Одинокая сосна (страница 7)
Всё дело в цепочке размышлений, которые незыблемо обращали его к воспоминаниям о Насте. Отчего-то в этот день ему вспомнился один из непродолжительных промежутков времени, когда он в течение двух лет стал регулярно заболевать ангинами, несмотря на то, что до этого если и болел чем-либо в принципе, то совсем редко – не более раза в год. Да и то мог пролежать в постели от силы дня три. В тот период – измученный рецидивами ангины, – раз за разом Игорь упорно старался выполоскать всю заразу и забрызгать всеми сподручными средствами. Тогда как Настя, утешая его и окружая всевозможной заботой, уговаривала не заниматься бесполезным самолечением и записаться к врачу. А на пятую или шестую ангину и вовсе подняла вопрос о том, что, быть может, Игорю бы стоило удалить миндалины. Но, во-первых, Игорь всё ещё надеялся на свой иммунитет – хоть вера в него и начинала пошатываться. Во-вторых, он очень не любил больницы и походы в них. Со всеми этими «войнами» в очередях, давками и суетой. Когда-то его было буквально не затащить туда. Только если ради каких-то справок для работы по бюрократическим причинам. Или для посещения стоматолога – Игорь страдал из-за вечных проблем с кариесом и при этом ненавидел зубную боль. Во всём же остальном он предпочитал придерживаться постулатов «время лечит» и «само пройдёт», из-за чего нередко бывало, что получал нагоняй от Насти.
Ну а касательно тонзилэктомии в принципе… Игорь и в страшном сне представить себе не мог, что ему придётся провести в стационаре не менее недели. Да и в принципе не очень хотел, чтобы ему ампутировали что-либо. Пусть и такой его кусочек, как переставшие справляться со своей задачей миндалины. Отбиваясь от уговоров, Игорь неудачно пошутил, что если и окажется под ножом какого-нибудь врача, то только патологоанатома и, разумеется, в первый и последний раз. Тогда они сильно поругались… Если Настя что и не любила, так это тему смерти, особенно в шутливой манере.
А ведь он и вправду искренне и в чём-то даже эгоистично полагал, что первым отправится в мир иной – или что там ждёт после смерти. Иногда усмешки судьбы особенно горьки.
Хоть Игорь и Настя прожили вместе все годы душа в душу, но, разумеется, небольшие конфликты у них всё же бывали. По разным причинам, в том числе и по совершенно неважным и глупым, на которые и вовсе не стоило тратить столь на самом деле драгоценное время – жаль, что понимание этого приходит лишь со временем. Зачастую и вовсе слишком поздно. Но никогда ни одна ссора не доходила до рукоприкладства. Никогда и ни с чьей стороны. Да и даже совсем изредка повышался тон голоса – о чём впоследствии кричавший жалел и обязательно со всей искренностью просил прощения. Оба они, несмотря на взрывные характеры, – с которыми боролись ради друг друга, – всегда старались как можно скорее помириться. Но за ту глупую шутку про патологоанатома Настя кричала так сильно и громко, что сорвала голос. И потом ещё два дня если и разговаривала с Игорем, то односложными ответами и короткими фразами.
Вот и теперь с этим чёртовым кашлем наверняка Настя уговаривала бы Игоря записаться к первому свободному терапевту… Игорь сидел на кресле-качалке и вспоминал, как на первые попытки отвечал просто, что само пройдёт или что пройдёт какой-нибудь стандартный курс а-ля помазать или попить витаминки. Затем отшучивался. А после раза десятого начинал раздражаться внутри, изо всех сил стараясь сохранять внешнее спокойствие.
Зачем я злился. Как не понимал, что по-настоящему важно лишь то, что есть на кого злиться…
Игорь вновь закашлялся. Во рту почувствовался слабый привкус крови. Чуи приподнял голову и взглянул на хозяина укоризненно.
– Ладно. Прямо сейчас запишусь к врачу. Тогда будешь доволен?
В ответ йоркширский терьер улёгся обратно, свернувшись калачиком, и, громко вздохнув, вновь сонно засопел.
Глава 2
Воскресенье, 25 июня, 2023 года
Его сознание словно отключилось. Нет, он прекрасно осознавал, кто он и где находится. Понимал, кто на него кричит и почему. Даже вскользь до него доходила суть всех тех фраз и предложений, что как из пулемёта с басистым стрёкотом и рёвом вырывались из широкого рта человека, одетого в строгий костюм неизменно чёрного цвета. Хоть и, признаться, ему было безмерно сложно сохранять напущенный на себя серьёзный и частично даже испуганный вид. «Если перед тобой большой по важности человек, то самой главное сострой заискивающий взгляд, в котором должны читаться уважение и страх», – так советовала ему мать с самого детства. Под «большой по важности» при этом она имела ввиду практически любого, кто имел хотя бы толику власти: будь то учитель, сотрудник паспортного стола, директор какой-нибудь конторы или хотя бы сотрудник почты. Она всегда перед всеми заискивала, из-за чего ему, особенно в подростковом возрасте, становилось за мать стыдно. А теперь вот он сам… стоит и, напуская на себя тот самый вид, который так ненавидел. И позволяет этому раскрасневшемуся мужчине, едва помещавшемуся за столом – оплывшему жиром столь сильно, что его пиджак неизменно расстегнут, а галстук болтается из стороны в стороны в такт колышущимся щекам, – орать на себя нечеловеческим голосом. Несмотря на то, что смог много достичь, обеспечить семью высоким уровнем жизни. Что ж, ради них он и должен терпеть и не сломаться. Лишь бы этот чёртов хохот, застрявший где-то в основании горла, не вырвался наружу.
Руслан стоял посреди обширного кабинета, в котором буквально каждая делать подчёркивала высокое положение владельца. На стенах друг напротив друга висели две картины, отдалённо напоминавшие что-то: то ли совершенно неудачные репродукции, то ли принадлежавших кисти неизвестных художников, пытавшихся копировать стиль и почерк великих мастеров. Руслан не смог определить, хоть и увлекался живописью: любил картинные галереи и выставки. Громадный шкаф тёмно-коричневого цвета с стеклянными дверцами по левую руку был забит пузатыми папками с документами, которые, как был уверен Руслан, не были покрыты слоем пыли только благодаря ежедневной работе уборщицы. Пустой деревянный пол, лишь у места его владельца у самого окна застеленный явно недешёвым красным ковром. А на нём стоял дубовый стол, за которым и сидел этот человек в высоком кожаном офисном кресле. Больше ни кресел, ни стульев не было – посетители были обязаны лишь стоять. В углу у стола, по всей видимости, задуманного как красный угол, висели в ряд иконы и под ними большой портрет президента, флаг и герб страны в широких металлических рамах. Но Руслан не особо верил как в набожность, так и искренний патриотизм этого человека. Он в принципе был уверен, что редка ситуация, когда показное выражение каких-либо чувств идёт от сердца, а не от каких бы то ни было скрытых и зачастую даже корыстных мотивов.