Дело в том, что римская экономика к тому моменту была очень серьезно завязана на международную торговлю. Операции вели вплоть до Индии^[3]. Так вот, в Индию и вообще на восток из Рима ехали драгоценные металлы. Навстречу отправлялось множество товаров, особенно важными были индийские приправы. Это накладывало дополнительное бремя на римскую экономику. Но ограничить эту торговлю императоры не могли – заметную часть поступлений в казну составляли пошлины с этой же самой торговли.

Уже к эпохе Марка Аврелия серебряные и золотые рудники империи потихоньку истощались. Запас прочности у Рима и у его казны был колоссальным. Но поскольку вместо реформ императоры после Марка Аврелия по большей части валяли дурака, резали друг друга и подданных и решали сиюминутные задачи, в III веке двигатель уже вовсю барахлил. Понятно, что все кончилось не разом; это не было так, что все металлы по стране взяли и иссякли. Однако запасы истощались, своя добыча не компенсировала убыль, и Римская империя погружалась в воронку.

Что делают государи, обнаружив, что казна пуста? В разное время в разных местах ответ на этот вопрос был свой, но один из самых универсальных – «портят монету». Содержание благородных металлов в римских деньгах постоянно падало. Цены, соответственно, росли. Причем, разумеется, люди начинали придерживать у себя нормальные «настоящие» деньги, что, соответственно, выметало их из оборота. Императорам же деньги требовались постоянно, а горизонт планирования не у всех простирался хотя бы лет на пять, так что монетные дворы радостно чеканили все новые, все более дешевые денарии.

Наконец, попытки добыть денег чрезвычайными мерами, вроде конфискаций у неугодных или экстраординарных поборов, давали очень мало эффекта и в перспективе только ослабляли экономику. Разоренное хозяйство уже, разумеется, никогда не давало новых средств.

А государственные расходы не сокращались.

Каракалла решил поправить дела шагом полностью в своем стиле. В 212 году он даровал римское гражданство всем, кто жил на территории империи и не был рабом. Эдикт Каракаллы был вызван простым желанием увеличить налоговую базу: гражданство, кроме политических прав, означало еще и соответствующие налоги.

Шаг был беспрецедентный, и он многое говорит о том, в каком состоянии к тому моменту была держава. С приснопамятного 180 года прошло еще 32. От состояния «Мы живем в самой прекрасной стране на свете, и все остальные страны нам завидуют» за три десятилетия Римская держава перешла к «Суровые времена требуют резких мер».

Потребовалось совсем немного времени, чтобы добавить «…но и они не помогают».

Каракалла был убит во время похода на Парфию в результате простенького заговора Макрина – одного из его приближенных. Макрин вообще бы, может, и не собрался на покушение, но ему стало известно о доносе по поводу себя, и он решил сыграть на опережение. Непредсказуемость Каракаллы и легкость, с которой он отправлял любимых подданных под землю, была общеизвестной, так что не сказать, чтоб Макрин зря боялся. Теперь он сумел пролезть в императоры, но его главным активом был тот простой факт, что его имя не Каракалла. После смерти могущественного правителя все перевели дух.

На этом преимущества заканчивались. Новый император унаследовал казну, в которой ничего не осталось, Сенат, который его презирал за недостаточно знатное происхождение, и войну с Парфией, которую он не начинал. Новый император продержался год и был свергнут. Вместо него императором стал Элагабал (он же Гелиогабал) – подросток, посвященный в жрецы бога солнца и плодородия Элагабала. Юнец не был субъектом политики, за ним стояли его мать и бабушка, Юлия Соэмия и Юлия Меса. Юлия Меса был тетей Каракаллы по материнской линии. Мать же, Юлия Соэмия, объявила, что Гелиогабал – сын Каракаллы. Каракалле она приходилась, стало быть, двоюродной сестрой, но такой легкий инцест в те времена не считался компроматом, а какую ни есть легитимность это мальчику давало. В общем, войска провозгласили юношу императором, а Макрина, как обычно, убили.

От художеств Гелиогабала быстро потемнело в глазах даже у тех, кто привык к Каракалле, и тех немногих, кто помнил Коммода. Любовницы, любовники, публичные отправления экзотического и дикого для римлян культа. Ну и, конечно, полностью расстроенные государственные дела.

Гелиогабал «проправил» четыре года и кончил как все – его убили преторианцы в 222 году вместе с матерью. Его бабка, могущественная интриганка Юлия Меса, вскоре умерла своей смертью, что для времени и места можно считать блестящим достижением. В некотором роде ей наследовала Юлия Мамея, ее дочь и мать нового императора Севера Александра.

Север Александр сумел удержаться аж на 13 лет, и его правление стало некоторой передышкой для Рима, где с утра уже нельзя было понять, что будет вечером – то ли резня, то ли оргия, то ли совместят. Он неожиданно оказался неплохим правителем. По крайней мере, не прославился дикой расточительностью и просто дикостью. Проблема состояла в том, что ему досталась империя-катастрофа. Денег катастрофически не хватало. Повсюду гремели мятежи. Армия была готова убивать, но категорически не готова умирать и предпочитала лучше играть роль внутриполитической силы, чем защищать страну. На востоке Парфия переродилась в персидскую державу Сасанидов и развернула контрнаступление на Рим. Римская империя понесла серию поражений. Германцы, чувствуя слабость империи, начали переходить границы на севере. Попытки навести дисциплину в войсках кончились утратой репутации и, в конечном итоге, очередным заговором и гибелью императора и его матери Юлии Мамеи весной 235 года.

Итак, прошло 53 года с момента смерти последнего из «хороших императоров». В начале этого периода Рим обладал колоссальной экономикой, несокрушимой армией, прочным как скала политическим режимом и не имел причин переживать о завтрашнем дне. Теперь было трудно найти императора, который умер бы своей смертью, битвы и войны проигрывались одна за другой, а экономика была изодрана в клочья. Это было нельзя назвать даже упадком, это была катастрофа. В ближайшие десятилетия начнется настоящее крушение всего государства, и то, что возникнет на руинах, будет мало напоминать прежнюю империю.

Крушение той Римской империи, какую мы знаем, произошло не по какой-то одной причине, это случилось, так сказать, по всем причинам сразу. Климатические изменения подтачивали важнейшую основу любого тогдашнего развитого общества – земледельческое хозяйство. Истощение драгоценных металлов (и вообще металлов!) и дисбаланс внешней торговли подламывали денежную систему страны. Прекращение завоеваний не позволяло исправить проблемы обычным для Рима образом – не давало вбросить в экономику новые богатства и рабов. На экономический кризис наложился внутриполитический. На то и другое сверху – военные неудачи.

Сам Рим утратил прежнее значение. Прежние императоры имели опорой Сенат. А он находился в городе Рим. Теперь ситуация была иной. Сенат был лишен и формального, и неформального влияния. Император зависел от войска, наличие лояльных солдат было критическим вопросом выживания. А это значило, что правителю приходилось находиться в войсках, а не в Риме, и стараться держать под непосредственным постоянным контролем как можно больше бойцов. Новые императоры могли не то что не любить Сенат, они вообще часто не были знакомы с большинством сенаторов. Беда в том, что Сенат утрачивал нити управления, но их никто не перехватывал: это не был переход власти, это был вакуум власти.

Все эти беды наваливались друг на друга и друг друга усиливали. Рим знал глупых и слабых императоров, он сталкивался с внешними вторжениями и экономическими кризисами. Но здесь одно цеплялось за другое. Рим столкнулся с системой ударов по всем направлениям сразу.

Дезинтеграция

На Севере Александре оборвалась династия Северов, которая где неплохо, где худо, но кое-как поддерживала стабильность четыре десятилетия. Теперь все тенденции, о которых написано выше, развернулись в полную силу. Рим вкатился в дурное колесо: с 235 по 285 год, за ближайшие 50 лет, императорами Рима было провозглашено несколько десятков человек. Точное число назвать невозможно, поскольку сам факт существования некоторых из них спорен, но речь в любом случае идет о целой толпе (для сравнения, «хорошие императоры» – это пять человек за 84 года). Должность императора или человека, который заявил себя в таком качестве, была расстрельной. В перспективе от нескольких недель до пары лет претендент был покойником. Почти все были убиты внешними врагами, заговорщиками, мятежниками или покончили с собой в безвыходном положении из-за деятельности всех перечисленных. Двоим повезло умереть от чумы. Еще один скончался при туманных обстоятельствах, но, вероятно, все-таки от какой-то болезни. Смерть в своей постели от старости не пришла ни к одному.

При таких обстоятельствах никто не мог осуществлять эффективное управление империей на долгий срок. Сенат был отодвинут от рычагов реальной власти. Армия в принципе не была тем организмом, который мог бы направлять развитие государства, – да и, кроме того, не существовало единой сущности «армия», а были конкретные легионы, связанные со своими провинциями. Наконец, императорская власть была жестко ограничена кинжалом наемного убийцы или бунтовщика. Само слово «империя» уже не подразумевало единства. Политически страну разрывали на части «солдатские императоры»: легионы той или иной местности провозглашали государем то одного, то другого, в итоге его убивали или солдаты, или конкуренты. Попутно они вели боевые действия с правителем и друг с другом, разоряя страну. Экономика продолжала деградировать – на нее ко всему прочему наваливалось еще и бремя боевых действий. В стране шла депопуляция, города слабели, но при этом в сельской местности росло количество заброшенных участков.

Рим по-прежнему обладал колоссальным запасом прочности. Экономика империи крутилась, хотя чем дальше, тем больше по инерции. Но теперь у страны отсутствовала сама возможность куда-то организованно двигаться, строить планы хотя бы лет на пять, вести спланированную политику в какой бы то ни было сфере.

Любой император в первую очередь заботился о том, чтобы уничтожить любого, кто представляет угрозу. А угрозу представлял любой яркий человек во главе провинции или войска. Иной раз сложно было понять, не был ли очередной заговор и спровоцирован страхом репрессий. С другой стороны, любая попытка навести порядок и покончить с анархией как раз и приводила к яростному сопротивлению всех, кому порядок мешал, и гибели очередного правителя. Рекордным стал 238 год. Он начался в правление Максимина Фракийца – жесткого человека, который пытался навести порядок свирепыми мерами, конфискуя столь необходимые стране деньги и казня направо и налево тех, кого считал опасными. Террор нагнал страху, но кончилось все предсказуемо – Максимина убили вместе с сыном, трупы были обезглавлены и привезены в Рим, а вскоре убили двух соправителей, которых избрал из своей среды Сенат; попутно убили проконсула провинции Африка и его сына, которые заявили о претензиях на империю. Этот чудесный год вошел в историю как «Год шести императоров», причем по ходу выяснения отношений весело сожгли изрядную часть Рима.