На лестничных пролётах горели лампы, но тихие, безлюдные коридоры дремали в полумраке, и лишь рассеянный свет с улицы просачивался сквозь высокие окна. Казалось, весь замок спит. Рене предполагала, что это не так: наверняка уже готовились к новому дню горничные, кипела работа в кухнях, убирали парадный двор и украшали холлы – ведь сегодня вечером должен состояться пышный бал. Однако здесь, на жилых этажах, укрытых от глаз посторонних, всё будто застыло. Для прислуги существовали отдельные коридоры и закоулки, куда Рене решила не соваться – так бы она ни за что не нашла комнату Венды.

Когда старейшина Ориендейла с женой и дочерью приезжали во Флору, их всегда размещали в северном крыле замка. У Венды были отдельные покои из двух комнат: учебной и спальной. Родители настаивали, что Венда должна заниматься ежедневно, даже летом, пока все остальные прохлаждаются на каникулах. Венда обижалась и сопротивлялась, и Рене её понимала, хотя лично ей нравилось учиться в любой сезон. И всё же было в этом что‐то нечестное – разве Венда не заслужила свои каникулы?

Добравшись до нужного коридора, Рене медленно повернула ручку и вошла в первую комнату. В спальне Венды горели лампы, через открытую дверь освещая беспорядок на рабочем столе в кабинете: сваленные в кучу листы бумаги и книги, россыпь карандашей, обрезки кружев и леденец на палочке. Рене задумчиво осмотрела обе комнаты. Венды здесь не было.

– Ты убралась у меня на столе?

– Что?..

Рене вздрогнула и распахнула глаза. В ожидании Венды она сама не заметила, как задремала. И вот подруга стояла перед ней – вся покрытая пылью, с всклокоченными волосами, но зато глаза сияют, а на щеках прелестный румянец. Рене сонно моргнула и погасила лампу: пока она спала, взошло солнце.

– Ради Ангела, Венда, где ты пропадала? Видела себя в зеркале?

– Тут зеркала на каждом углу, ещё бы я не видела! – прыснула Венда. – Ничего, сейчас умоюсь, пока Каролина не явилась. А ты‐то что здесь делаешь?! Тайком проникла в замок, чтобы навести у меня порядок?

– Кстати, об этом. Ты же только вчера приехала – как можно было устроить такой бардак за один вечер? – Рене потёрла глаза, потянулась и встала с кресла. Как и год назад, она по-прежнему была чуть выше Венды. – С днём рождения!

Венда растянула губы в счастливой улыбке, сморщила нос, прикрыла глаза – и засмеялась. Когда подруга так радовалась, Рене казалось, будто мир с каждой секундой становится лучше. Венда, словно солнце в человеческом обличье, поистине лучилась теплом и любовью; эта энергия была для всех, и черпать её можно было бесконечно. Рене знала про себя, что зависит от настроения окружающих. А вот Венда не зависела ни от кого. Когда ей хотелось хохотать, она делала это от всей души. Точка.

Рене улыбнулась в ответ и крепко обняла подругу, стараясь не вдыхать частицы пыли с её замызганной одежды и волос. Как же она скучала!

Венда занялась своим туалетом: подогрела воду для ванны на комнатной горелке, разложила полотенца и мыло. В семье Ульвиде, как и во флорийском замке, для этого имелась прислуга, но в Ориендейле, особенно в северных округах, о такой роскоши то ли не слышали, то ли не могли себе позволить – а может, просто не видели нужды? Венда, хоть и была дочерью главного старейшины, привыкла обслуживать себя сама.

Рене пристроилась на полу ванной комнаты, с любопытством наблюдая за действиями Венды и слушая её болтовню. Они не виделись целый год, и ей тоже, конечно, не терпелось поделиться новостями, однако Венда была слишком возбуждена. Она тараторила, не делая пауз: описывала Рене красоту Флоры, какой она только что видела её с башни, жаловалась на новую гувернантку Каролину и предвкушала сегодняшний бал в честь себя, любимой.

– Венда! – наконец прервала её Рене. – Я тоже кое-что хотела рассказать… А ты даже не спросила, как у меня дела.

– Да? – Венда с намыленной головой выглянула из ванны. – Ну прости. А что такое?

Рене поджала губы. Сердце забилось чаще, и она нервно принялась накручивать на палец тёмный локон.

– Ну, не тяни же! Мне теперь любопытно.

– Я… выхожу замуж, – выдохнула Рене.

Венда замерла. Клочки пены с её волос беззвучно падали на пол.

– Так рано? – наконец выдавила она.

Рене сникла. Она‐то надеялась на поздравления, восторженные восклицания, может, даже на слезинку-другую… Но с Вендой никогда не знаешь наперёд.

– Ты что, совсем не рада за меня? – тихо спросила Рене.

– В общем, рада, конечно. – Венда передёрнула плечами. – Просто это значит… Ларс увезёт тебя в Алилут. И мы больше не будем видеться.

– Это не так. Моя семья по-прежнему здесь, и я буду приезжать время от времени, как и ты! Мы всегда сможем договориться.

– Ну да! – Венда зажмурилась и принялась смывать пену. – Ты будешь герцогиня Алилутская в своих южных краях, а я…

Она не продолжила.

– Может, ты всё‐таки станешь старейшиной Ориенталя? – предположила Рене.

– А чем это поможет, если я в Ориентале, а ты в Алилуте?!

Венда выскочила из ванны и обернулась полотенцем. Не глядя на Рене, она босиком прошла в комнату, оставляя за собой мокрые следы, и остановилась у окна. Уставилась на башни замка.

– Я не хочу сейчас ничего решать, – глухо сказала Венда. – Мне только пятнадцать, у меня много времени. Зачем все на меня давят?

Привычное мягкое сияние и тепло выветрились из её голоса. Казалось, Венда пытается скрыть за своими словами другие, более личные и горькие мысли. Рене покачала головой. Она волновалась за подругу, потому что отлично знала этот сложный характер и душу, которой всегда хотелось больше, чем было доступно.

Рене подошла к Венде, взяла её за руку и стянула со своей шеи кулон. Наверное, она поступала сейчас не совсем правильно: подвеска в виде лука и стрелы была подарком Ларса. Она не представляла особой ценности – Рене уточнила у мастеров дома Ульвиде, – однако это было чуть ли не главное сокровище в семье герцогини Алилутской. Ларс отказывался носить её, считая девчоночьим украшением.

Повинуясь порыву, Рене вложила кулон в ладонь Венды и сжала пальцы.

– Что это? – удивилась Венда.

– Подвеска, которая приносит счастье, – пояснила Рене. – Мне кажется, что тебе она сейчас нужнее, чем мне. Носи… только обещай, что не потеряешь! В следующий раз отдашь. – Она поцеловала подругу в раскрасневшуюся после ванны щёку. – С днём рождения!

δ

Ариана позволила себе выспаться: день обещал быть долгим и нервным. В последнее время она всё чаще ночевала не в королевском замке, а в своих ангорских комнатах с видом на канал, где никто её не беспокоил. Тут не было ни прислуги, ни членов её семьи. Тут она могла быть наедине с самой собой и Ангелом.

Если бы Аргелен оказался в её квартирке – она, правда, ни разу его не приглашала, – он бы поразился, увидев, как скромно живёт его сестра. Спит на тонкой циновке на полу, работает и обедает за низким столиком, а единственным украшением во всех трёх комнатах служат синие, расшитые бисером портьеры, призванные защитить покой её жилища от ослепительных ангорских закатов. Ариана несколько месяцев искала себе подобную квартиру и устала объяснять то одному, то другому домоправителю, что ей не нужны ни отдельный этаж, ни целое крыло здания. Кто‐то даже вознамерился возвести для неё новый дворец на окраине! Ариана чудом уговорила очередного домовладельца сдать ей эти три комнатки. Брат ни за что бы не проникнулся её аскетизмом, она знала – потому и не звала его.

Был уже почти полдень, когда Ариана наконец спустилась по узкой лестнице во внутреннем дворе, прошла под аркой и оказалась на мощёной улице. Солнце замерло в зените, было безветренно и душно. Ариана поправила шляпку и скинула лёгкий плащ. Можно было бы вернуться, оставить плащ наверху, но она не хотела терять времени – и так уже провозилась пару часов, отвечая на письма и заполняя альбом.

Ближайший мост через канал был за углом, и Ариана решительно двинулась в его сторону. Владельцы окрестных лавок улыбались ей и низко кланялись. Принцесса кивала в ответ и каждый раз снимала шляпку, приветствуя пожилых людей. Это была дань традиции, которую современная молодёжь, похоже, начала забывать.

Декорированные узорчатыми голубыми, синими, белыми и бежевыми плитками фасады ангорских домов обрамляли улицу; они стояли, прижавшись друг к другу, и лишь иногда пёстрые стены сменялись островками сочной зелени за коваными оградами. Балконы нависали над каналами и проулками, но такие балконы были и во Флоре, а вот ангорская плитка там не прижилась: в столице предпочитали строить из белого камня и украшать дома лепниной и колоннами, а некоторые даже пробовали новомодный материал из Ориендейла – красный кирпич. И пусть в Ангоре было грязновато и пахло застоявшейся водой, рыбой и водорослями, Ариане здесь нравилось больше, чем дома. Атмосфера торжественности, какого‐то едва уловимого высокомерия Флоры претила ей и гнала прочь – на запад, на юг, на север… На север!

Споткнувшись об эту мысль, Ариана сложила ладони и переплела пальцы. Да простят её воздух, огонь, земля, вода и Ангел! Ловить себя на неодобрительном отношении к окружающему было непросто, но она старалась, и с каждым месяцем это получалось у неё всё лучше и лучше. Ариана прижала руки к груди и поправила себя: она любит Ангору, любит Флору, любит весь мир.

Наконец она замедлила шаг и остановилась у самой приметной лавочки в этом квартале, а может, и во всём городе. Витражные стёкла молочно-белых, красных, зелёных и синих тонов искрились на солнце. Хозяин лавки, мастер чудес, сделал эти витражи сам – он действительно был Мастером с большой буквы. Ариана особенно уважала его за то, что он, по собственному заявлению, служил стихиям, а не королю. Толкнув дверь, принцесса вошла внутрь.

– Криа, криа! – тут же сообщил оранжевый попугай с ветки деревца, растущего в кадке прямо посреди лавки. Помещение было высоким, в два этажа, и от прилавка поднималась и исчезала в узком коридоре кованая винтовая лестница.

– Не «кря»! – раздался мужской голос. – А «клиент», мы же сто раз с тобой… А! Ты имеешь в виду миледи Ариану.

– Криа, – подтвердил попугай.

Ариана завертела головой. И как только мастер её заметил? Наверняка с помощью очередного хитроумного изобретения вроде всевидящего глаза. Секунду спустя мужчина появился на верхних ступеньках лестницы и отвесил принцессе несерьёзный полупоклон. Одетый в льняные штаны и рубашку, заляпанную краской и клеем, в очках, тяжело сидящих на переносице, он выглядел так, что Ариана сразу поняла: она оторвала его от работы.

Однако мастер был рад её видеть. И даже не пришлось ничего говорить – на мгновение исчезнув под прилавком, он выложил на стойку большую плоскую коробку, перевязанную пурпурной лентой.

– Всё вышло как задумано? – спросила Ариана, дотрагиваясь до серебристого картона.

– Лучше, чем задумано.

Ариана взяла коробку. Она хотела сказать спасибо, но встретилась глазами с мастером чудес – и не смогла выговорить ни слова. Между ними были только толстые линзы его волшебных очков, и они, к счастью, защищали её, как тёмное стёклышко защищает от яркого солнца. Ариана знала, что нравится ему. И он тоже был ей весьма интересен… как человек. Но при мысли о чём‐то большем Ариану всегда обуревал ужас и в груди становилось пусто и глухо. Она опустила глаза. Мастер тут же перевёл взгляд на витражное окно.

– Я надеюсь, это поможет ей, – произнесла Ариана и пригладила праздничные ленты на коробке, – найти своё место.

– Ты даже не посмотришь?..

– Нет, – она покачала головой. – Я доверяю тебе. И хочу в первый раз увидеть свой подарок её глазами, а не твоими.

Его губы дрогнули, но он ничего не ответил.

Ариана покинула лавку с гулко бьющимся сердцем. Мысленно она перебирала знакомые ей молитвы, песни и обращения к Ангелу – но ещё долго не могла успокоиться и всё бродила в переулках возле лавки, не в силах сосредоточиться и найти нужную дорогу в дебрях ангорского лабиринта. Символично, ведь то же самое происходило у неё в душе.