Боги, боги, за что вы сделали Дев из стали, а нас – из плоти и крови!

На словах план Масида выглядел просто: зайти, забрать у своего человека список имен и выйти.

«Зачем столько предосторожностей? – спросил у него тогда Эмре. – Это же привлечет внимание, и Короли поймут, что мы что-то замышляем».

Масид погладил длинную раздвоенную бороду и снисходительно глянул на него.

«Пусть сейчас это кажется глупым и рискованным, но мы все делаем правильно».

Глядя, как Дева гонится по крышам за Илиамом, Эмре подумал, что Масид был прав.

Он натянул тетиву, прицелился Деве прямо в грудь, но Илиам выхватил нож и тут же упал, не успев увернуться от подсечки. Эмре опустил лук, когда узнал ее, Деву. Улыбка Тулатан, это же Чеда! Он был уверен!

Нервный смешок вырвался из горла. Эмре готов был убить любую Деву, кроме нее. И отдать им Илиама нельзя – Масид ясно дал это понять. Защищать Илиама и Мелека, но убрать, если Девы или Серебряные копья их схватят.

Чеда подняла пленника, выкрутила ему руку. Еще немного – и они спрыгнут, тогда шанс будет утерян. Вновь вернулся застарелый страх, оцепенение, как в тот миг, когда маласанский пес убивал Рафу, брата. Но на этот раз он боялся не за себя, а за Чеду – от одной мысли о том, чтобы убить ее, навредить ей, прошибал холодный пот.

Эмре моргнул, затряс головой. Хватит бояться. Ты родился заново, и пути назад нет.

Отточенным движением он поднял лук, натянул тетиву и выстрелил, тут же наложил новую стрелу и выпустил прежде, чем долетела первая.

Третья стрела не понадобилась – обе вошли глубоко в грудь Илиама. И, как бы Эмре ни старался нарастить вокруг сердца броню, сожаление вонзилось в него ледяным ножом.

Он знал Илиама, и знал хорошо. Они рассказывали друг другу истории у огня, готовили вместе. Несколько раз Илиам защищал Эмре от других скарабеев, не доверявших новичку. А теперь этот «новичок» выпустил две стрелы ему в грудь. Убил его. Пусть по приказу, но разве от этого легче?

На мгновение он почувствовал себя хуже маласанского пса.

Чеда обернулась к нему, застыла. Подбежать бы сейчас к ней, обнять, увести из Обители! Хотя бы просто поговорить… Но он не мог. Как и она не смогла бы уговорить его покинуть Воинство Безлунной ночи.

Снизу раздался пронзительный свист, и Чеда отвлеклась. Эмре не стал ждать: спрыгнул с крыши и затерялся в переулках Отмелей.

* * *

Дюжины огромных складов стояли бок о бок в круглящейся полумесяцем южной гавани Шарахая. Порой грузы в них не застаивались и на час, тут же переходя из рук в руки купцов, сошедшихся лично или через шарахайских посредников. Порой лежали неделями, дожидаясь, пока начальник каравана выберет момент, чтобы сбыть их по лучшей цене.

Среди них ютилось несколько шумных аукционных домов для местных торговцев и не менее шумных, да еще и вонючих, загонов для скота. Носильщики, как муравьи, сновали с тележками от причалов и обратно, купцы и матросы суетились на складах, устраивая свое добро, сквозь плотную толпу протискивались продавцы еды, впереди, уговаривая прохожих попробовать что-нибудь «лучшее в Янтарном городе», бежали их детишки.

Гавань гудела как улей, полнилась звуками, запахами, языками и потому оказалась идеальным местом для встреч Воинства – так шумно, что даже Королю Шепотов не расслышать их разговора. Эмре подозревал, что даже Король Юсам ничего не смог бы понять, покажи ему колодец портовую сутолоку.

Однако таилась тут и опасность: через гавань потоком текли деньги, и Серебряные копья слетались сюда как мухи на мед, принюхиваясь, где бы урвать и кого бы покарать. Они разгоняли толпу, словно соколы стаю скворцов, и порой у них даже получалось предотвращать преступления.

К вечеру гавань постепенно затихала, но, проходя мимо доков, Эмре заметил шестерых стражников. Некоторых он знал: Воинство платило им, чтобы они закрывали глаза на Эмре и остальных. Но всех не подкупишь – слишком много их товарищей пало от рук Воинства. К тому же Серебряные копья верны были Королям и своему командиру, среди них трудно было найти тех, кто польстится на деньги.

Эмре побродил немного, сбрасывая возможный хвост, и, убедившись, что за ним никто не следит, вернулся к маленькому складу с прилепившимся к стене загоном для скота. Он перепрыгнул через забор, распугивая свиней и стараясь не вляпаться в их дерьмо, и вошел на склад. Вонь ударила в нос. Он ненавидел ее, но не из-за отвращения, а из-за воспоминаний о работе на скотобойне. То были темные дни, он пытался обуздать ненависть к себе, забыться в работе… и не смог. Он винил себя в смерти Рафы, а вонь напоминала ему об этой вине.

Внутри, в стойлах, стояли несколько каимирских рабочих лошадок. Мускулистый конюх как раз чистил одной из них копыта, но, заметив вошедшего, недобро уставился на него.

– Однажды дюны переменятся, – сказал Эмре. Обычная присказка среди Воинства, намекавшая, что настанет день, когда Короли падут. Конюх кивнул и указал скребком на дверь в подвал.

Спустившись по ступеням, Эмре оказался в комнатушке, освещенной одиноким фонарем. Под ним сгрудились семеро мужчин и женщин – половина из Училища. Благодаря им Мелеку с Илиамом удалось раздобыть сведения.

Мелек, вернувшийся раньше всех, выглядел обеспокоенным. Эмре замутило. Он хорошо умел подавлять и скрывать свои чувства, но вина и сожаление нахлынули на него теперь сильнее, чем в тот миг, когда он стрелял в Илиама. Убеждай себя, не убеждай – он отнял жизнь друга.

Хамид, сидевший в темном углу, бросил на него сонный взгляд из-под век и указал на место рядом с собой.

– Рассказывай, – велел он. Остальные придвинулись ближе.

Эмре рассказал о том, что увидел с башни, о погоне, о том, как застрелил Илиама. Все время он пристально смотрел в глаза Мелека, не желая скрывать от него правду. Илиам был его братом, Мелек это заслужил.

– Скорблю о твоей утрате, – закончил Эмре.

Мелек сглотнул и кивнул, вытер слезы рукавом.

– Этот упрямый ублюдок все равно не сдался бы.

«Возможно», – подумал Эмре, но боль сделалась лишь сильнее.

Из всех только Мелеку повезло. Он вытащил из-за пазухи свиток из папируса и передал Хамиду. Тот придвинулся ближе к фонарю, пробежал взглядом по строчкам.

– Очень хорошо. – Он окинул взглядом собравшихся. – Ради этого мы и рисковали своими жизнями. За это погиб Илиам. Пусть на душе тяжело, это правильная тяжесть, ведь мы выполнили сложную работу. Теперь идите. – Он указал в сторону лестницы. – Семь дней никаких связей с командирами.

Один за другим заговорщики ушли, пока не остался лишь Эмре. Хамид окинул его пустым взглядом.

– Хочешь узнать, что принес Мелек? Я не могу тебе сказать.

– Я не за этим остался, – возразил Эмре, хотя, по правде сказать, ему было любопытно, ради чего погиб Илиам. – Его поймала Дева. Поэтому пришлось его застрелить.

Хамид спрятал свиток за пазухой. В его глазах наконец зажегся интерес.

– Это была Чеда, верно?

Эмре опешил.

– Как ты…

Хамид задул фонарь и, взяв Эмре за рукав, потащил к выходу.

Снаружи сумерки опустились на пустыню, первые звезды заблестели на синем бархате небес.

– Я же вижу, когда ты в облаках витаешь, Эмре.

– Я нигде не витаю. Беспокоюсь о ней, вот и все.

Они свернули на юг, прошли мимо складов.

– Знаю, вы были близки, но она выбрала свой путь. Что толку теперь о ней волноваться? Это тебя только отвлекает. Эмре, в нашей игре цена ошибки – не отрубленный стражниками палец и даже не рука. На кону твоя жизнь или, что еще хуже, беседа с Королем-Исповедником. Перестань беспокоиться о Чеде и начни беспокоиться о нас.

Эмре фыркнул.

– А что о нас беспокоиться? Мы только и делаем, что прячемся и бегаем от Королей.

Хамид пожал плечами.

– Отступить – не значит проиграть.

– Все, что мы устроили во дворце Кулашана, было впустую. Хамзакиира похитили у нас из-под носа, а Короли с тех пор лютуют все сильнее.

– Они берут только исполнителей, которые ничего не знают. Мы пострадали меньше, чем могли бы.

– И что получили взамен?

– Кто тебе сказал, что всегда нужно получать что-то взамен? Это война. Мы сражаемся, порой теряем товарищей, но в конце концов победим.

Хамид выглядел непривычно довольным и уверенным, будто знал что-то, что Эмре неведомо. Он скрывал свои чувства куда лучше, чем в детстве, но Эмре все равно подмечал знаки.

– Что-то случилось ведь.

Хамид пожал плечами.

– Сегодня мы узнали больше, чем знали вчера.

– Что-то еще.

Хамид едва заметно улыбнулся.

– Давай, говори.

– Наше путешествие во дворец Кулашана оказалось… Не таким уж бесполезным.

– Хамзакиир?

Хамид не сказал ни слова, но по его многозначительному молчанию Эмре все понял.

– Он нашелся?

Хамид сделал странный жест: то ли кивнул, то ли пожал плечами. Эмре указал ему на грудь, на спрятанный за пазухой лист.

– Это он попросил, так?

– Ничего в Аль’афа Хадар не делается без ведома Исхака, нашего лидера.

Эмре все понял. Хамзакиир вернулся и держит совет с Исхаком, отцом Масида.

– Но Училище…

– Скажи, Эмре, если бы ты хотел ударить Королей побольнее, куда бы ты целился?

К чему он ведет?

– В их сыновей и дочерей.

Хамид улыбнулся.

– А еще?

«Стальные девы» – вот самый очевидный ответ. Первородные дочери, гордость Королей. Однако достать их было трудно. Эмре встречал в Воинстве умелых бойцов, но в пустыне не было равных Девам: они не просто сражались – они упивались битвой. Даже Масид скрепя сердце признавал их превосходство. Эмре сомневался, что после жесткого ответа Королей на убийство Кулашана Воинство готово напасть на Дев. Но если не на них, то на кого же?

Ответ был прямо перед ним.

– Мы нацелимся на их лучшие умы.

– Так же, как они на наши.

Значит, Хамзакиир решил уничтожить ученых. Эмре в своей жизни видел не так много тех, кто смог поступить в Училище, не то что стать ученым. Но, как и многие шарахани, считал это призвание благородным.

– Ты уверен, что это правильно?

– Практически все в Училище – богатеи, – бесстрастно ответил Хамид. – Дети благородных семейств, потомки аристократов. Было бы кого жалеть.

Он был прав. Каждый год несколько студентов из бедных кварталов удостаивались мантии ученого, но пробиваться им становилось все сложнее.

– Было бы кого жалеть, – эхом откликнулся Эмре. – Можно вылавливать их по одному.

Хамид ухмыльнулся.

– По одному.

Глава 12

Когда земля загудела, словно боевые барабаны, Рамад понял, что смерть приближается, но как бы он ни пытался освободиться, его тело отказывалось подчиняться. Так он и стоял рядом с Мерьям и Алдуаном, неподвижный, словно камни, разбросанные вокруг.

На западе догорало солнце, рассеивая последние брызги света, как раскаленную медь. Небо наливалось лиловым синяком, напоминало о боли и пытках. Черная фигура приближалась широкими скачками, камешки и песчинки подскакивали на гладкой пустоши в такт грохоту копыт.

Рамад продолжал бороться, пытался выбраться, отогнать страх. Заставить себя говорить, чтобы выторговать у эрека хотя бы Мерьям или Алдуана…

Гулдратан приближался, пригнув голову, словно волк, преследующий добычу: чудовище в короне из шипов, черное и гладкое, с раздвоенным хвостом, извивающимся, будто змея, рисующим гипнотические узоры все быстрее и быстрее…

В десяти шагах он остановился, обошел «подношения» по широкой дуге и наконец приблизился к Мерьям, склонился над ней, раскинув руки.

– Вот как? Пришла ты без защиты?

Мерьям не ответила, но Рамад слышал, как быстро она дышит, словно загнанный заяц.

Гулдратан перешел к Рамаду, опустил голову, глядя ему в глаза. Рамад чувствовал на лице его ядовитое дыхание, но не мог ни отвести глаз, ни оглянуться.