– Во-первых, это был первый раз, когда ты назвала меня по имени. Мне понравилось. Прям как и обнимашки.

Из меня вырывается невольный смешок.

– А во-вторых, я помогу. Буду рядом и не дам им сожрать тебя с потрохами. Иначе какой из меня вообще жених?

Теперь я улыбаюсь. Как ему удается вот так просто, какой-то парой слов заставить меня улыбаться?

– Переживем совещание, а потом поговорим. – его голос успокаивает. – Ладно?

– Окей.

Он кивает и медленно опускает руки.

Почему я вообще доверяю этому мужчине? Почему он так на меня действует?

Потому что это Элиот. Вот почему.

В его зеленых глазах вдруг снова вспыхивают игривые огоньки.

– Сделаешь одолжение?

Складываю руки на груди и щурюсь на него. Не нравится мне эта его ухмылка.

– Какое?

– Пока не говори никому, что я твой фальшивый жених.

– Элиот…

– Пожалуйста, Эва. – просит он. – Поговорим после. Обещаю, если и тогда ты все еще будешь намерена бросить меня, я не стану сопротивляться.

Вот, о чем он говорил.

Так странно слышать собственное имя из уст кого-то еще, помимо тети и Авроры.

Когда новый человек в твоей жизни начинает обращаться к тебе по имени, это ощущается как-то по-особенному. Иначе. А когда к тебе обращается такой мужчина, как Элиот, с просьбой, почти умоляя, все возражения разом испаряются.

– Окей. – слышу свой голос.

– Окей. – эхом повторяет он и берет мою руку в свою. – Спасибо, любимая. А теперь давай немного развлечемся.

8

Элиот

Бог существует.

Впервые я понял это, когда выжил. Мне было семнадцать. Я решил, что это был Бог, потому что иначе просто не мог объяснить, как можно пережить такую потерю крови. Чудо, говорили врачи моей матери. А я лежал на больничной койке и гадал, действительно ли это чудо? Допустим, я поверил в высшие силы, но что если это наказание? Что если Бог просто дал мне отсрочку? Что если это было предупреждением не растрачивать свою жизнь на всякое дерьмо? Например, перестать искать одобрение у каждого встречного. Перестать говорить то, что хотят слышать и начать высказывать то, что думаю. Забыть о том, что у меня есть отец. Не думать о том, почему мать поступила так, как поступила. Перестать сожалеть обо всем и на каждом шагу. Перестать искать всему причины.

Знаете, в чем заключался парадокс? Когда я начал делать все это, когда начал снимать с себя всю шелуху и стал засранцем, людям это только больше нравилось. Я говорил, что думал, и они смеялись, принимая правду за сарказм. Я делал все, что взбредало в голову, и они восхищались – «он такой творческий». Чем больше я отталкивал общество, тем сильнее оно ко мне липло. Чуть позже до меня дошло, что дело не во мне, а в них. Люди видели во мне все то, что запрещали себе. Они видели, как я раз за разом нарушал собственные границы и гадали, смогут ли так же. Смогут ли отбросить в сторону стыд, страх, мораль и просто быть свободной душой. Они не могли понять, какова цена этой свободы. Не хотели понимать. Но это и не важно, потому что…

Бог действительно существует.

Иначе Эва Уоллис не появилась бы снова в моей жизни. Она бы не влетела вихрем в ту заброшенную каморку. Не обняла бы меня так, словно я ее спасательный круг.

Слава Богу.

Она прям так и сказала. Что ж, аминь, ибо я снова уверовал.

Ее синие глаза напомнили мне, каким красивым бывает океан в ясную погоду. Напомнили, как приятно иногда бывает тонуть. Я чувствовал, что погружаюсь на глубину, просто еще не до конца это осознавал.

Хорошие новости? Я оказался прав, Эву Уоллис совершенно не привлекает моя задница. Ее сердце занято Клодом де Шаром. Принцем, который намного лучше ей подходит. Ненавижу быть правым.

Хватаю ее за руку и вылетаю в коридор.

Как ни крути, день прекрасный.

Мать.

Твою.

Прекрасный.

День.

Мы подходим к кабинету совещаний в конце коридора, и Эва вдруг тянет меня назад.

– Подожди. – выпаливает она дрожащим шепотом. – Дай мне пару минут.

Я оборачиваюсь и понимаю, что она еще и глаза зажмурила. Вот, как сильно она боится. Людей. Незнакомцев. Осуждения.

Отчасти теперь все стало на свои места. Теперь я понимаю, почему там на балконе она была…другой. Алкоголь разбил стены вокруг нее. Должно быть, поэтому она казалась такой счастливой. Она дышала полной грудью.

– Для чего? – отпускаю ее руку и приваливаюсь плечом к стене рядом с дверью.

Она распахивает глаза и смотрит на меня с непониманием.

– Что?

– Для чего тебе пара минут? – тихо спрашиваю, вглядываясь в ее синие глаза.

Никогда не видел таких глаз, и каждый раз это странным образом выбивает почву из-под ног.

– Чтобы подготовиться. – отвечает она так, будто это очевидно.

– К чему подготовиться? К неизбежному?

Она вздыхает и качает головой:

– Ты не понимаешь.

– Ты права. Даже не буду делать вид, что понимаю, но одно знаю наверняка.

Она смотрит на меня в ожидании. Ей правда интересно, что я скажу. Что ж, с этим можно работать.

– Ожидания всегда страшнее самого действия. Поэтому вдохни поглубже.

– Что?..

Эва не успевает закончить предложение, потому что я снова хватаю ее за руку и толкаю дверь в переговорную. Если бы она только знала, что все уже собрались и ждут нас. Наверное, была бы не такой шокированной. Хотя нет, теперь я думаю, что она скорей всего сбежала бы.

Девушка буквально замирает рядом со мной и так крепко стискивает мне руку, что я не могу сдержать улыбки. Она буквально цепляется за меня и это почему-то приятно. Приятно, что кто-то так во мне нуждается.

– Спасибо, что подождали. – произношу в своей легкомысленной манере для всех, но при этом смотрю только на Селин.

На мгновение она кажется удивленной. Словно не ожидала снова увидеть меня вместе с «невестой». Ее взгляд падает на наши с Эвой сцепленные руки. Я ухмыляюсь ей и выдвигаю свободный стул на колесиках во главе стола. Тот, что прямо напротив Селин.

Прекрасно осознавая, что взгляды всех присутствующих направлены на меня, я сажаю на этот стул Эву. Девушка не сопротивляется. Даже рот боится открыть. Только бледнеет еще сильнее. Возможно, от нехватки кислорода.

Да, я мелочный. Да, я пользуюсь ситуацией. Забросайте меня камнями, но я никогда и не утверждал, что являюсь хорошим человеком.

Клод, что сидит справа от своей сестры, прикрывает лицо рукой, но я замечаю улыбку на его губах. Он то уж точно знал, на что подписывался, когда приглашал меня снова поработать вместе.

Рина с Элис, старшие дизайнеры, одновременно закатывают глаза, привыкшие к моим закидонам. Я скучал по ним. Нам было весело вместе. С каждой по отдельности. Ну, и один раз втроем.

Опускаюсь слева от Эвы в свободное кресло. С этой стороны сидит только один незнакомый мне чувак, но он точно из тех, кто занимается цифрами.

Расслабленно откидываюсь на спинку кресла и бросаю невольный взгляд на свою «невесту». Если не присматриваться, то она кажется просто спокойной, немного неуверенной, но не в ужасе. Я же присматриваюсь и мне совершенно не нравится то, что я вижу. Ее тело натянуто от напряжения. Она будто готова сбежать в любую секунду, готова сорваться в любой момент. Глаза упрямо смотрят только вниз на столешницу. На лице ни грамма эмоций. Ни страха, ни паники. Ничего. Я уже видел подобное выражение. В тот самый первый раз, когда она сбежала от меня перед дверью моей студии. Ступор. Она сейчас так сильно отличается от той девушке, что ворвалась в мое убежище несколько минут назад. И еще сильнее отличается от той, что сидит напротив нее. Селин уверенно откидывается на спинку своего кресла, изучая Эву небрежным, незаинтересованным взглядом. Она всегда такой была. Уверенной в собственном превосходстве, уверенной в своей красоте, уверенной в своих действиях. И делала она это не из высокомерия, а просто потому что упорно трудилась над каждым аспектом своей жизни. Селин де Шар всегда знала, чего хочет и не стеснялась это брать. Точно так же, как и не стеснялась выбрасывать то, что мешало, то, что переставало быть для нее важным. Ее взгляд холодных серых глаз перемещается с Эвы на меня.

О чем ты думаешь, Селин? – спрашиваю мысленно, но она не отвечает и просто утыкается в папку перед собой.

Зато другая женщина, сидящая напротив, перехватывает мой взгляд и довольно красноречиво сообщает – «Ты просто засранец, Элиот». Элис была и остается близкой подругой Селин. Только вот это не помешало ей запрыгнуть в мою постель сразу же после того, как Селин меня бросила. Интересно, рассказала ли она об этом Селин? Думаю, нет.

Черт возьми, и этих людей Эва ставит по умолчанию выше себя?

Это неправильно. Так неправильно.

Дверь кабинета снова распахивается, и мои брови взлетают вверх. Какого хрена?

Дана Эдвардс влетает красным ураганом с шикарной улыбкой на губах.

– Доброе утро. – пропевает она.

Селин поднимается на ноги.

– Дана Эдвардс. – представляет она мою подругу. – В ближайший месяц Дана будет заниматься нашим пиаром.

Дана кивает в ответ на приветственные слова каждого и опускается на стул справа от Эвы, прямо напротив меня. Сначала подруга бросает взгляд на Эву, потом на Селин, а следом на меня.

«Ты просто придурок» – говорят ее глаза.

Дана точно знает, что это не Эва выбрала себе место во главе стола. Иначе говоря, она знает меня.

Я только пожимаю плечами, а она качает головой, подавляя улыбку. К моему удивлению они с Эвой переглядываются, и на губах последней вдруг появляется намек на улыбку. Может, дело в том, что теперь по обе стороны от нее знакомые ей люди. Почему-то мне кажется, что ей проще в кругу тех, кого она знает.

Селин начинает совещание, но Дана вдруг перетягивает одеяло на себя, не дав той даже двух слов вставить. Подруга подрывается на ноги и достает из своей сумки набор красных папок. Продолжая свою пламенную речь, она раздает их всем, даже мне, хотя знает, что я не стану смотреть. Забавно наблюдать за тем, как Селин пытается сохранить профессиональное выражение лица, хотя мы оба знаем, что она сейчас раздражена. Она ненавидит, когда кто-то перехватывает контроль себе. Дана определенно точно делает это специально. Высока вероятность, что дело в том, что ей хорошо известно, что бросили меня. Пусть я и не озвучивал это вслух, она поняла, что эти отношения с Селин не прошли для меня безболезненно, и все, что сейчас происходит, это ее маленькая месть. Черт возьми, она бесподобна.

Когда подруга возвращается на свое место, я спрашиваю ее одним взглядом:

«И это я то придурок?».

Она пожимает плечами, совершенно довольная собой.

Селин возвращает себе бразды правления и продолжает начатый Даной разговор о пиаре и прочей хрени, до которой мне вообще нет никакого дела. Общий посыл я уловил. Мы все в заднице, и теперь нам всем дружненько предстоит из нее выбираться. Желательно за месяц, потому что неделя моды на носу, и она может стать последней в истории Роше.

Все это время Эва не шевелится. Сидит, точно статуя. Я приглядываюсь, чтобы узнать, дышит ли она вообще. Нет. Разве что делает короткие едва заметные вдохи. Она вроде и здесь, и не здесь. Могу только представить, какой хаос творится у нее внутри.

Все эти люди…Это просто совершенно другой уровень для меня.

Она боится их. Боится, что ее сожрут и выплюнут. Мне знакомо это чувство. Страх, что ты недостаточно хорош для того, чтобы сидеть с кем-то за одним столом и делиться своими идеями.

Сколько же раз эту девушку пинали в жизни, что теперь она так пугается каждого шороха? Сколько раз отвергали за ее идеи? Сколько раз давали понять, что она недостаточно хороша? И как так вышло, что не смотря на все это, в ее глазах продолжает гореть свет? Неужели я единственный, кто замечает этот свет?