное появление. Он протанцевал к столику, за которым сидели Мэри и Бет, но, увидев их задумчивые, невеселые лица, остановился в недоумении.

– Это что за настроение? Нет! С таким настроением жить невозможно! Милые мои дамы, почему вы грустите?

– Ты что, новости не слушаешь? – ответила Бет, ковыряя ложечкой кофейную пенку, осевшую на стенках чашки.

Эммет рухнул на соседний стул и распахнул пиджак, чтобы его животу, обтянутому бледно-лимонной рубашкой, было комфортнее. В ноябре дизайнеру должно было стукнуть пятьдесят, и он уже не был в той прекрасной форме, как когда-то давно. Будем честны, потере Эмметом талии во многом способствовала выпечка Мэри, потому что ни дня не проходило без того, чтобы он не заглянул на огонек.

– Какие новости уже успели вас ошарашить? – бодро поинтересовался дизайнер. – Я только что встал, нигде еще не был, ничего не знаю.

– Сегодня ночью кто-то напал на Гленна Рафферти и ударил его по голове, – ответила Мэри.

Эммет вытаращил глаза:

– Господи! Как это напали? Он жив?

– Пока жив, его увезли в больницу Сент-Джеймс.

Эммет обвел присутствующих недоуменным взглядом и осторожно поинтересовался:

– А вы почему такие грустные? Если я правильно понимаю, Рафферти настигла госпожа Карма. Не хочу показаться жестоким и смеяться над этим болваном, но давайте будем честны, этот противный тип получил по заслугам. Разве нет?

– Я согласна! – заявила Бет. – Но дело в другом. Констебль подозревает Мэри!

Эммет даже вскочил с места, едва не опрокинув столик. Подруги в последний момент успели подхватить чашечки.

– Как это, подозревает Мэри? Он что, идиот?

Мэри вздохнула, но ничего не ответила.

– Да кто угодно мог это сделать. Подозреваемых – целый город!

– Констебль считает, что у меня был мотив, – проговорила Мэри, вытирая салфеткой пятно от пролитого кофе.

Эммет опустился обратно на стул.

– Но кто угодно мог желать ему зла. Проще найти в этом городе тех, у кого не было мотива. Рафферти – чемпион по обретению врагов. Вспомните, например, миссис Окли, которую он довел до слез, когда ему не понравился цвет ее входной двери. Этот идиот требовал все перекрасить, чтобы не портить «благородный вид Далтон-стрит».

– Да уж, – хихикнула Бет, – миссис Окли до сих пор выглядывает из-за угла, чтобы проверить, нет ли поблизости Рафферти.

– А этот несчастный мальчик, Крис Коннели, – возбужденно продолжал Эммет, – наглец на глазах ребенка отобрал у него мячик и проткнул его, чтобы тот не стучал о мостовую и не мешал ему отдыхать после обеда.

Мэри кивнула:

– Все так, Рафферти – противный тип, который многим тут насолил, но ты не знаешь главного…

– Чего я не знаю?

– В рот этому кретину запихнули одну из тарталеток Мэри! – подхватила Бет.

На лице Эммета отразилась самая разнообразная гамма чувств: от искреннего удивления до возмущения и ярости.

– Этого же не может быть! – воскликнул он.

– Очень даже может.

– Но ты же этого не делала!

Мэри улыбнулась:

– Да, но, похоже, констебль не отстанет от меня, причем другие подозреваемые его не волнуют. Тарталетка – это, по его мнению, прямое указание на то, что я замешана. А алиби у меня нет.

Бет грустно посмотрела на Эммета:

– Девушка была дома одна. Вот он – побочный эффект одиночества. Никто не подтвердит полиции, что ты мирно спала у себя в кровати, а не бегала по городу, молотя кулинарных критиков по голове.

– Так, дорогая! – решительно произнес Эммет. – Мы обеспечим тебе алиби, и пусть этот констебль катится куда подальше.

Мэри рассмеялась:

– Что ты такое говоришь, дружочек?

– Скажи полиции, что ты была со мной!

Мэри и Бет дружно рассмеялись. Эммет нахмурился.

– Не вижу в этом ничего смешного.

– Это же неправда, милый. – Мэри погладила Эммета по руке. – Во-первых, нам никто не поверит. А во-вторых…

– А во-вторых, – встряла Бет, – это преступление. Дача заведомо ложных показаний. Герой моего романа «Страсть на дне могилы» на этом и погорел.

Эммет обиженно дернул щекой.

– Почему это никто не поверит? Неужели так сложно допустить, что у нас может быть роман? По-моему, как раз легко.

Мэри было очень приятно, что друг старается ей помочь, но на такую жертву она была не готова пойти.

– Дорогой мой, я бы никогда не воспользовалась твоим роскошным предложением, потому что Бет права – если правда выйдет наружу, тебя арестуют. Кроме того, констебль догадается, что мы его обманываем, ведь я уже разговаривала с ним и заявила, что была одна. Если ты прибежишь к нему и начнешь убеждать, что мы провели ночь вместе, его это явно не убедит. К тому же все знают, что мы с тобой большие друзья и ты пойдешь на многое, чтобы отвести от меня подозрения. Ну и наконец, этого несчастного критика кто-то действительно пытался убить. Дело в том, что настоящего преступника никто, похоже, искать не собирается. Значит, мне самой надо это сделать!

Бет аж зажмурилась от удовольствия:

– Мы проведем свое собственное расследование! Это будет потр-р-р-рясающе!

Эммет выглядел опечаленным, но возразить ему было нечего. Чтобы утешить друга, Мэри угостила его свежей ежевичной тарталеткой: Эми как раз выложила на блюдо в витрине свежевыпеченную партию. Дизайнер расцвел от удовольствия. Ежевичные тарталетки Мэри были, пожалуй, вторым весомым аргументом, удерживающим его в Уиллоу-Брук десятый год подряд. А в том, что было первым, он боялся признаться даже самому себе.

– С чего начнем расследование? – Бет потерла ладошки и вопросительно взглянула на Мэри.

– С того же, что и Эббот. С подозреваемых, – ответила та. Бет достала вездесущий блокнот, который всегда таскала с собой, чтобы записывать идеи, способные прийти в голову в самое неожиданное время и в самом неожиданном месте.

– Пиши «Подозревается весь Уиллоу-Брук!» – торжественно провозгласил Эммет, но получил от Бет блокнотом по голове и снова принялся за тарталетку.

– Тут вот в чем дело, – медленно произнесла Мэри, которая пыталась осмыслить свои выводы, – тот, кто напал на Рафферти, по сути, сам сузил круг подозреваемых. Ведь ему в рот засунули именно мою тарталетку. Значит, нападавшим был тот, кто хотел меня подставить.

– Или тот, кто хотел отвести от себя подозрение, – добавила Бет. – Все знают про ваш конфликт, значит, лучшего способа «перевести стрелки» не найти. И, кстати, паршивец добился своего.

– Да уж. Кажется, я серьезно влипла, – согласилась Мэри. – Но если он даже и хотел просто отвести подозрение, вряд ли он выбрал меня просто так. И потом, надо разобраться, для чего кому-то вообще пытаться убить Рафферти. Допустим, он насолил всему городу. Но разве это повод для покушения? Нет, обида тут должна быть посерьезнее.

– Может, этот кто-то и не хотел убивать Рафферти, – высказался Эммет. – Вдруг все произошло случайно?

– Ага! – хмыкнула Бет. – И тарталетка случайно залетела ему в рот?

– Ну мало ли как это могло произойти. Может, он ее просто ел. Может, он жевал, упал и ударился головой о дорожку. На мой взгляд, все это чистой воды случайность.

– Ага. Ночью. Решил поесть на улице мои противные тарталетки. Нет, Бет права. Ничего случайного тут нет, – кивнула Мэри, – преступник ненавидел либо Рафферти, либо меня. Так что надо копать в этом направлении.

– Тогда приступим! – Бет раскрыла блокнот, и ее рука замерла над листком. – Кто у нас первый в списке?