Провожая Эльмана взглядом, я обращаюсь к брату:

– Ты говоришь, что я не должна злиться, но ведь я даже не могу выйти замуж за того, за кого я хочу.

– Еще скажи, что тебя выдавали за Андреа насильно. Ты сама выбрала его, – парирует Эмиль, укачивая дочь на руках. Кажется, что вместе с уходом Эльмана он немного остыл.

Как же сильно они не переносили друг друга!..

Вместе за одним столом их можно только представить. Вместе, где не будет лететь посуда и где не будут раздаваться выстрелы из оружия за то, что Эльман трахает дочь Романо.

– Андреа был выбором без выбора, Эмиль. Вот и все, понимаешь? – я возвращаюсь мыслями к брату.

– Я считал, ты выходишь замуж по любви.

Я качаю головой, смазанным взглядом посмотрев на напряженную спину Эльмана. Он уходил неспеша.

– По любви? – бросаю ему в след.

Я поворачиваюсь к брату и цитирую их с отцом слова:

– На ту семью не смотри, Ясмин, они наши враги.

– На эту семью не смотри, они финансируют наших врагов.

– А эти – вообще не наших политических взглядов, мы должны поддерживать власть Италии, Ясмин.

– Ты называешь это по любви, Эмиль? – усмехаюсь иронично.

Эмиль долго молчит, погрузившись в собственные мысли. Я вытаскиваю сигареты из кармана брата и решаюсь закурить. При нем.

Мы движемся дальше, прогуливаясь по территории Шаха. Здесь было красиво, но очень и очень душно. Я хотела поскорее покинуть это место.

– Мама хотела, чтобы ты была счастлива, – произносит Эмиль.

– Я счастлива здесь. Я хочу остаться.

– Здесь нельзя, Ясмин. Нельзя.

Я разминаю фильтр, не решаясь спросить зажигалку у брата. Он дает мне ее сам, буквально разрешая закурить при нем.

– Спасибо.

Убедившись, что рядом никого нет, Эмиль признается:

– Я буду плясать под дудку Шаха еще немного. Потом он включит характер и для тебя станет здесь опасно. Как и для нас.

– Тогда он потеряет дочь и внучку. Он должен это понимать.

Эмиль иронично ухмыляется и качает головой:

– Он давно это принял. Дети от дочерей принадлежат той семье, в которую дочери вступают, и Эмин понимал это еще до рождения Софии. Когда ты выйдешь замуж, у тебя будет также, Ясмин. Ты возьмешь другую фамилию, и твои дети станут членами другой семьи. Теперь ты понимаешь, почему опасно связываться с Шахами?

Я киваю.

Понимаю. Головой понимаю, душой – нет.

– Потому что дети наследников Шаха – принадлежат им. Всецело и полностью. Ты потеряешь любое право голоса. Ты потеряешь нас, Ясмин. Поэтому отец хочет, чтобы ты вышла замуж на родине – там главнее ты и твоя фамилия.

Я закурила. Все же.

Глубоко затянувшись, я крепко зажмуриваюсь. Дети от Шаха – опасно. Это полное подчинение, отсутствие выбора и лишение своей семьи.

Я знала это. Но у нас с Эльманом всего лишь тайная связь, не предполагающая детей. Все будет хорошо.

– Случись любой раздор между нашими семьями, и они отнимут твоих детей, если ты не примешь их сторону.

– Ты поступишь так с Софией, когда ей придется принять чью-то сторону? – спрашиваю его.

– Она примет мою сторону. Потому что я ее муж, она теперь носит мою фамилию, и у нас ребенок. Я решаю, где она будет жить, как часто она будет видеться со своей семьей, и я решаю судьбу наших детей. Также будет и с тобой, если ты ляжешь под кого-либо из Шахов. Но я знаю, что ты так не поступишь. Я знаю, сестра.

Я закрываю глаза, дыша лишь одним дымом. Никотин на время вытаскивает меня из самого дна, в которое я упала, когда легла под Шаха.

Когда я открываю глаза, на моих коленях лежат ключи.

– Это ключи от моего дома в Санкт-Петербурге. Живи там, Ясмин.

– Нет.

– Нет? – Эмиль удивленно поднимает брови.

– Я не буду жить одна в огромном доме под наблюдением толпы мужиков из твоей охраны.

Эмиль вздыхает, прячет ключи в карман и достает другие.

– Это от квартиры Сони. Квартира не сдается, в ней сделан отличный ремонт, и ты можешь пожить там до конца лета.

– Но эту квартиру ей подарил Эльман с отцом, – произношу тихо.

– Это собственность Сони, тебе не стоит ни о чем переживать. Если не устроит, я куплю тебе другую, но ты не будешь снимать чужие квартиры.

– Хорошо, я приму их. Спасибо, Эмиль.

Не уверена, что эта новость порадует Эльмана, но все равно благодарю брата крепкими объятиями и прячу ключи в карман юбки.

Еще некоторое время я нянчусь с маленькой Марией, а через несколько часов брат с женой улетают в Италию, и я вместе с ними – до столицы. Родители Софии уговаривают ее задержаться на подольше, чтобы дать время побыть с внучкой, но Эмиль непреклонен – нужно улетать, и слово мужа было законом.

Когда я провожу аналогию, что такой же патриархат может быть в нашей с Эльманом семье – я содрогаюсь, ведь в нашем случае, я уверена, все было бы во стократ хуже.

В столице у нас случилась пересадка. Эмиль с женой и дочерью остались ждать рейса Москва-Палермо, а я, пообещав брату скоро вернуться в Петербург, не сделала этого. Выйдя из столичного аэропорта, я села в такси и назвала знакомый адрес, а уже через час стояла перед воротами такого родного дома. В детстве я проводила здесь много времени, но теперь здесь было в разы больше охраны.

– Вы кто такая?

– Приехала Ясмин Романо. Доложите хозяину.

Пока я ожидаю разрешения, на телефон приходит сообщение. От Эльмана. Пальцы немного покалывают, но я открываю текст.

Нигде не задерживайся. Я хочу тебя.

– Проходите, – слышу через несколько минут.

Чуть дрожащими пальцами я спешно печатаю ответ:

Сделаю тебе минет за свое опоздание. У меня появились дела.

Меня обыскивают на наличие оружия, но в этот раз я его не взяла, поэтому проблем не возникает. Затем меня ведут по большой зеленой территории.

Ступая не нетвердых ногах, я приближаюсь ко входу и вижу в дверях особняка до боли знакомое лицо. Не зная, улыбаться мне или остаться серьезной, я выбираю второе и решаю заговорить первой:

– Могу войти?

Глава 24

В этом доме все поменялось.

Кардинально.

И дело даже не в ремонте и не в смене фасада – это просто чувствовалось. Просто чувствовалось. И все. И еще прошли годы, разумеется. Прошло много чертовых лет.

– Надеюсь, я не потревожила вас своим приездом, дядя, – произношу спокойно.

Но в душе – целая буря. Приехав к Басмановым, я будто совершила преступление против собственной семьи. Хотя раньше мы все были единой семьей. Раньше, намного раньше.

– Ты не можешь потревожить, Ясмин. Я рад тебя видеть. Полина тоже.

Я киваю, встретившись взглядом с дядей. Я видела фотографии и знала, что в молодости Рустам Басманов был красивым мужчиной, и сейчас ничего не поменялось. Только с годами в нем прибавилось статности и шарма.

И появились кусочки черной болезненной мглы в глазах…

Как у Эльмана.

– Проходи, Ясмин.

Дядя приглашает меня внутрь и закрывает за нами дверь. Из кухни выходит его жена, Полина Басманова, и тепло меня обнимает.

– Пойдем, Ясмин. Располагайся в гостиной. Мы как раз собирались за стол, скоро приготовится обед.

– Спасибо, Полина.

Полина кивает и, рассеянно посмотрев на мужа, уходит на кухню. Кажется, там что-то подгорает, и она тревожно спешит убавить температуру на плите.

Я провожаю ее взглядом, подмечая, каким потерянным взглядом Полина одарила дядю. Кажется, она почти не изменилась – все также красива и также любит мужа. Кажется.

– Как у тебя дела, Ясмин?

– Все хорошо, спасибо. Я приехала погостить, некоторое время здесь жила моя мама, и я соскучилась по корням.

– Я знаю, почему ты здесь. У Давида проблемы, – морщится дядя. – Он сильно сдал, раз не смог справиться с молодняком. Поэтому он отправил тебя сюда. Я в курсе, можешь говорить прямо, Ясмин.

– Просто у Андреа было численное преимущество, – я принимаюсь защищать папу. – Но их восстание уже подавили. Эмиль помог.

– Эмиль… Понятно, Эмиль, – повторяет Рустам задумчиво, а следом жестко растирает лицо и ведет нас в гостиную.

Рустам указывает мне на диван, а сам садится на кресло и забирает со стола пепельницу. Через несколько секунд в его руках щелкает зажигалка, и по гостиной разносится знакомый дым.

В этом доме, я помню, никогда не курили.

Никогда раньше.

– Раньше ты не курил, – замечаю я. – У папы весь дом пропах сигаретами, а у вас никогда такого не было.

– Все течет и все меняется, Ясмин, – протягивает дядя, поморщившись.

– Тебя что-то беспокоит, дядя? – спрашиваю его, замечая излишнюю мимику.

– Значит, твои отец и брат зазнались настолько, что даже не смогли обратиться ко мне за помощью? Почему они отправили тебя в Петербург, а не ко мне?

Я пожимаю плечами и умалчиваю об отцовском запрете приезжать к дяде. Кажется, между братьями достаточно ненависти, и распалять ее еще больше – очень не хотелось.

Раньше мой отец носил фамилию Басмановых, и Рустам с Давидом считались родными братьями, пока мой отец не узнал, что он – приемный. Но их отношения не охладели ни после этого, ни после возвращения отца на кровную родину. Они охладели значительно позже – когда погиб Руслан Басманов.

– Я тебе не враг, Ясмин, – произносит Рустам. – Рад, что ты приехала.

Я разглядываю гостиную, но почти сразу останавливаюсь на портрете Руслана Басманова. Он был написан простым графитовым карандашом, но от него веяло горем. Очень сильным. Еще несколько портретов были посвящены дочери и сыну.

– Как поживают Лейла и Богдан? – спрашиваю дядю о детях.

– Хорошо, – выдыхает Рустам. – Лейла недавно родила третьего ребенка.

– Вы снова стали бабушкой и дедушкой.

– Да. Богдан закончил университет и строит бизнес. Я помогаю.

– Поздравляю, – произношу искренне. – Я так давно не видела брата и сестру. Скучаю по детству.

– Только Руслана нет с нами меньше года, – добавляет Рустам и смотрит прямо на меня.

Я стираю с лица улыбку и кусаю губы. Не знаю, чем помочь. Правда, не знаю. Опустив глаза, я замечаю отсутствие кольца на безымянном пальце дяди. Сердце предательски екает…

– У вас же был такой крепкий брак, дядя…

– После трагедии с Полиной случилась депрессия. Она потребовала развод и выбросила наши кольца.

Я с трудом проглатываю противный ком в горле и чувствую себя виноватой – в том, чего не делала. Наверное, я не должна здесь находиться, ведь моим отцу и брату, очевидно, закрыта дорога в этот дом.

– Но ведь ты не виноват, Рустам.

Иногда я звала Рустама по имени, он сам просил не называть его дядей и шутливо добавлял, что так он чувствует себя стариком.

– Я просрал сына, Ясь.

– Не говори так.

Рустам качает головой, тушит сигарету, но почти сразу хватается за новую. Боже, как больно.

– Я его упустил. Чертов отец, чертов я, чертов Эмин!

Я учащенно дышу, пока Рустам коротко затягивается. Вот-вот Полина позовет нас на обед, а мы в раздрае. Полном.

Я знала, что много лет назад отец Рустама взял на воспитание старшего сына Рустама Басманова – он научил его бизнесу, научил любить власть, деньги и женщин. В прошлом году мой брат и Руслан Басманов схлестнулись в борьбе за Софию Шах. Руслан проиграл. Его больше нет.

Руслан играл нечестным путем, и Эмин Шах его наказал. Эмин Шах был убийцей – жестоким убийцей. Самое больное, что в этой истории каким-то образом был замешан мой брат. Об этом говорят все – поверхностно и намеками, но я была далеко не глупенькой и понимала, почему между братом и отцом сильно испортились отношения.

Сложив руки в замок до побеления костяшек, дядя произносит:

– Я просрал сына, и она не может мне этого простить.

– Вы разводитесь? – спрашиваю я с шумом.

Неужели?..

Боже.