У Кейлы заныло в груди. Кровь прильнула к лицу, загудела в ушах. Она промахнулась мимо нужной полосы на дисплее, снова нажала и словно транспортировалась прямиком в ад. Ад состоял из дикпиков, пошлых и страстных фраз, описаний, куда и в какой позе, из признаний в любви и восхвалений писательского гения господина Равица. Кейла скроллила онемевшим пальцем. Каждый день, каждый чертов день они были на связи, Ишай и сука, и будто бы только то и делали, что круглосуточно дрочили. Перед ее глазами плыли обнаженные селфи суки, ее вагина со всех ракурсов, и когда Кейла решила, что хуже уже не будет, она увидела собственное фото.

Ишай сфотографировал ее в пятницу, пока она спала. Крупный план, подсветка, пещеры ноздрей на половину экрана, беззащитное одутловатое лицо. Ишай написал: «Понимаешь, почему у меня не встает на эту свинью?»

Кейла сдавила телефон в кулаке. Телефон спросил, надо ему выключиться, перезагрузиться или перейти в «режим полета». Кейла застонала. Кружилась голова. Рот наполнился кислотой. Кейла зарычала и швырнула телефон в стену. Он разлетелся на детали, которые забарабанили о бетон.

Кейла вылетела из здания, отшатываясь от теней и оттирая плечом побелку. Ишай стоял возле офисного кресла, растерянно озираясь.

– Малышка, а где…

– Тварь! – Кейла ринулась на него, пинаясь и царапаясь.

– Ты… Что ты делаешь?! – Он увернулся.

Жена словно обезумела. Белее мела, полосовала ногтями воздух, всерьез намереваясь разукрасить лицо мужа кровоточащими царапинами.

– Да что с тобой такое?! – Ишай ойкнул от боли: пальцы Кейлы зацепили подбородок. Перехватил запястье, второе. Зафиксировал, пораженный немотивированной вспышкой агрессии. – Перестань! Дыши!

– Ублюдок! Ты писал ей!

– Что? Нет! Я… Когда?

– Вчера! Позавчера! Каждый сраный день!

– Не писал, Кейла! С тех самых пор – ни разу!

– Я видела телефон! Я читала своими глазами! Ты фотографировал меня во сне!

– Да остановись! – Ишай легонько оттолкнул жену и на всякий случай ретировался за кресло. Кейлу трясло. – Видела телефон? Какого… Где, черт подери?!

– В столовой! Ты забыл его в столовой, ублюдок!

– Кейла… Дети услышат…

– Ах, дети?!

– Кейла! Мой телефон у меня. Вот – мой телефон! И тут нет интернета.

Он снял блок, ткнул в жену мобильником. На экране он приобнимал Ли Чайлда.

– Вот! Читай!

– Я…

Кейла облизала губы, глядя на телефон мужа как на нечто, чего не могло существовать в природе. Внезапно она развернулась и кинулась в дверной проем.

– Кто-нибудь мне объяснит? – Ишай потер подбородок и пошел за Кейлой, совершенно сбитый с толку. Жену он застал в тюремной столовой. Осоловевшими глазами она изучала пыльный пол.

– Его нет… – прошептала Кейла. – Клянусь богом, я держала его в руках, читала весь этот ужас, швырнула об стену, но телефона нет.

– Телефон есть, – напомнил Ишай, осторожно касаясь локтя Кейлы. – Телефон есть, а где наши дети?

– Ребята? – Кейла прижала кулаки к вискам. Невидящими глазами она смотрела на кресло в середине пустого двора и на полянку для неудавшегося пикника. Солнце нагревало овощные салаты и питы, но кожа Кейлы еще ощущала прохладу столовой.

– Наверное, зашли в дом. – Ишай пошагал к приземистой постройке.

Кейла обернулась, холкой почуяв чей-то острый, как осколки стекла, взгляд. Мохнатые пальмы покачивали опахалами, но силуэт в их тени оказался просто пятном на цементе забора.

Кейла поспешила за Ишаем. Он шел по темному коридору, как по палубе попавшего в шторм корабля, качаясь от дверного проема к дверному проему, осматривая скудно освещенные комнаты. Единственное, что они могли предложить визитерам, – пыль и бетон, мелкий сор и чьи-то джинсы, гниющие на полу.

– Я поняла. – Кейла ввинтила взор в затылок мужа. – У тебя два одинаковых телефона, так?

Ишай тяжело вздохнул и остановился. Его лицо, возникшее в клине света, было бледным, активно двигались желваки.

– Ты специально его оставил на витрине. Чтобы я прочла переписку, верно? А потом как-то убрал телефон, будто мне все привиделось. Ты хочешь развестись? Вот таким способом, да?

– Я не хочу развестись.

Он протянул к ней руку, но Кейла уклонилась:

– Не тронь!

– Послушай себя, – терпеливо сказал он. – Два телефона, серьезно? Я не был в столовой, я увидел, я… – Мышцы его лица дрогнули. – Я пошел к баракам. Потом вернулся, и ты напала на меня. Зачем бы мне… И как бы…

В этом не было логики. Если только где-то в темноте не прятался сообщник Ишая. Возможно, та сука здесь. Кейла завертелась. Когда он снова попытался к ней прикоснуться, прижалась к стене.

– Но я держала его в руках! – жалобно сказала она. – Я читала переписку! Ты отправил ей мое фото и писал всякие гадости обо мне. Вы надо мной потешались!

– Кейла, – сказал он вкрадчиво, – между мной и этой женщиной все кончено. Ни единого сообщения с тех пор. Я не слал ей твое фото, боже, неужели я поступил бы так? Разве я способен на такое?!

Глядя в затравленные глаза жены, Ишай подумал, что она сейчас поймает его за язык, скажет, чтобы он не смел заикаться о порядочности, но Кейла вдруг обмякла.

– Нет, – произнесла она. – Не способен.

– Не писал. – Он наклонился, и они столкнулись козырьками бейсболок. – Клянусь нашими детьми.

– Значит, я рехнулась. – Ресницы Кейлы затрепетали. – У меня галлюцинации.

Ишай поджал губы.

– Я тоже кое-что видел, – негромко сказал он и увлек за собой жену.

В конце коридора брезжил свет. Отворенная дверь вывела на задний двор, в узкий закуток между двумя глухими стенами.

– Видел – что?

Ишай прошел в дальний конец туннеля, убеждаясь, что Ронит и Мики не засели в папоротнике, вздумав разыграть родителей. В стыках плитки зеленел мох, копошились жучки.

– Видел – что? – повторила вопрос Кейла.

Он ответил, глядя мимо нее:

– Ты сочтешь меня сумасшедшим.

– Ишай?

Он сглотнул.

– Я видел дока Кноллера.

Кейла непонимающе моргнула:

– Доктора Кноллера? В смысле здесь? В тюрьме?

Ишай коротко кивнул и произнес упрямо:

– Пятнадцать минут назад в административном здании я видел дока Кноллера собственной персоной. Как вижу тебя.

Ишай зажмурился на миг, позволяя картинке заполнить сознание. Таинственная, да что уж там – антинаучная прохлада выхолощенного помещения. Кейла и Мики в окне, где апрель и жара. Шорох за спиной. Ишай оборачивается. В нескольких метрах от него в дверях стоит старый знакомый Равицев: заведующий нейрохирургическим отделением больницы в Петах-Тикве. От изумления Ишай теряет дар речи. Доктор Кноллер выглядит ровно так же, как двенадцать лет назад, когда Кейла и Ишай ринулись к нему через приемный покой, измученные ожиданием. На нем синий медицинский костюм и халат. Регулярно обновляемая страница дока Кноллера в соцсетях наглядно демонстрировала процесс облысения, но у человека в дверном проеме густая копна волос, растрепанная, как в день окончания операции. Только тот док Кноллер улыбался во все зубы, устало и счастливо, и нес Равицам благую весть. Этот же…

Часы, пока Ронит удаляли опухоль – хордому, один случай на десять миллионов детей, и его крошке выпала сломанная спичка, – эти часы были бесконечностью в аду. Ишай гнал прочь самые жуткие варианты. В альтернативной вселенной, той, в которой Бог оставил Равицев, нейрохирург выходил из операционной с серым печальным лицом и молча качал головой.

Именно так поступает человек в дверном проеме административного корпуса изолятора № 113, как две капли воды похожий на помолодевшего дока Кноллера. Вздыхает и качает головой. И раньше чем опешивший Ишай успевает отреагировать, уходит в коридор.

– И где он? – спросила Кейла.

Мысль, что муж затеял некую коварную игру, она отмела, а других идей в запасе не было.

– Нет его здесь, – ответил Ишай.

– Так есть или нет?

– Я прошерстил здание и двор и никого не нашел.

– Он что, привиделся тебе?

Ишай посмотрел в тупик закоулка. Сколы на цементе издали напоминали множество крошечных лиц, беззвучно вопящих со стены.

– С этим местом что-то не так. Давай отыщем детей и смотаем удочки.

Кейла была «за» обеими руками. В полутемном коридоре, по пути к выходу на хозяйственный двор, Ишай думал о прохладе среди пустыни и почти нащупал мысль, которая показалась ему чертовски важной, но мысль не оформилась, ускользнула.

– Погоди-ка, – сказала Кейла. – По-твоему, это какая-то мистика? Мобилка-призрак? И призрак доктора Кноллера?

Им было прекрасно известно, что спаситель их дочери жив и здоров: они не виделись много лет, но переписывались в социальных сетях и недавно поздравляли нейрохирурга с днем рождения и Песахом.

– Я не знаю. Я просто собираюсь…

Ишай замолчал, не договорив. Равицы встали соляными столбами на крыльце. По двору наматывало восьмерки офисное кресло. Кейла вцепилась в предплечье мужа. Без посторонней помощи кресло катилось на скрипучих колесиках, как детская железная дорога, как одинокий конькобежец на льду. Круг, второй, третий. И замерло, повернувшись к людям ободранной спинкой.

Прошло секунд десять, прежде чем Кейла спросила:

– Что это за место, Ишай?

Если верить интернету – и бывшему десантнику Луффу, – изолятор № 113 не отличался драконьими нравами; даже близко не Абу-Грейб или Гуантанамо. И по сравнению с другими израильскими исправительными учреждениями он был что курорт с повышенной текучкой: вмещал до трех сотен осужденных, из них треть мотали минимальные сроки длиной в несколько недель, а максимальные, больше года, доставались в основном дезертирам. Однако же только за последние десять лет существования в сто тринадцатом покончила с собой дюжина человек – расследованием занимались независимые журналисты, но так и не пришли к внятным выводам. Среди самоубийц было два тюремных сержанта, оба с разницей в год застрелились на посту.

Копируя в блокнот информацию, Ишай ерзал от возбуждения. Это было оно, это был новый роман.

Бунт девяносто девятого года тоже вызывал вопросы. Группа заключенных взяла в заложники надзирателей, вооружилась и забаррикадировалась на кухне. Причины не выяснены: сидеть мятежникам оставалось по месяцу из полученных трех. Естественно, после того как они сдались военной полиции, им накинули сроки и конвоировали их в гражданскую тюрьму.

– Параша – этот изолятор. – Десантник Луфф за прошедшие два года скинул десяток кило и отпустил окладистую бороду. Они с Ишаем устроились на летней террасе, Луфф был рад снова поболтать с писателем, он словно знал, что рано или поздно писатель вернется. – Нас не били, ничего такого, харчи были не то чтоб мишленовские, но жрать можно, и охрана уважала: свои же. Но при мне пацан вскрыл себе паховую вену осколком тарелки, насилу спасли. Чувак из «морских котиков», зверь, а не мужик, кричал по ночам. Я слышал, пацаны и мочились во сне, как дети с энурезом.

– А что за кошмары вы видели? – спросил Ишай.

– Думаешь, я помню? – слукавил Луфф, но сказал, выдержав паузу: – Война… Отчим… Говорю же, нам всем снилась какая-то дичь, и охранникам тоже. Они делились. Ребята просили их перевести.

– Почитаешь про изолятор этот – словно про проклятый замок пишут.

– Не, друг, – засмеялся Луфф, – я в проклятия, в чертовщину не верю. Там, черт его знает, в стенах что-то, ртуть, может. Или в земле химия какая. Или на нас эксперимент ставили, добавляли в еду депрессанты. Только когда меня турнули, все как рукой сняло. Стоило за порог выйти.

– Вы про американцев же наверняка в курсе? Про тех туристов?

– Да, – помрачнел Луфф. – Не стоило им туда соваться. Дурная история, совсем дурная.

– Я о них и буду писать, – признался Ишай. – Не только о них и не совсем о них, но задумка такая. Найти ответ, что там произошло.

– Вот как? – Луфф странно покосился на писателя.

«Веришь ты в чертовщину, – подумал Ишай. – Побольше моего веришь».