– Я передумала. Прости, моряк. Удачно пришвартоваться у другого причала. – Я прикладываю прямую ладонь к виску и отдаю ему честь.

– Нет, постой! – Его растерянный крик разбивается о мою спину. – Как хоть тебя зовут?

– Называй меня Ревендж, моряк. Но не вспоминай.

Он выбегает за мной из переулка, но я успеваю заскочить в такси.

Машина трогается, и я прошу свернуть в противоположную сторону и объехать квартал, чтобы запутать свой след. Я не оборачиваюсь, хоть и могу. Хоть мне и очень этого хочется.

Эй, моряк, нам правда было весело. Но, увы, не по пути. Плыви дальше.

Глава 5. Добро пожаловать домой

Конец августа

Дарио

Ревендж.

Я произношу это слово по слогам, и на последних буквах мой язык мягко отскакивает от верхнего ряда зубов. Не торопясь, повторяю вслух еще раз, смакуя ее имя на устах, и улыбаюсь.

Ей ужасно подходит.

Звучит горько, как участь. И сладко, как настоящая месть. Именно такой вкус у поцелуя этой сумасшедшей беглянки, что прозвала меня моряком.

Я упустил ее, но с моего лица не сходит безумная улыбка. Я не сожалею о расставании, потому что знаю, что мы обязательно встретимся снова.

Ты не ускользнешь от меня, Ревендж. И когда я тебя найду, ты будешь играть уже по моим правилам. Даю слово.

Мой телефон снова вздрагивает от очередного звонка отца. Я вытаскиваю айфон из кармана и тяжело вздыхаю. Уже десятый. Я понятия не имею, как буду разгребать все то дерьмо, что натворил, но я ни о чем не жалею. Эта красноволосая бестия появилась как нельзя вовремя, когда я стоял на распутье. Будто знак свыше. Или демон из преисподней, завлекший меня в свои игры. Но мне, черт возьми, понравилось.

Я сбрасываю звонок отца и неохотно ловлю такси. Пора домой. Пора проспаться перед лютым неминуемым скандалом.

Интересно, куда на этот раз угодит удар отца: живот, грудь или лицо?

***

Поместье, которое мой отец выкупил буквально три месяца назад, чтобы в этом году ни один мой шаг не был совершен без его контроля (и он в это верит), расположено загородом и обнесено со всех сторон редким лесом. Огромная многоуровневая вилла из техасского кремового известняка выполнена в классическом стиле и покрыта синей шиферной крышей, к ней прилегает бассейн, наполненный соленой водой, и собственный сад. Вся территория занимает более двух акров¹⁵. Здесь даже есть отдельная пристройка для обслуживающего персонала, винный погреб (видимо, с каких-то пор мой отец полюбил вино), баскетбольная площадка и собственный тренажерный зал.

Особняк находится на возвышенности и отрезан от любознательных соседей, что играет мне на руку, когда я прошу таксиста притормозить чуть раньше и пытаюсь пробраться в дом незамеченным. Я уже так делал, поэтому знаю проверенный путь.

Мне приходится оббежать поместье по прилегающей к нему лесной тропе и, пригнувшись, проникнуть в особняк со стороны бассейна, минуя стриженные высокие кусты. Там, в застекленной части обратного фасада, есть второй вход, которым редко пользуется моя семья. Я же наоборот не привык покидать поместье через парадные ворота. Иначе бы мой отец контролировал меня при каждом отъезде в город. А еще я просто ненавижу пафосный трехъярусный фонтан, вымощенный скульптурами пегасов и ручной художественной резьбой, посреди подъездной дорожки к центральному входу. Не спорю, он охренительно сочетается с величественными колоннами эпохи барокко, но, видимо, я ничего не смыслю в архитектуре, если считаю это сооружение полным дерьмом.

Аккуратно прикрыв за собой дверь, я крадусь к одной из лестниц, ведущей на второй этаж к правому крылу. На белом мраморном полу остаются отпечатки моих кроссовок, и я надеюсь, что Магда заметит их раньше, чем мой отец, и, как обычно, заметет мои следы. На самом деле она единственная из домработниц, кто стала моей соучастницей в первый же день моего прибытия в эту золотую клетку, и даже помогла мне незаметно упорхнуть на пару часов. Я сразу понял, что мы с ней сработаемся.

Поднимаясь по лестнице, я слышу голоса со стороны столовой, приседаю на корточки и на мгновение замираю, чтобы не издать ни единого лишнего звука и не привлечь к себе внимание. Кажется, там спорят, и один из участников ссоры – мой отец.

– Этот гаденыш до сих пор не отвечает! – разгневанный бас моего отца эхом отражается от высотных полуголых стен виллы.

– Алонсо, прошу тебя, успокойся. Не нервничай. У тебя слабое сердце, – лепечет Эмма.

Я криво ухмыляюсь. Мой старик переживет нас всех вместе взятых, учитывая сколько бабок он вкачивает в свое здоровье и внешность. Наверное, поэтому в свои пятьдесят он выглядит максимум на сорок, и на него до сих пор ведутся молоденькие сучки, но, кажется, ему на них наплевать. После того, как в нашем доме появилась Эмма, мой отец больше ни на кого не смотрит. Прошло уже тринадцать лет. Мне тогда было всего восемь. А мой отец до сих пор смотрит на нее так же, как в тот день, когда познакомил нас. Он никогда не просил меня называть Эмму мамой. И я не стал. Но в ее взрослом сыне в то время я нашел старшего брата. Который позже отнял у меня будущее.

– Мне звонил шеф полиции. Этот… этот…

– Алонсо, умоляю, держи себя в руках.

– Дарио повредил мой рекламный щит!

– Ничего страшного. Через пару часов его заменят на новый, – утешает моего отца Эмма.

– Он размолотил вдребезги «Макларен» за семьсот тысяч долларов, черт побери!

Слышу, как о стол ударяется дно стакана. Надеюсь, отец разбил его вдребезги, как и я подаренную брату тачку.

– За эти три месяца в Роли он истрепал мне последние нервы!

– Алонсо, может быть, не нужно заставлять его возвращаться в этот колледж?

– Он будет делать то, что я говорю! – кричит отец. – Пока я кормлю и содержу этого засранца, он будет исполнять мою волю! И больше я не позволю ему опозорить меня!

– Алонсо, но…

– Никаких «но». Я не желаю, чтобы мой сын скитался в поисках себя и вредил нашей семье. Вот увидишь, он ответит за проступок.

Я глухо посмеиваюсь, утирая губы тыльной стороной ладони, и выпрямляюсь на ногах.

Интересно будет понаблюдать за твоими попытками, пап.

Мои шаги прокладывают путь вдоль коридора второго этажа. Как ни в чем не бывало я переступаю порог своей спальни и осторожно прикрываю за собой дверь. Уперевшись затылком в деревянный массив, я встречаюсь взглядом со своим отражением в зеркале и невольно улыбаюсь. Мой подбородок, щеки и губы испачканы красной помадой.

Ревендж пометила меня. Но и я не оставил ее без следов. Думаю, она обнаружит их позже.

***

После горячего душа я наконец-то забираюсь в чистую постель и ворочаю шеей, подбирая удобное положение для сна. Единственное, что мне нравится в этом доме, – моя комната. Окна выходят к саду, за которым расстилается лес, но сейчас они закрыты шторами. Моя огромная кровать из бразильского вишневого дерева действительно очень комфортная, в чем я в настоящий момент и убеждаюсь. Стены толстые – меня здесь никто не слышит. Личная ванная, гардеробная и балкон. Но самое главное – замок, который невозможно открыть снаружи. Однако в дверь можно громко и настойчиво постучать.

– Дарио, я знаю, что ты там! – Отец ломится в мою спальню, разбивая о дверь удар за ударом. – Открой! Немедленно!

– Я сплю, – вяло потягиваюсь я.

– Ты за идиота меня держишь?! Я знаю, что ты явился полчаса назад.

– Неправда.

– Дарио! – Яростный стук повторяется, и я засовываю голову под подушку. – Открывай! Быстро! Иначе я прикажу Густаву снять эту чертову дверь с петель.

– Ага.

Думаете, я подливаю масла в огонь? Правильно думаете. Только не в огонь. Я разжег для себя гребаный костер инквизиции. Снова.

В прошлый раз мое неповиновение отцовской воле закончилось моей разбитой губой. Мне не впервой, а вот Магда тогда очень разволновалась.

Спросите, зачем я провоцирую его, ведь так только хуже? Не знаю… Мы уже давно играем с отцом в эту игру.

Когда мне было тринадцать, психолог объяснял мое поведение дефицитом внимания, якобы таким образом я пытался добиться расположения отца, подсознательно конкурируя со сводным старшим братом. Подросток быстро смекает, что хорошие поступки не вызывают во взрослом человеке удивления, они воспринимаются, скорее, как должное, поэтому редко сопровождаются похвалой. Тем более, когда старший брат уже в те годы стал единственным объектом гордости отца. В свои девятнадцать он состоялся, как один из лучших игроков NBA. Юное дарование. Восходящая звезда баскетбольной ассоциации, которой предрекали блестящее будущее. Им восхищались, не замечая меня. Мои успехи казались незначительными и не удостаивались поощрения, не говоря уже о восхищении. Поэтому, по словам психолога, я быстро осознал, что смогу добиться хоть какой-то реакции, если начну бунтовать.

Вот такой диагноз. По мне, так полнейший бред.

Я никогда не нуждался во внимании отца. Я просто хотел, чтобы меня перестали сравнивать с братом и позволили жить свою собственную жизнь свободно. Последнее, кем я хотел стать, – чьей-то копией. Но мой отец до сих пор отчаянно пытается слепить из меня клона. И что больше всего меня бесит – для этого во мне есть все задатки: благодаря брату, я с детства чертовски хорошо играю в этот ебаный баскетбол.

– Я приказываю, Дарио. Открой эту дверь немедленно! – жесткий командный тон отца бьется о деревянный массив подобно ударам его кулака. – Ты, черт возьми, разбил машину, что обошлась мне в целое состояние! И думаешь, я не догадался, что ты специально разгромил ею мой рекламный щит? Гребаный щенок. Открывай! Повторяю последний раз!

– Блядь… – тихо выругиваюсь я и перекатываюсь набок, стаскивая свое тело с кровати.

Натянув по пути боксеры, я подхожу к долбаной двери и трижды перекручиваю ключ в замке, затем распахиваю ее, встречаясь взглядом с разъяренным отцом. Его суровое лицо раскраснелось от гнева. Густые брови сдвинуты и грозно нависают над синими глазами, в которых разразилась буря.

– Уже успели доложить? – усмехаюсь я, но мощная пощечина отца срывает с моего лица язвительную улыбку.

– Ты перешел все границы, – твердо поясняет он, толкая меня плечом, и проходит вглубь комнаты. Можно подумать, что так он оправдывает свою выходку, но нет. Алонсо Сантана никогда ни перед кем не оправдывается. Тем более – перед своим убогим родным сыном.

Я неподвижно стою в дверном проеме, сжав кулаки. Правая рука тянется ко рту и медленно растирает по нижней губе капли крови. На языке чувствуется уже до боли знакомый привкус железа. Я облизываю губы и смыкаю до скрежета челюсти.

Стерпи, Дарио. Тебе не привыкать. Однажды ты выберешься отсюда.

– С кем ты был? – строгий голос отца раздается за моей спиной.

– Разве это имеет значение? – сухо выдавливаю я, разворачиваясь к нему лицом.

Нет смысла лгать. Машина попала минимум на три камеры, и Ревендж точно засветилась на парковке ресторана. Наверняка отец допросил Кита, когда обнаружил пропажу «Макларена».

Я неторопливо подхожу к кровати и упираюсь плечом в деревянную стойку, к которой раньше крепился балдахин, но я избавился от этого безвкусного дерьма в первую очередь, как только занял эту спальню – подальше от остальных членов нашей «дружной» семьи.

– Если не скажешь, ее быстро найдет полиция, – без прелюдий начинает угрожать отец. Хотя за прелюдию вполне сойдет его пощечина. – А если не справится полиция, я подключу ФБР. – Мой презрительный взгляд вгрызается ему в лицо. Если бы я мог, то набросился бы и сорвал это самоуверенное выражение лица собственными зубами.

Ненавижу его надменность. Ненавижу пафос, который душит, и я задыхаюсь даже в комнате с распахнутым настежь балконом.