Только теперь я понимаю боль в его глазах при взгляде на Марию. Только теперь. Поцеловав Марию в розовую щечку, я отступаю и иду следом за братом, пока тот вытирает багровые пятна на руках о полотенце и прячет оружие под пояс.

– Эмиль, неужели ты бы выстрелил? – спрашиваю его.

– Если бы не был женат на Софии, да. В колени, кстати, всегда действенно.

– Боже, между нами ничего не было. Мы просто разговаривали.

– Этого достаточно.

Этого достаточно.

Полное безумие.

Заикнись я о том, что делал со мной Эльман… Эльман Шах был бы сиюминутно мертв. А потом по цепочке умер бы кто-то еще, потому что нельзя просто так взять и убить члена семьи Шах. Особенно – сына и наследника.

– Значит, только брак с Соней сдерживает войну между нашими семьями?

– Только мой брак с Соней, – подтверждает Эмиль.

– Понятно.

Брат останавливается возле той самой беседки, где мы уединялись с Эльманом, а позже – я собирала разбитую мной посуду.

Он достает сигареты из кармана, я же – бросаю потерянный взгляд на Камаля. Ему помогали Диана и София, и его лицо уже выглядело значительно лучше. Эмиль набросился на него как зверь, кровь была везде – на лице Камаля, на кулаках моего брата и на его одежде. И это случилось почти ни за что.

– Ясь, мне нужны объяснения, – требует Эмиль, закончив вытирать руки и закурив.

– Хорошо, я готова объясняться и отчитываться, – вздыхаю устало. – Хотя, кстати говоря, за всю жизнь я даже перед отцом отчитывалась меньше, чем перед тобой. Когда ты приезжал домой, то все мужчины на меня даже смотреть боялись, а когда ты уезжал, то с радостью продолжали угощать сигаретами и огнем.

– Отлично, напиши мне имена тех, кто ослушался меня и кормил мою сестру сигаретами, я их прикончу, – прищурился Эмиль.

– Вот еще. Не напишу.

– И как давно, Ясь?

– Эмиль…

– Я спросил: как давно?

Я отвожу взгляд, облизываю губы и произношу:

– С восемнадцати. Я попробовала, когда не стало мамы, а постоянно – с восемнадцати.

– Черт побери, Ясмин! – чертыхается брат.

– Мне отлично удавалось скрываться, потому что в доме папы постоянно пахнет сигаретами, ты знаешь. Вы же оба дымите. Это было несложно. Теперь ты в курсе, и я не буду оправдываться, я большая девочка и больше не нуждаюсь в чрезмерной опеке, Эмиль.

Эмиль стискивает челюсти и с силой взъерошивает волосы. Я не свожу с него взгляда и подмечаю, как сильно мы похожи. Брат и сестра, мы родились в один день, я – на несколько минут позже, поэтому Эмиль всегда считался старшим. Но я убеждена: даже будь он младшим, я бы всегда была под его внимательным надзором.

Только с годами от его опеки становилось очень тошно. Они с отцом контролировали меня во всем, и я всегда – соглашалась.

Все изменилось, когда я стала принадлежать Эльману, я как будто нарушила все мыслимые и немыслимые запреты и стала свободной от родительских оков. Я поняла, как долго жила по правилам брата, была примерной дочерью и сестрой и семь лет прятала сигареты под матрасом, хотя они оба, не задумываясь, подсаживали меня на этот дым. В доме ни на час не переставал куриться табак, но особенно сильно было трудно дышать, когда ушла мама.

– Почему рядом с тобой нет Валентино, Кармина и других?

– Я…

Я тяжело сглатываю, бросая взгляд туда, где Эльман укачивал маленькую Марию. Вот бы это именно он подошел и все объяснил моему брату, а не я, ведь лгать близким было очень и очень трудно.

– Я звонил Валентино, и он сказал мне, что остался ждать тебя в Петербурге. Он готов встретиться со мной, но я не успеваю попасть в Петербург. Почему ты прилетела одна? – повторяет Эмиль.

Значит, Валентино вернулся. Вернулся, как обещал. И как обещал – никому ничего не сказал.

– Я посчитала, что в доме Шаха мне не нужна охрана.

– Ясь, я бы хотел контролировать тебя здесь…

– Не сомневаюсь.

Брат прищуривается и делает длинную затяжку. Я постоянно с ним спорила, но в то же время – сильно любила.

– Но делать это издалека тяжело, – продолжает терпеливо. – Я почти растерял здесь связи, ты знаешь, что мне пришлось заменить отца и встать во главе…

– Во главе мафии, я понимаю. Не маленькая.

Брат нервно трясет сигаретой и затягивается так же глубоко, как я минутами ранее.

– Не наделай глупостей здесь, Ясмин, – просит тихо.

– Хорошо, не наделаю, – киваю тяжело. – Я нашла работу, Эмиль. Поэтому я бы хотела задержаться в Петербурге.

– Нахрена тебе работа? У тебя с собой около пятидесяти тысяч евро, я тебе лично выдавал из кассы семьи.

– С евро все в порядке. Это не совсем работа, скорее увлечение. Я теперь преподаю итальянский, Эмиль.

Брат крепко затягивается, не сводя с меня взгляда. Я прячу руки за спиной и продолжаю:

– Возможно, мне дополнительно позволят преподавать историю Италии. Но пока об этом рано говорить, это будет после сессии с началом нового учебного года.

– Отец не в курсе?

– Я еще не говорила. Может быть, ты замолвишь за меня слово?

– Моя сестра нигде не пропадет, – усмехается Эмиль. – О чем я еще не знаю?

– Эмиль, я соврала папе, что живу у родственников.

– Где ты живешь? – прищуривается, доставая вторую по счету сигарету.

– Андреа вернулся на Сицилию, и я решила, что угрозы нет. Я хочу самостоятельности, Эмиль. Я почти не знаю тех родственников, к которым меня отправлял папа. Если бы здесь была мама… С мамой все было бы по-другому, Эмиль.

Брат опускает голову, быстро затягивается, быстро выдыхает дым. Он нервничает. Очень. Разговор о матери для нас – как ножом по сердцу. А еще моя самостоятельность его пугала, ведь он привык меня во всем контролировать.

Брат был сильно рад, когда я решила обручиться с Андреа, ведь тогда можно было перестать нести за меня ответственность и передать ее другому.

– Мы посадили Андреа и членов его группировки за решетку, – произносит Эмиль. – После того, как им вынесут приговор, ты должна будешь вернуться в Италию.

– Я же сказала, что пока не планирую.

– Ты вернешься, Ясмин, – отчеканил Эмиль. поднимая взгляд. – Здесь слишком опасно. Везде. Санкт-Петербург, Калининград, Волгоград и все, что севернее – это зона влияния Шаха. Каждый его сын так или иначе заправляет большими делами.

– Я думала, у них бизнес.

– Такой же, как у нас на Сицилии, Ясь.

Я кусаю губы, вспоминая, какой у нас бизнес. Порой нечестный, а точнее – всегда нечестный. Много дел так и не перевелись в раздел легальных, что-то отбирают у нас, а что-то отбираем мы. Папа каждый год обещает, что через пару лет у нас будет вот это и вот то – и все это будет легальным и безопасным, но по факту после легализации мы создаем новое. Незаконное. И так по кругу.

– Но ведь у Эльмана строительный бизнес, – поправляю. – Насколько я знаю.

– А у нас винодельня, Ясь, – с усмешкой произносит Эмиль. – Веришь?

У нас было много виноделен.

Но вином мы никогда не занимались…

– Но ведь ты женился на его дочери, – привожу последний аргумент. – Между вами прекращена война.

– Это не так. Пока мы работаем вместе, здесь безопасно. Стоит мне сорваться с крючка Шаха, как нам всем нужно будет валить отсюда.

– Ты на крючке у Шаха? Что это за крючок, Эмиль?

– Неважно.

– Допустим, – соглашаюсь с ним. – Но у нас здесь находится дядя. И его земля никогда не станет для нас чужой. Я не права, Эмиль?

– Не права, Ясь. Не вздумай туда соваться. Сейчас нам там опаснее, чем в самом доме Эмина Шаха.

Я бросаю взгляд высоко в небо и щурюсь от волгоградского солнца, а подвеска дяди Рустама, кажется, прожигает мою душу. Я думала вернуть ее брату, но теперь не уверена, что стоит поступить именно так, поэтому опускаю руки и не решаюсь достать из кармана найденную вещицу.

– Что между вами случилось? Это как-то связано с Русланом?

– Не лезь, Ясь.

Я молча поджимаю губы.

– Есть проблемы поважнее. В тюрьме на Андреа напали и порезали некоторые части его тела, оставив истекать кровью. Его членов семьи не тронули.

Я с шумом сглатываю. Какие части тела – догадываться не приходится.

– Мы не отдавали такой приказ, – произносит Эмиль. – Ясмин, у тебя есть знакомые мужчины из других семей, которые могли бы отомстить Андреа таким образом?

Я качаю головой:

– Нет. Никто бы не посмел делать что-то впереди нашего отца. Ты знаешь, на Сицилии вас все боятся.

– Тогда кто это сделал, Ясь? Из-за этого перенесли дату вынесения приговора.

– Что ты так смотришь? Думаешь, я сама отдала приказ? Мне же самой лучше, если его быстрее повесят, – качаю головой.

– Я знаю, что ты красивая девочка, Ясь. И все мужчины хотели бы так или иначе заполучить твое внимание, а значит, и отомстить взбесившемуся Андреа за тебя.

– Разбирайтесь сами, – качаю головой. – Я без понятия, кто истерзал Андреа.

– Я понимаю, ты злишься, – спокойно произносит Эмиль.

– Злюсь, потому что вы обещали маме бросить. Папа обещал прекратить этот бизнес!

– Его невозможно прекратить, Ясмин.

– Но папа обещал! Маме и мне.

Я замолкаю, тяжело дыша.

Эмиль тоже распаляется, курит и курит – без перерыва.

– Все будет легально и безопасно, говорил он. – цежу тихо. – Мне уже двадцать пять, и я устала слушать эти обещания из года в год. Я остаюсь здесь, Эмиль.

– Можешь остаться до конца лета, – соглашается Эмиль. – Ведь из-за травмы Андреа приговор перенесли на три месяца. Оставайся, сколько хочешь. Но максимум до начала осени.

Рядом раздаются шаги, и Эмиль замолкает. Я поднимаю глаза, встречаясь взглядом с Эльманом, и взволнованно облизываю губы.

Зачем он пришел?

Заметив Марию на его руках, я немного успокаиваюсь, но все равно чувствую мелкую дрожь. Эмиль наспех потушил сигарету и взял дочь на руки, однако, Эльман Шах уходить не собирался.

Он засунул руки в карманы и спокойно произнес:

– Я услышал, что ты переживаешь за свою сестру.

Бах-бах.

Бах-бах.

Зачем Эльман вмешался? Зачем говорит с Эмилем? Разве он не видит, как меня трясет от страха быть раскрытыми?

Для чего он все это затеял? Показать свою власть, свое преимущество?

– И чего? – Эмиль пожимает плечами.

– Это оскорбление для нас. На земле Шаха твою сестру никто не тронет. Ей безопасно здесь.

– Я сам решу, где моей сестре безопасно, – прищуривается Эмиль. – Уж точно чужого человека спрашивать не стану, Эльман Шах.

Я опускаю глаза, сильно кусая губы. До крови. Он назвал Эльмана чужим человеком, подчеркнув его фамилию, а для меня он самый первый. Самый первый мужчина.

– Решай сколько влезет, – иронично ухмыляется Эльман. – Но я сказал, что, называя нас угрозой, ты оскорбляешь всю нашу семью. Не стоит пугать свою сестру, считая нас чудовищами. Хотя даже чудовища умеют любить.

Бах-бах…

– Это ты к чему сейчас? – сплевывает Эмиль.

– К тому, что ты мне должен. В свое время я помог тебе в борьбе за свою сестру. За тобой должок, Романо, и не один.

Бах-бах…

– Надеюсь, ты не забыл? – прищуривается Эльман. – Если ты забыл, то я напомню. Только благодаря мне ты сейчас находишься в браке с моей сестрой. Ты мне должен. И я за приду за долгом, когда наступит время.

Я смотрю на брата и замечаю, как сильно он стискивает кулаки, а его лицо – багровеет. Неприятно, когда напоминают о том, что ты должен. Особенно – когда об этом напоминает Шах.

– Про долги я не забываю, – произносит Эмиль на удивление спокойно.

– Тогда до скорой встречи, Эмиль, – бросает Эльман и разворачивается, чтобы уйти.

– Надеюсь, ты будешь просить о реальных вещах, Шах.

– Долг отказа не терпит, Эмиль.

Я наблюдаю, как Эльман расслабленно уходит, а вместо этого мне безумно хочется, чтобы он остался, и чтобы мы все вместе поговорили, как одна большая семья. Чтобы не было долгов, многолетней неприязни, и чтобы они больше никогда не поднимали друг на друга оружие.

Так хочется, так хочется.

Так хочется сказку.