Тайная связь (страница 20)
Я обвиваю его запястье на своей шее и наслаждаюсь такими редкими эмоциями этого мужчины. Никогда не видела столько всего разного в его глазах, этими чувствами хотелось упиваться вечность.
– Раздевайся, Ясмин. Я хочу тебя, – произносит тяжело, с надрывом.
Чувствую. Чувствую бедром, как сильно он меня хочет.
Получив эмоциональную разрядку, мы оба хотели получить следом – физическую. Получить комбо эмоций, напиться, и чтобы хватило на как можно дольше.
– Видела, как он смотрел на тебя? Он тоже хочет тебя, Ясмин.
Камаль. Он имеет в виду Камаля.
Боже.
– Я видела…
– Мне это не нравится. Если бы он знал, что ты моя, он бы не посмел смотреть на тебя.
– Но никто не знает… – шепчу Эльману в губы.
– Если он притронется к тебе, я всем скажу, что ты моя.
Я качаю головой. Мы оба понимаем, что он не скажет. Не после того, как его отец назвал союз Романо и Шах – грязным кровосмешением.
Эльман опускает руку с моей шеи вниз и с легкостью оголяет грудь, отодвигая ткань моей кофты, которая и до этого – мало, что скрывала. Приятный холодок касается сосков, и кожа покрывается мелкими мурашками. Я не спешу прикрываться руками, позволяя разглядывать доступное ему тело.
– Ой, я забыла надеть белье.
– Одевайся скромнее, Ясмин, – предупреждает Эльман сквозь зубы. – Иначе на твоей совести будет чья-нибудь смерть. Ты же не хочешь этого?
Я иронично улыбаюсь и прикрываю глаза, когда горячий рот прикасается к соскам, Эльман жадно втягивает их губами и затем прикусывает, вырывая из груди болезненно-сладкий стон.
– Ложись на обещанный стол, Ясмин, – хрипло приказывает.
Я опускаю локти и позволяю Эльману уложить себя на стол, с которого еще недавно в него летели тарелки.
– А если сюда идут? – протягиваю шепотом. – Вдруг кто-нибудь услышал звон битой посуды?
– Плевать.
Эльман обрывисто дышит, оставляет мою грудь в покое и хватается за ремень.
Звенит знакомая пряжка, после чего Эльман спускает штаны и достает из боксеров тяжелый налитой член. Задрав мою юбку, он хватает меня за бедра и рывком притягивает к себе, не забыв надеть презерватив.
Я тихонько охаю, скользя по столу, а Эльман накрывает мой рот ладонью и одним толчком наполняет меня собой. Наполняет грубо, резко и сразу – до предела. Я молча прикусываю его ладонь, чтобы не застонать в голос, хотя сдерживаться было очень-очень сложно.
Он взял меня без прелюдий и ласк, без нежности и обещаний, что будет сладко.
– Ты ревнуешь, да? – спрашиваю хрипло. – Поэтому так грубо?
Вместо ответа Эльман задирает мою кофту, обнажая груди. Они покачиваются в такт его движениям во мне, и я вижу, как это зрелище сильно распаляет Эльмана, утраивая его желание изнутри. Склонившись, Эльман крепко целует меня в губы, но чувствует запах никотина и недовольно рычит.
Ревнует.
Ревнует к тому, что я курила с другим. Что другой кормил меня сигаретами. Не он.
Эльман не трахает, а присваивает меня. Очевидно, что наказывает. Он подхватывает меня на руки, крепче насаживая меня на член, а затем резко прислоняет к стене. Я охаю ему в губы, а он делает еще несколько размашистых толчков и останавливается прямо во мне.
– Не отвечай на его внимание, – просит с надрывом.
– Угу-м…
– Слышишь, Ясмин?
Я слышала, но, кажется, не слушала, потому что думала только о том, как сильно его член наполнял меня между ног и как сладко нам было. Говорить о Камале в такую интимную минуту – совсем не хотелось.
– Слышу…
Эльман хватает меня за подбородок, смотрит на меня рассеянным взглядом и попутно, не сдерживая себя, медленно двигается во мне.
– Быстрее, Эльман, – хныкаю ему в губы.
– Только не с Камалем, слышишь? – повторяет, как заведенный. – Не с ним. Только попробуй отдать ему себя, Ясмин…
– Только не с Камалем, – повторяю растерянно, прикрывая глаза от удовольствия. – Я помню наш уговор. Никаких других мужчин, пока я твоя.
Эльман берет меня за щеки и крепко целует – кажется, он хочет, чтобы запах курева навсегда исчез из моего рта. Запах Камаля. Запах другого мужчины.
Я прижимаюсь к горячему телу, льну в поиске ласки и тепла, но стук в дверь – разрывает наши сердца в пух и прах. Мое – так точно.
– Эльман, ты здесь?
О, боже.
Я распахиваю глаза и закрываю рот.
А сердце, остановившись на миг, несется вскачь в самую бездну.
Эльман замирает и перестает во мне двигаться, а затем и вовсе ставит меня на ноги и отходит. Я хватаюсь за стену, чтобы устоять на дрожащих ногах и поправляю юбку.
– Эльман, отец ждет тебя в кабинете, – произносит Диана Шах. – Они с Камалем сильно повздорили, и отец не в настроении. Приходи скорее.
Раздаются неторопливые шаги, и Диана Шах уходит. Эльман очень зол и неудовлетворен, он взъерошивает волосы и смотрит на меня голодным взглядом.
Перед тем, как уйти, он оборачивается и наводит на меня указательный палец:
– Я не договорил, Ясмин. Запомни, что с Камалем ты никогда не будешь – ни через год, ни через два. Если когда-нибудь ляжешь под него, я тебя шлепну.
Глава 21
Эльман
– Будь осторожен, ладно? Отец сейчас все воспринимает в штыки.
Я коротко киваю, пока мать советует, как лучше вести себя с отцом. Прожив с ним самые тяжелые времена, она точно хорошо знала, как подобраться к этому мужчине в плохом настроении.
– Я точно не тот, за кого тебе надо переживать, слышишь?
– А я переживаю, Эльман. Еще раз прошу тебя: не ввязывайся ни в какую войну. Я не хочу потерять ни одного из своих сыновей.
– Не потеряешь.
Я обнимаю мать, но сам варюсь в совершенно других мыслях. Если бы ты знала, мама, что в одну войну под названием Ясмин я уже ввязался.
– Я пойду к Ясмин, хотя бы поговорю с ней. Ты же знаешь, она дочь моей лучшей подруги и очень дорога мне.
Я киваю через силу. Ясмин дорога многим, а я вмешал эту девочку в грязную связь. Свету белому не показываю, прячу и делаю с ней те вещи, с которыми не смерился бы ни один родитель.
Только мне было все равно. Я хотел, и я получил. Мнения остальных для меня были далеки от авторитетных.
Отец ждал меня в кабинете. Он был на взводе и выпивал который по счету бокал так называемого успокоительного.
Я закрываю на собой дверь и обвожу холодным взглядом оружие рядом с ним.
– Для чего тебе пушка в собственном доме, отец?
– В моем доме чужак.
– Ты о Камале? – уточняю у него.
– Именно.
Я сажусь напротив и пристально смотрю на отца. Когда-то его боялись и считались с каждым его мнением, сейчас ничего не изменилось кроме того, что теперь за его спиной перешептываются – с возрастом Шах стал безумцем.
Отец вырастил четверых детей, отстроил шикарный дом и по-прежнему безумно любил свою жену, но с годами он стал все чаще бояться это потерять. Чем больше сделал, тем больше рисков – что в бизнесе, что в семье.
– Камаль уедет, и я позабочусь об этом, – даю отцу слово.
– Черта с два! Он заявил, что не собирается возвращаться в Лондон.
– И чем он собирается заниматься здесь? В свои тридцать один он не сможет занять ни одну из ниш, будучи дипломатом.
– Вероятно, он хочет занять верхушки, – морщится отец.
– Там уже занято нашим Мурадом, – парирую. – Для него держат место, для этого ему осталось пройти службу и доучиться. Камаль туда не протиснется без связей. Ему все двери здесь закрыты. Поводов для беспокойства нет, отец.
Шах молча кивает. Я смотрю прямо в его глаза и тоже киваю. Все схвачено. Все двери открыты для нас и закрыты для Камаля. Он стал чужим еще много лет назад, когда уехал учиться заграницу, тем самым отрезав все прибыльные и перспективные пути здесь.
Отец тяжело поднимается с кресла, с грохотом ставит пустой бокал и подходит к окну.
– Еще он интересовался смертью Руслана. У меня есть ощущение, что ему известно намного больше, чем все мы думали, Эльман, – протягивает отец и тычет указательным пальцем в окно. – Ты просто посмотри на эту парочку. Я всего лишь попросил его не связываться с итальяшками, а он ответил мне, что сам будет выбирать, кого ему любить. Любить, представляешь?
Я поднимаюсь следом, хотя лучше бы этого не делал.
Ясмин и Камаль. Он вытаскивает из карманов упаковку сигарет и предлагает ей.
Ясмин не отказывается.
Я сжимаю челюсти, наблюдая со второго этажа как она подносит сигарету к губам и с интересом слушает, что он ей говорит. Изредка улыбается и даже смеется. Изредка – это уже чаще, чем со мной.
– В свое время я, чтобы любить Диану, прошел все круги ада. Поэтому пусть Камаль не думает, что любовь достанется ему так легко, если он свяжется с Ясмин Романо. Пусть только попробует пойти против моего слова.
Я молча стискиваю кулаки за спиной, не выказывая эмоций. Лишь однажды, когда Ясмин чувствует мой взгляд и ненадолго поднимает голову, я мысленно обещаю ее выпороть.
– Первого июня я взял твою мать в жены. Первого июня, прямо в этот же день ее папаша выкрал мою жену. А теперь спустя тридцать с лишним лет его дочь находится в моем доме! Я скоро чокнусь с этими итальянцами, Эльман!
– Она сестра твоего зятя. Это логично, что она здесь, отец, – пытаюсь вразумить.
– Логики здесь нет, сын мой. Это небо надо мной посмеялось. Это небо надо мной посмеялось! Небо!
Процедив последнее слово, отец впивается в них глазами.
– Я отдал этим итальяшкам свою дочь. Бог с этим. Но ее в семью я не приму. Застрелюсь, но не приму.
Я прикрываю глаза, не зная, что ответить отцу. Он не спускает с них глаз и держит руку на рукоятке, а я только мысленно представляю, как он наводит дуло себе в висок, если я скажу ему правду.
Отец, Ясмин живет в моем доме, и я регулярно ее трахаю. После этой фразы сразу не станет Эмина Шаха. Мать не простит и уйдет следом за ним – такая у них была любовь.
– Красивая выросла, зараза, – потешается отец. – Если он с ней сведется, у меня станет вдвое больше врагов. Этого никак нельзя допустить, Эльман.
– Отец, войны с Романо уже не будет. Давид ослабел, теперь всем заправляет его сын, а Эмиль мягкотелый, и он прислушивается к Софии.
– На Эмиля у меня кое-что есть, поэтому он с нами. А вот Давид, Камаль и эта строптивая итальянка – огненная смесь. Кстати, что она имела в виду, когда угрожала мне на кладбище? Ты не знаешь?
Я подливаю виски в бокал отца и протягиваю ему. Он осушает в несколько глотков, я воздерживаюсь.
– Ты лучше скажи мне, что у тебя есть на Эмиля? – спрашиваю его.
– Он знает убийцу Руслана. И ты знаешь. Вы все его знаете.
Я с интересом наклоняю голову.
– Что это значит?
Отец садится в кресло и поднимает бокал с ироничной ухмылкой:
– Выпьем за того, кто сделает все ради своих детей. За меня.
– Это сделал ты.
Я не спрашиваю. Утверждаю. Пить уже не хочется – после этой информации голова трезвеет наглухо. Смерть Руслана на совести Эмина Шаха. Ни дать, ни взять.
– Месяц назад ты клялся, что Рустам ошибается. Ты злился, что он угрожает тебе цветами, – недоумеваю, стискивая челюсти.
– Я и сейчас злюсь. Никто не может мне угрожать. Никто!
– Ты солгал мне, отец. Спелся с Эмилем, а мне и слова не сказал.
– Я сделаю все, чтобы защитить сыновей и дочь. А ты чем меньше знаешь, тем крепче спишь, Эльман.
– Мать сказала, последние годы ты плохо спишь, – замечаю тихо.
И все же осушаю свой бокал в надежде переварить полученную информацию. Не переваривается.
– Ты жесток, отец. Я это знал, но ты переплюнул все. Тронуть Басмановых было чревато, очевидно, что теперь они мстят тебе.
– Я убью любого предателя, кем бы он ни был. Запомни это, сын. Если Камаль свяжется с итальянкой, его я тоже убью. И тебя тоже.
Отец смеется, я же – не свожу с него взгляда.
– Ты серьезно? – спрашиваю без тени на улыбку.