– Куда? – спрашиваю, застыв как изваяние, когда мужчина коротко кивает в сторону двери и, развернувшись, идет первым, не дожидаясь меня. – Я задала вопрос! Или тебя тоже мой акцент не устраивает? – Хриплый голос звучит в воздухе слишком резко и нагло, когда я не слышу ответа на поставленный вопрос. Как бы я ни пыталась держать себя в руках, злость все больше берет контроль надо мной, урывками пробиваясь наружу.

Не знаю, почему меня так сильно задевают слова об акценте – возможно, потому, что я сама до этого насмехалась над Артемом, но своего не замечала, либо просто обидно, потому что в Штаты я больше никогда не вернусь… Теперь моя жизнь кончена во всех смыслах: я застряла в Самаре до конца своих дней… или пока Багровский не отправится в чистилище.

– Слухай сюда, раз не догоняешь. – Мужчина останавливается, устремляя на меня взгляд голубых, как морская вода, глубоко посаженных глаз. – В этом доме хуева туча мужланов, которые готовы раздербанить тебя в клочья по одному только щелчку. Каждый из них мечтает, что босс даст ему вволю поизмываться над заморской девкой и поиметь. Изнасилование – самое меньшее, что с тобой произойдет в этом доме. – Голос его убийственно спокоен и размерен, словно он устал от всего происходящего и хочет поскорее закончить этот разговор. – Тут, знаешь ли, не любят «приезжих», и преимущественно тех, кто свалил с родины, да еще и таким гнилым способом. Поэтому, если хочешь остаться целой и невредимой, просто молча иди за мной и не останавливайся, че бы тебе ни сказали. – Он заканчивает свою тираду, а я только и хлопаю глазами, внимая его наставлениям.

– Зачем ты мне помогаешь? – Выйдя из оцепенения, подхожу к темноволосому сквозь сковывающую движения боль, напустив на себя маску равнодушия и стервозности, а сама нервно тереблю ногтем указательного пальца материал платья. Глухой стук каблуков отдается от стен и терзает и без того расшатанные нервы. – Разве ты не один из них? – Во рту у меня самая настоящая пустыня Сахара, даже слюны не осталось, чтобы смочить пересохшее горло…

– Не приемлю насилия к женщинам, даже к таким, как ты. – Он отводит взгляд и стучит по закрытой двери, чтобы нас выпустили.

Господи, какие они тут все нелогичные! Если подручный Олега пришел, чтобы вывести меня, зачем запирать дверь? Куда я смогу сбежать из дома, полного шавок? Тем более я не могу это сделать сейчас, по крайней мере, пока мой брат в руках ублюдка.

Страшное осознание приходит не сразу: я вообще в принципе не собираюсь сбегать… мне некуда и не к кому возвращаться.

«Даже к таким, как ты».

Это же какой антигерой я в глазах местных бандитов! Ну надо же, восемнадцатилетняя девчонка в роли монстра Самары!

Дверь с лязгом открывают, и мы выходим наружу, в длинный коридор, больше похожий на катакомбы.

– Где мой брат? – бесцеремонно спрашиваю, когда голубоглазый, повернув налево, шагает первым. Я топаю за ним, а следом – тот, кто открыл нам дверь. Однако отвечать на вопрос никто не спешит, что не удивительно, я особо и не рассчитываю на это. – Как тебя зовут? – Не знаю, зачем мне его имя, просто хочется знать имя человека, который оказался единственным в стае шакалов, что разговаривал со мной более или менее по-человечески.

– Рома, – он сухо констатирует факт, но мое имя не спрашивает, что тоже не удивительно: естественно, он его знает.

– Харош лясы точить! – подает голос идущий позади. Интересно, где тот, со шрамом на лице? Хотя пофигу, пусть горит в аду вместе с Багровским!

Ужас! Я что, проникаюсь местной атмосферою и завожу любимчиков и нелюбимчиков?!

Запах сырости пропитал всю меня насквозь, кажется, что я сама стала состоять из нее эдак процентов на восемьдесят. Морщу нос, стараясь дышать через раз от отвратительного запаха, который снаружи камеры заключения стал ощущаться более явным.

Коридор заканчивается у крутой металлической лестницы, ведущей наверх, по которой наше трио начинает подниматься в том же порядке. Мои колени практически не сгибаются, каждый шаг дается с трудом, и, чтобы не свалиться, приходится держаться за холодные перила, обжигающие и без того замерзшие пальцы.

– Шевели булками, не на подиуме, цыпа! – Поднимающийся следом, ворча, продолжает свои токсичные замечания, но я молчу, крепко стискивая челюсти и прислушиваясь к словам Ромы. Обычно я не внимаю советам, но тут интуиция подсказывает мне, что, если я хочу выжить и помочь брату выбраться отсюда, мне лучше помалкивать и не рыпаться.

Удивительно, да? Сама в шоке от своей кратковременной мудрости. Надеюсь, амнезии не случится и через пять минут я не кинусь на кого-нибудь.

Наконец-то многострадальные ступеньки заканчиваются, Рома нажимает на ручку двери, и мы попадаем в гигантский холл дома, из которого мне удалось сделать ноги меньше года назад. Господи, помилуй!

Помощник Олега, или кто он там, не соврал: повсюду снуют шавки, бросая в мою сторону взгляды: кто-то – презрительные, заинтересованные, а кто-то – плотоядные. Но ни один не решается произнести омерзительные слова, как вчера тот, шрамистый.

Однако все равно они уроды, от которых воротит!

В беспокойной голове собирается целый консилиум, обсуждающий разные варианты развития событий, что будут дальше происходить со мной в этом персональном аду. Что уготовил на этот раз Олег? Если до побега Багровский собирался сделать меня его персональной рабыней… ой, простите, женой, то сейчас у него явно кровожадные планы, намного изощреннее.

Помню, Мишка говорил о слухах, что бандит сдаст меня в один из своих борделей. Неужели он и вправду это сделает? Сглатываю ком в горле, не желая даже представлять, как другие мужчины будут, не церемонясь, касаться моего тела против воли.

«Успокойся, пока еще ничего не известно».

Изучающе оглядываюсь по сторонам в поисках хоть малейшей зацепки, где может быть мой брат, но, насколько я помню, на первом этаже нет спален, а на фото, что выслал этот урод, Миша был то ли в спальне, то ли в кабинете; думаю, туда после вчерашнего его и вернули.

Роман уверенной походкой пересекает холл и начинает подниматься по уже деревянной и весьма внушительной винтовой лестнице, ведущей на второй этаж. Да за что мне такое наказание?! Взбираться – иначе это не назовешь – на этот раз становится еще труднее, особенно когда знаешь, что за тобой пристально наблюдают коршуны, которые только и ждут позорного падения, чтобы напасть на жертву и разорвать ее в клочья.

Не дождетесь! С гордо поднятым подбородком держусь за перила и глубоко дышу через рот, смотря прямо перед собой на красный ковролин, постеленный на лестнице.

В доме местного наркобарона, бесчестного картежника, самого настоящего мошенника, короля борделей и просто барыги, совершенно ничего не изменилось: все тот же стиль «дорого-богато», с огромным количеством золотых оттенков вокруг: ваз, подрамников картин, канделябров, ручек дверей, гардин. Абсолютно каждая деталь отливает этим цветом из каждого угла. Как говорится, бог дал Олегу все, кроме чести и хорошего вкуса. Все вокруг так и кричит о «статусе», который Олеженька сам себе и присвоил, грабя других людей, грабя мою семью и не только.

На втором этаже Рома проходит через зону с диванами и ведет меня к массивной дубовой двери, за которой находится кабинет Багровского. Могли бы просто сказать, куда идти, я и сама прекрасно знаю расположение этого проклятого дома. Ухмыляюсь про себя: помнится, в последний раз он пытался изнасиловать меня в этом самом помещении. Что будет сегодня?

Подчиненный несколько раз уверенно стучит в закрытую дверь, за которой сразу же слышится властный голос:

– Заводи! – Нажав на золотую ручку, брюнет отходит в сторону, пропуская меня внутрь кабинета одну, и закрывает, оставшись снаружи, когда я вхожу. Перестановки в комнате за прошедшее время не случилось. Багровский гордо восседает за столом, шторы за его спиной закрыты, но не плотно, солнечный луч слабо пробивается внутрь, озаряя мрачную обитель. – Садись, – выдыхая едкий сигаретный дым, кивает на коричневое кожаное кресло напротив массивного темного стола.

Как же я тебя ненавижу, мразь! Так и хочется кричать, но я плотно стискиваю зубы, ведь дала себе обещание ради освобождения брата.

Уверенно ступая по паласу, прохожу к указанному месту; мебель характерно потрескивает, когда я опускаюсь в нее, бросая на урода немигающий взгляд, полный нескрываемой ненависти. Олег молча курит, наблюдая за мной с прищуром, словно обдумывает что-то в своем недалеком котелке. Складываю руки на груди, ибо они безумно чешутся запульнуть чем-нибудь в мерзкое лицо. Стараюсь не смотреть на стекла шкафов: не хочется видеть в них грязное отражение и ломать свою психику раньше времени.

– Ты победил, Олег, – спокойно произношу без ноток ненависти и сарказма. Я должна быть хитрее, чтобы он отпустил Мишу. Со вчерашнего дня я так и не узнала, что с моим братом и как он сейчас себя чувствует. Внутри все клокочет от злости, но я сдерживаюсь. – Я прилетела, как ты и хотел, больше никуда не денусь. Теперь отпусти моего брата. – Моя речь размеренная, словно я пытаюсь договориться с умственно отсталым человеком, который не совсем понимают, чего от него хотят.

Так и есть, он ведь неандерталец!

Багровский поднимается со своего места, царственно обходя стол и останавливаясь за моей спиной. Сижу рвано дыша, не потому, что боюсь его, нет, я боюсь себя и того, что могу вытворить, а делать это нельзя… пока что.

Грубые руки опускаются на мои оголенные плечи. Я мгновенно напрягаюсь, не понимая его дальнейших действий. Снова собрался устраивать самосуд?

– Сара, Сара… – Прокуренное дыхание Олега опаляет ухо, пока его мерзкий нос, прижимаясь к моей щеке, ведет вниз, к шее. – Ты ж понимаешь, что сама меня довела, да? Я ж не хотел тебя ломать, девочка моя, ну зачем ты так ведешь себя по-сучьи? Заставляешь гоняться за тобой, вынуждаешь Мишаньку приплетать. Пацан из-за тебя который день тут уже торчит, а вчера еще и пиздюлей отхватил.

Зажмуриваюсь от омерзения, когда он делает слишком глубокий вдох на ложбинке в шее. Что ты пытаешься вынюхать у меня после проведенной в подвале ночи, придурок?!

– Не пытайся внушить мне чувство вины. Я не дура, чтобы повестись на твои манипуляции. – Слишком резко дергаюсь влево от омерзительных губ, что слегка водят по коже, на что он начинает заторможенно смеяться, как будто нюхнул чего перед моим приходом.

– Дуру я б и не пытался вернуть. – Тон Багровского кардинально меняется, в нем больше не остается того томного подтекста, только холодная ирония, присущая этому бесчестному ублюдку. Олег отлипает от меня и обходит кресло, опираясь своей задницей на стол прямо перед моим лицом. – Знаешь, месяцами до это момента я был уверен, что, когда верну любимку свою, то всю душу из тебя выебу, а когда надоешь, пущу по кругу и отправлю отрабатывать бабки.

Я не моргаю, пристально смотрю в его болотного цвета глаза, горящие одержимым блеском от сказанного, словно, проговаривая эти мерзости, Олег представляет это и упивается своей властью.

– А сейчас? – озвучиваю вопрос, которого он ждал, коль скоро прервал свою речь, наблюдая за моей реакцией.

– Передумал, – лениво изрекает Олег с самооценкой «Бог», протягивает руку к столу и поднимает с пепельницы недокуренную сигарету, явно не похожую на обычную. Сделав слишком длинную, на мой взгляд, затяжку, он приближается и, наклонившись поближе и не отводя взгляда, выдыхает дым прямо мне в лицо, отчего я закашливаюсь, борясь с приступом тошноты.

– Ненавижу! Когда ты уже сгинешь, торчок?! – выпаливаю, не удержавшись, после очередного приступа кашля.