Хамзакиир медленно поднял голову. Лицо его было наполовину скрыто свисающими седыми прядями, взгляд будто искал что-то… и остановился наконец на Мерьям.

– Так-так… – прохрипел Хамзакиир непослушным от долгого молчания голосом. – Дитя Каимира…

– У меня была причина искать тебя, Хамзакиир. Хочешь ее узнать?

– Кто же говорит со своими пленителями на равных? Отпусти меня, Мерьям шан Алдуан, тогда и поговорим. Если же не отпустишь, я освобожусь сам.

– Слушай меня, – приказала Мерьям. – Слушай…

Она говорила еще что-то, но Рамад не мог различить ни слова. Голова кружилась, тяжело было даже стоять на ногах. Он задышал глубже, чувствуя, как два сознания крепко сплетаются в нем. Удалось ли Мерьям задуманное? Она ведь столько старалась, билась в одну и ту же стену неделями, а затем сменила тактику… Настойчивая Мерьям. И этот блеск в ее глазах… будто она радовалась чему-то, но не хотела, чтобы он знал.

Ощущая, как опускаются тяжелые веки, Рамад обернулся к Хамзакииру. Тот выпрямился в кресле и выглядел живее, чем раньше. Теперь он говорил что-то, а Мерьям увлеченно слушала. Дана’ил в ужасе потянулся за ножом и уже хотел вонзить его в грудь Хамзакиира, но почему-то передумал. Он взглянул на Рамада молящим взглядом, прося сделать что-то, осознать опасность, но Рамад не двинулся с места, пока Хамзакиир не попросил его расстегнуть ремни.

Этого нельзя было делать – Рамад знал. Но отчего-то повиновался, и это было неправильно… но почему – он не мог осознать, будто на его разум набросили покрывало. Хамзакиир потребовал еще чего-то, но чего – Рамад не понимал. Только помог ему выбраться из кресла и вывел из темницы. Проводил в свои покои, где уложил в постель и прикрыл одеялом, как любимого дедушку, который приболел.

– Теперь иди, – мягко велел Хамзакиир. – Мне нужно передохнуть, разбуди меня завтра. Прежде чем мы вернемся в пустыню, нужно подготовиться. Возвращайся к своей сестре. – Он улыбнулся и потрепал Рамада по окровавленной руке. – Она наверняка замерзла. Мы же не хотим, чтобы она простудилась?

Рамад кивнул и, поклонившись, вышел.

Он вернулся в темницу. Мерьям сидела на своем месте, уставившись на пустое пыточное кресло. Кажется, раньше там кто-то сидел…

На полу лежал какой-то человек. Рамад окинул взглядом его погасшие глаза, нож в безвольной руке, внутренности, вывалившиеся из зияющей раны на животе. Странно, что он тут делает, почему разлегся вот так? Лицо его казалось знакомым, но Рамад никак не мог вспомнить, кто это. Верно, какой-то вор, заслуживший наказание.

Он обернулся к Мерьям.

– Что я наделала… – прошептала она дрожащими губами.

– Что, прости?

Мерьям подняла на него глаза. Она будто поняла что-то… но вспышка осознания угасла.

– Мне очень холодно. Прошу, отнеси меня наверх.

– Конечно, – ответил Рамад и взял ее на руки.

Глава 3

Над Шарахаем раскинулось яркое синее небо. Чеда спускалась по Дороге Королей, верхом на Искре, прекрасного медного оттенка гнедой с золотистым хвостом и гривой.

Три недели прошло с провальной попытки убить Королей – пролетело в веренице событий. Наставницы допросили ее о той ночи, и незатейливая история их полностью удовлетворила: она вышла на прогулку, услышала колокола и прибилась к ближайшей длани. Многих Дев также допрашивали, но что они поведали, Чеда так и не узнала.

Жизнь шла своим чередом. Погибшей от стрелы Деве устроили поминальную ночь: все, кто знал ее, пели песни, рассказывали истории у костра. Тем и закончилось. Хоть Копья и прочесывали город в поисках убийцы, но, как слышала Чеда, не слишком лютовали.

Были только две причины, по которым Короли захотели бы замять дело об убийце, проникшем в Закатный дворец. Первая, самая очевидная: Короли не желали сразу после смерти Кулашана рассказывать, что снова подверглись нападению. Не хотели показывать слабость. Да к тому же… вдруг Кагиль все-таки проиграл битву с ядом? Чеда жалела, что пришлось убить стражника и Деву, но искренне жаждала смерти Кагиля.

Вторая причина: они не желали привлекать внимание к своему омерзительному ритуалу. Все в Шарахае знали об асиримах, но лишь то, что им положено было знать: асиримы – святые защитники Шарахая, добровольно принесшие себя в жертву богам в ночь Бет Иман и спасшие город от армии кочевников. Разумеется, Короли не стали бы кричать на каждом углу, что недавно снова схватили и насильно превратили в асира женщину, в чьих жилах, вероятнее всего, течет кровь потерянного тринадцатого племени. В найденном Чедой стихотворении был намек на то, как именно Месут это сделал:

    Сын оазисов, страшен твой злой оскал,
    Золотое запястье – Йеринде дар,
    Стоит мертвым воззвать к справедливости высшей —
    Над тобою смерть занесет кинжал.

«Золотое запястье», – браслет на руке Месута. А мертвые, взывающие к высшей справедливости… Он вызвал из браслета призрака. Или может, выпустил чью-то душу. Все в пустыне знали, что ее можно заточить в драгоценный камень. Вероятно, в ночь Бет Иман Король Месут получил золотой браслет именно для этого… Но пока до правды не добраться.

Вскоре в Обители Дев все успокоилось: одни патрулировали город и охраняли Королей, другие, как Чеда, исполняли волю Стражей или повелителей, взявших их под крыло. Король Юсам несколько раз вызывал Чеду во дворец и давал задания, однако ни разу не упомянул, что четырем его братьям грозила опасность. И все же Чеда не расслаблялась: Юсам мог узреть в своем колодце видение о ней, Король Зегеб мог услышать что-то и напасть на след. Они могли найти ее доспех и отыскать зацепку, которую она упустила, так что Чеда пристально наблюдала за всеми и спала вполглаза, каждую ночь гадая, потащат ее сегодня к Кагилю, Королю-Исповеднику, или нет.

Спустившись с холма, она направилась на запад, в Обитель Дев. Внутренние ворота были, как всегда, открыты. Она махнула рукой Девам на стене, и девочка-ученица свистнула, предупреждая въезжающих на Таурият дать дорогу. Подходило время тренировки – Чеда собиралась найти Наставницу Сайябим, обучавшую ее фехтованию, но подскочила девочка-конюшая, тонкая и гибкая, как травинка.

– Первый страж желает вас видеть, Дева Чеда, – дождавшись, когда Чеда спешится, сказала она, старательно отводя глаза.

– Зачем? – Чеда передала ей поводья.

– Не могу сказать. – Девочка заговорщицки наклонилась к ней и зашептала: – Она во дворе у казарм. Хочет вас кое с кем познакомить. С новенькой из вашей длани.

Чеда улыбнулась.

– А я-то думала, тебе нельзя говорить.

Девочка покраснела. Чеда рассмеялась, но внутри зародился неприятный холодок. Она порой спрашивала у Сумейи о замене, но вот уже много недель их было четверо: Сумейя, Камеил, Мелис и Чеда. Ее устраивало, что место Джализ, убитой во дворце Кулашана, никто не занимал, однако вечно так продолжаться не могло. Чеде стало тревожно: баланс нарушился, и если новая девица такая же, как остальные королевские дочери, с ней придется быть осторожной. Очень осторожной.

– И кто же она?

Девочка помотала головой.

– Не могу сказать.

– Да ты мне вообще не должна была про нее говорить!

– Простите, Дева. – Бедняжка опустила глаза, уши ее загорелись сильнее, чем щеки. – Я слишком много болтаю…

Чеда взъерошила ей волосы и вышла из конюшни, обуреваемая одновременно интересом и тревогой. Путь ее лежал между невзрачными каменными зданиями Обители во двор у казарм, где несколько десятков Дев упражнялись с бамбуковыми мечами, бились на тренировочных копьях и стреляли по мишеням, быстро, ритмично вскидывая луки.

Сумейя, Первый страж, командующая дланью Чеды, стояла в дальнем конце двора и наблюдала, как две Девы сражаются стальными шамширами. Одну из них Чеда узнала легко – высокая, величественная Камеил, самая яростная и умелая фехтовальщица в Обители. Вторая же была ей не знакома: девушка лет семнадцати, с медовыми волосами, заплетенными в косу. Невозмутимая красавица – кажется, вот-вот остановит бой, чтобы поправить прическу.

– Вы хотели меня видеть, Первый страж? – спросила Чеда.

Сумейя обернулась к ней.

– Чеда, – кивнула она и вернулась к сражающимся. Видно, оценивала готовность будущей Девы к ритуалу посвящения и тал селешал – танцу с мечами. Сумейя указала на девушку.

– Чеда, познакомься с Индрис Кагиль’авой, твоей новой сестрой.

Говорила она холодно – видно, особого желания брать к себе эту Индрис не питала. Похожее было и с Чедой: поначалу Сумейя ясно давала понять, что лучше убьет новенькую, чем примет, но ее отец Хусамеддин, Король Мечей, потребовал, чтобы она подчинилась. Может быть, на нее надавили и сейчас?

Камеил и Индрис продолжали танец, и Чеда невольно засмотрелась: так же они сразятся в Солнечном дворце во время ритуала посвящения, когда новая Дева будет доказывать, что достойна войти в Обитель. Эти двое были совсем не похожи друг на друга: Камеил высокая и сильная, Индрис маленькая и гибкая, Камеил уверенная, просчитывает каждое движение, Индрис, в попытках впечатлить, то и дело срывается на вихрь беспорядочных атак. Камеил сражается своей черной саблей, Летящим крылом, Индрис же – обычным клинком, никогда не видавшим настоящего боя. Неплохая фехтовальщица, но дисциплины недоставало: она то и дело отвлекалась на зрителей, за что Камеил немедленно ее наказывала.

Чеде тоже трудно было сосредоточиться на бое. Три Наставницы подошли поглядеть издалека. Они бросали на Чеду взгляды, шепчась о чем-то, и ей казалось, что разговор идет о ней, что ее подозревают…

– Выглядишь так, будто твою собаку пнули, – сказала Сумейя, вновь глянув на нее.

Чеда изобразила улыбку. Наставницы, к счастью, убрались из дворика в арку.

– Не люблю собак. Воняют и вечно в пах тычутся.

Сумейя наградила ее ухмылкой, предназначенной для друзей.

– А кому бы ты позволила… потыкаться?

На этот раз Чеда улыбнулась искренне. Эмре. Рамад. Осман, если сам захочет.

– Есть парочка на примете.

– Скажи их имена, распоряжусь, чтобы обоих к тебе сегодня же прислали.

Чеда не удержалась и рассмеялась.

– Благодарю покорно, Первый страж, если захочу мужчину, сама ему дам по башке и утащу в свое логово.

– Очаровательно. В Розовом квартале по тебе, наверное, все мужики с ума сходили.

Странно было шутить и смеяться, словно они подружки, среди звона стали и боевых выкриков. Чеда снова вспомнила о Розовом квартале. Недавно Король Юсам посылал ее туда с простым заданием: «На рассвете поезжай в каменоломни и наблюдай до полудня. Потом расскажешь мне, что увидела».

Чеда честно исполнила приказ и долго смотрела, как рабочие долбят камень и грузят его на запряженные мулами возы, но на обратном пути, проезжая через Розовый квартал, свернула на свою улицу и, затаив дыхание, постучала в рассохшуюся, облупившуюся дверь. Старая Янка отворила, щурясь на солнце, и, когда узнала Чеду, разочарованно покачала головой.

Напряжение отпустило. На его место пришли одиночество, растерянность, злость. Янка единственная поддерживала для нее связь с Дардзадой, месяцы Чеда надеялась, что появятся хоть какие-то вести от Эмре… И ничего.

Она не находила себе места с тех самых пор, как бросила его в подземном дворце Кулашана.

Янка сочувственно потрепала ее по руке.

– Он еще объявится, деточка, непременно.

– Конечно, – ответила Чеда, хоть и давно начала в этом сомневаться. Разум говорил ей набраться терпения, но сердце выпрыгивало из груди. У Дардзады было достаточно времени, чтобы поспрашивать среди Воинства… Впрочем, возможно, сейчас найти нужных людей труднее: на пять лиг вокруг пустыня кишела Девами и Серебряными копьями, каждый день из Королевской гавани отправлялись все новые боевые корабли, охотящиеся за Воинством.