Глава 61

Сицилия

Месяц спустя

– Молись, чтобы родилась девочка. За наследниками они возвращаются, – слышу тихое предупреждение.

В начале октября на Сицилии было тепло и солнечно, но в моем сердце замерзала Антарктида. Я опускаю глаза, устремляя взгляд на пока еще плоский живот.

Затем смотрю на Эмиля в попытке поймать его взгляд, но брат уже давно не смотрит на меня – с тех самых пор, когда вытащил меня из рук озверевшего Эльмана. Можно сказать, что это первые слова, которые я услышала от него за много суток, до этого Эмиль даже смотреть на меня отказывался.

Эмиль не ел со мной за одним столом.

Сначала попытался, но затем он перевернул стол, опрокинув его на пол, хлопнул дверью и уехал на целые сутки в неизвестность. Мы с Софией остались выметать осколки посуды и вычищать ковер от остатков еды. С тех пор София приносила мне поднос с едой в комнату, прося не показываться брату на глаза.

Эмиль больше не говорил со мной.

Он даже не ругался. Не матерился. Он как будто умер внутри, и только стеклянные глаза, изредка моргающие, давали понять, что он живой.

Я умирала вместе с ним.

Объяснения не требовались – его маленькая чистая невинная сестра побывала в постели двух Шахов. Из одной постели он вытащил меня сам, впрочем, как и из рук Эльмана.

Когда я пришла к нему рассказать о свадьбе и о том, что стрелял не Камаль, а я, он сказал короткое, но емкое: «Убирайся». Со слезами на глазах я убралась, только перед этим попросила папе ничего не говорить.

Однажды я спросила у брата о судьбе Эльмана, а он на меня так посмотрел – разве что только не ударил. Больше я не спрашивала, собирая крупицы информации через Софию.

Я пала перед ним в постели Камаля, а после Эльмана и вовсе перестала для него существовать.

Сегодня был важный день, к которому меня готовили месяц. Эмиль бы еще раньше выдал меня замуж, но раны от рук Эльмана на моем лице зажили только сейчас.

– Брат… – зову его спустя долгое время.

– Я не желаю с тобой разговаривать.

– Почему ты так жесток ко мне? Почему не дал сделать аборт?

Эмиль игнорирует мой вопрос. Он поправляет свой галстук на шее, словно тот его душит, и направляется на выход.

У выхода он тихо прошелестел:

– Я должен.

– Кому?

– Я должен Эльману. Он защитил моего ребенка. За мной долг. Это превыше всего.

Я провожаю брата взглядом, умирая изнутри.

Когда он оборачивается, я воодушевляюсь. Он давно не смотрел на меня, давно не смотрел.

– Я не хочу этого ребенка, – молю, пытаясь разжалобить.

Эмиль поднял в воздухе руку.

Это ознаменовало конец.

– О беременности никто не должен узнать. Ни отец, ни твоя сицилийская подружка. София – тоже. Сообщим всем, когда вы с Камалем вернетесь в Лондон после продолжительного медового месяца. Так ни у кого не будет сомнений, что ты забеременела в браке от своего мужа. Камаль согласен принять этого ребенка. Кажется, он по уши в тебя влюблен. Если не сейчас, то позже ты познаешь радость материнства и скажешь мне спасибо.

– Не скажу.

Дверь с грохотом закрывается, оставляя меня одну.

Я вздрагиваю и оседаю на мягкий пуф. Спустя время ко мне приходит София и моя сицилийская подружка Лаура, они помогают мне надеть утонченное свадебное платье. Платье – это единственное, что я выбирала сама, мужа мне выбрал Эмиль, а Камаль был только счастлив.

Я без пяти минут его жена. Папа не сказать, что был счастлив от новости о нашем браке, но Эмиль все очень правдоподобно завернул и представил наш брак в красивой конфетной обертке.

Когда отец спросил меня, люблю ли я Камаля, я солгала. Взгляд брата обязывал согласиться, и папа ничего не заподозрил. Годы изменили его и затуманили его разум, чтобы понять всю ужасную действительность, а делами семьи давно заправляет Эмиль. Эмилю и дано было последнее слово, которым он обрек меня на материнство и замужество.

– София, ты грустная, – замечаю бледность на лице невестки. – Что-то случилось?

– Мама каждый день плачет, отец тоже слег.

София смаргивает слезы. Возможно, если бы не ее состояние, она бы заметила горечь и на моем лице и непременно что-нибудь бы заподозрила. Получается, мне все на руку.

– Это такое несчастье. После свадьбы ты можешь слетать домой, проведать семью…

София качает головой, а затем поглаживает живот.

– Эмиль не отпускает. Сказал, что до родов я не смогу навестить семью, это лишние переживания. Эмиль стал жестким, иногда я не узнаю в нем того человека, за которого выходила замуж… Он отвернулся не только от тебя, но и от меня.

Я всячески пытаюсь успокоить Софию, догадываясь обо всех причинах, по которым Эмиль стал таким. Со мной он теперь тоже такой.

– Мне жаль, – говорю ей тихонько.

– Ты не виновата в том, что случилось месяц назад с Эльманом.

Еще как виновата.

Но об этом я стараюсь умалчивать.

София сдерживается из последних сил, а затем выкрикивает:

– Я даже не знаю, смогу ли прилететь к нему на похороны!..

– Не думай так, – прошу ее строго. – По крайней мере Эльман еще живой. Не говори про похороны. Не говори, прошу.

Голос срывается.

Мы обе замолкаем.

Чуть позже София переключается:

– Откуда у тебя этот шрам?

От Эльмана.

София прикасается к моему лицу, трогая частичку моего уродства. Эльман, прижигая сигарету о кожу, нарочно оставил память о себе. Теперь на моем виске шрам, зимой я планирую постричь челку и скрыть его таким образом.

Я отвожу взгляд и лгу:

– Я упала.

– Да, ты уже это говорила, но он не похож…

– Я упала, Софи. Мне больше нечего сказать.

Когда София уходит, мы с подружкой остаемся одни, и неожиданно она произносит:

– Не стану ни о чем тебя спрашивать, но если ты не счастлива, то хотя бы на алтаре сделай вид, что счастлива.

– Хорошо…

– Выбора нет, да?

– Нет…

– Мои партнеры по сексу тоже не оставляют мне выбора, – делится Лаура. – Я говорила тебе, что они узнали друг о друге? Ты не представляешь, что тогда было…

– Что? – улыбаюсь немного.

– Они начали соревноваться, кто меня больше достоин! Каждый из них приготовил пасту, а потом они заставили меня выбрать, кто из них приготовил пасту вкуснее!

Я расхохоталась на всю комнату пока Лаура продолжала свой изумительный рассказ.

– …и они оба позвали меня замуж! Ясмин, я просто не могу выбрать кого-то одного! У меня ужасная трагедия, ты не представляешь, как мне больно! У тебя хотя бы один, а у меня двое!..

Не переставая хохотать, я едва дождалась, пока Лаура покинет мою спальню, чтобы навзрыд разрыдаться. Я осталась одна всего на двадцать минут, после – соберутся гости и прозвучит мелодия, под которую я должна буду выйти к алтарю, ведомая отцом.

Да, Лаура, я совсем не представляю, как тебе больно.

Мое свадебное платье блестело и искрилось в отличие от моих потухших глаз. Оно было длинным и в меру обтягивающим – я сама выбрала пошив, потому что хотела успеть поносить приталенные платья пока мой живот не станет совсем большим. Туфли были на высоком каблуке, а волосы убраны в низкий пучок – как тогда, на последней встрече с Эльманом в том старом-старом доме.